— Нет, — хрипло простонала она. — Я соберусь с силами и убью их.
— Сумасшедшая. Их много.
— Увидим. — Умма отвернулась от него и не в силах больше сдерживаться, в голос зарыдала.
— Эй, Ярмес, уж не обидел ли ты гостью? — раздался недовольный голос Крайлад.
— Нет, — невозмутимо отозвался племянник. — Она оплакивает своего брата. — он положил сзади руку на голову Умме и стал гладить ее по волосам, то и дело натыкаясь на обрезанную прядь от второй косы.
К рассвету девушка успокоилась, перестала плакать и ненадолго забылась коротким сном. На этот раз ей приснился Бер, который сидел на корточках у костровища Собак и показывал сестре обгоревшие бляшки от своего пояса.
На утро Умма проснулась и устроила хозяевам то, что и обещала.
* * *
— Сучье племя! Не подходи! — за поясом у девушки торчал кремневый нож с плоским лезвием. Перехватив косы своих пленниц одной рукой, Умма другой вытащила оружие и приставила его к горлу старшей из сестер. — Отдай мне их, Крайлад. — прохрипела она. — И покончим счеты между нашими семьями. Сюда вскарабкаются все Медведи. Двое пропавших — многовато для нашего рода. За нас будут мстить.
— Не дури, Умма. Никто вас не найдет. — сухо бросила хозяйка стойбища. — Не всякий будет рыться в золе! — и обернувшись к сыновьям, махнула рукой. — Заткните ей пасть!
Умма, осознав, что терять ей нечего, нажала на нож. Желтоватое лезвие окрасилось кровью, и жертва, как подкошенная рухнула к ногам гостьи. В тот же самый момент вторая женщина рванулась из последних сил и отскочила от Уммы, оставив клок волос у нее в кулаке. Оглушенная болью она обеими руками схватилась за голову и рухнула у входа в пещеру. С ее темени был содран кусок кожи.
— Горит! Горит! Голова горит! — выла Собака. — Убейте ее!
Братья и так уже не нуждались в ободрении. Они толпой ринулись на Умму и смяли бы девушку, если б сбоку на них не налетел Ярмес.
Он размахивал увесистой буковой дубинкой, расчищая вокруг свободное пространство. Его палка опустилась на голову одному из нападавших, и тот отвалился в сторону, зажимая кровавую вмятину на лбу. Одной рукой Ярмес помог Умме подняться, и та снова вступила в бой.
— Чтоб ваши матери рожали только дохлых младенцев! — вопила девушка, орудуя кулаками. Она была сильной, очень сильной. Брыкаясь и сопя медведица отбивалась от мелких жилистых Собак, облепивших ее огромное тело, как гончие на травле.
Шум стоял такой, что никто в стойбище не услышал приближающийся стук копыт. Поэтому, когда на дороге, переваливавшей со склона горы на ее гребень, показались всадницы, таща своих коней в поводу, на них даже не обратили внимания.
— Верхом! — крикнула Бреселида. — Оружие готовь! В драку не вступать.
Измученные женщины взгромоздились на усталых кляч, у которых уже ноги разъезжались на ровном месте. Подъехав поближе, всадницы рассмотрели подробности свалки. Посредине дерущихся мощная девица с одной косой молотила руками во все стороны. Она хватала врагов и ими, как палицей, валила остальных нападавших. Рядом с ней мелькала дубина другого отбивавшегося, образуя живописные ряды павших противников.
Оба осажденных отличались силой и упорством, но их шансы были невелики.
— Когда-то и я была не промах. — с завистью вздохнула Гикая. — Поможем ей? Клянусь Аресом, такого бойца не всякий день встретишь. А у нас потери…
Все это Бреселида могла сказать себе и сама, но прощала вмешательство старой «амазонки», для которой все от командиров десяток до самой сотницы были «дочками».
Бреселида подняла руку.
— Вклиньтесь между ними!
Только теперь жители стойбища заметили отряд. Они выставили было дубинки, но были в минуту смяты всадницами.
— Хватит! Прекратите! — кричала Бреселида, разъезжая мимо сгрудившихся в кучу собак. — Почему вы хотели убить этих людей?
— Они сами на нас напали! — выкрикнула Крайлад.
Сотница с сомнением хмыкнула.
— Вдвоем? На целое стойбище?
— Это правда, госпожа. — весь залитый кровью Ярмес подошел к Бреселиде и положил руку на круп ее лошади. — Эта женщина потеряла брата и пришла мстить за него. — он тяжело дышал.
Бреселида повернулась к Умме, которая пыхтя и цепляясь за камни, поднималась с земли.
— Девушка, у тебя нет головы. — укоризненно сказала всадница. — Ты рисковала своей жизнью и жизнью своего мужчины, зная, что вас все равно убьют.
— Они съели моего брата. — упрямо выдохнула медведица.
— Как съели? — озадаченно переспросила Бреселида.
Умма запинаясь и жестикулируя толстыми пальцами, изложила свою версию. Когда она останавливалась, подыскивая нужное слово, Ярмес вставлял короткие реплики.
— Он видел. — девушка ткнула в него пальцем. — Но ничего не мог сделать один.
— Да, вдвоем вы много натворили. — скептически протянула сотница. — А ты собственно кто? Ты здешний?
— Я их родственник. — Ярмес показал на столпившихся у пещеры Собак. — Дальний. Мое стойбище вымерло зимой.
— Ладно, — кивнула сотница и снова повернулась к жителям деревни. — Я не могу вас рассудить — это дело царицы. Я возьму с собой сестру убитого и тех женщин, которых она обвиняет. — Бреселида поморщилась. — Кажется, их осталось только две. А вы сидите смирно! — она сдвинула брови.
Меотянки помогли Умме и сестрам-преступницам взобраться верхом. Благо после потерь под Дандариком свободных лошадей хватало.
Впереди за неглубоким распадком маячил лесок, за ним теснина и снова склон, поросший кривоватыми соснами.
— Вперед. Шагом. — приказала Бреселида. — Надо отъехать отсюда подальше, чтоб встать лагерем.
— Собаки теперь убьют меня! — Ярмес с отчаянной силой вцепился в узду ее лошади. — Как только вы уедете.
Сотница недовольно покусала губу. Двое мужчин в отряде — это уже через чур. Двое на 80 баб — начнутся распри. Да и вообще мужчина в сотне — плохая примета. Но сейчас ее всадницы очень устали. Они больше всего хотят перестать двигаться, вытянуться в струну и умереть. Хоть бы и на этих камнях!
Бреселида кинула враждебный взгляд на сестер-собак, которые пожирали родственника ненавидящими глазами, и, наконец, решилась.
— Садись. Вон, на чалого. Удержишься верхом?
Парень помялся и не без труда влез лошади на спину.
— Будешь ехать с нами до тех пор, пока сможешь держаться сам. — сказала амазонка. — Не удержишься, скину в первой же яйле.
Ярмес молча кивнул.
— Не думай о нас плохо. — смягчилась всадница. — Просто у меня мало времени. Если не сможешь, обещаю оставить тебе лук и немного еды. Выбирайся сам.
— А эти как? — осмелился спросить он, кивнув в сторону Уммы и ее невольных спутниц.
— Эти — другое дело, — с неохотой признала Бреселида, — они для царского суда. Нельзя позволить, чтоб роды вырезали друг друга. — всадница вздохнула. — Их мы довезем хоть на крупах собственных лошадей. А ты — человек без семьи, и твоя смерть никого не затронет. Прости.
