— Конец. — сухо сказал Гекатей. Это были последние слова, которые услышала от него Арета.

Огибая холм, они наткнулись на несколько патрулей. Архонт с досадой подумал, что, если б его разъезды вокруг Пантикапея несли службу также бдительно, как меотянки, он был бы спасен.

Гекатей закрыл воспаленные от пыли веки и представил, что ничего этого нет. Остро захотелось вернуться всего на несколько часов назад, когда утром милая Левкоя, собираясь на прогулку, аккуратно шнуровала ему сандалии, а он смотрел на белую точку ее макушки среди тугих каштановых завитков…

Веревка резко дернула руки пленника вперед, и архонт нехотя открыл глаза. Перед ним, как соляное изваяние, сидела верхом Арета, ожидая, пока очередной патруль осмотрит ее добычу. Эта жестокая девочка, помнившая только свою боль, убила Левкою. Да и его жизнь не продлится до завтра. Страшно было сознавать себя стоящим на дороге со связанными руками и выдерживать злорадно-любопытные взгляды всадниц Тиргитао.

Арета разумно не сказала им, кого ведет. Иначе они разорвали бы Гекатея на месте.

Описав дугу вокруг холма, «амазонка» и ее пленник увидели, наконец, ряды войлочных палаток с круглыми разноцветными щитами у входов. На мгновение Гекатею показалось, что Тиргитао нет в лагере, потому что вызолоченный конский хвост — знак царского рода — завернулся от ветра за шест и не был виден. Пленник испытал что-то вроде облегчения, хотя знал, что отсрочка только увеличивает муки заключенного. В следующую секунду морской бриз вновь начал трепать царский штандарт перед самым большим из шатров, и сердце Гекатея сжалось.

Он понуро опустил голову, исподлобья глядя, как Арета спрыгнула с коня и на подгибающихся от усталости ногах побрела к кухне. Там стояла громадная врытая в землю амфора с водой. Всадница хотела пить. Гекатей сглотнул, ощущая, как пересохло горло. Однако о нем едва ли кто-то здесь позаботится.

Две молодые меотянки по знаку Ареты начали выпрягать лошадей из колесницы. В это время со стороны холма раздался звук трубы, дробный топот копыт, и на площадку перед лагерем ворвалась кавалькада всадниц на взмыленных лошадях. Впереди мчалась царица в золотом поясе — она лично объезжала окрестности, но, как видно, увлеклась охотой. Через шею ее лошади была перекинута косуля.

— Мы настреляли вам сусликов! — весело крикнула Тиргитао и осеклась, споткнувшись взглядом о пленника.

Гекатей пронаблюдал смену чувств на ее лице: удивление, недоверие и, наконец, хищная, мстительная радость.

— Кто… кто его поймал? — неожиданно осипшим голосом спросила она.

— Я. — Арета выступила вперед и поклонилась Тиргитао.

— Девочка моя, иди сюда, я тебя расцелую! — царица спрыгнула с седла и, взяв подошедшую Арету ладонями за щеки, сочно расцеловала под крики общего восторга.

Потом Тиргитао повернулась к архонту, и в ее кошачьих глазах зажглось мрачное торжество.

— Здравствуй Гекатей.

— Здравствуй. — глухо ответил он.

Странно, но за все годы союза он так и не научился понимать эту диковатую женщину. Ее непредсказуемость, неуравновешенность, вспышки ничем не вызванного гнева и столь же неожиданной щедрости сбивали архонта с толку. Она казалась зыбкой, как море в шторм, и никогда нельзя было заранее сказать, что царица сделает в следующий момент.

Вот и сейчас Тиргитао хрипло рассмеялась и, протянув руку, похлопала мужа по щеке. В ее жесте было столько угрозы, что никто из присутствующих ни на секунду не усомнился в истинных намерениях царицы.

— В грот его и на цепь. — бросила она. — Когда вернется Гекуба? Сколько можно собирать травы?

Последние слова ясно обрисовали для Гекатея его дальнейшую участь. Упоминание главной жрицы Трехликой не сулило ему ничего, кроме скорой гекатомбы.

Архонта отвели в сквозной грот, служивший кладовой для съестных припасов. Здесь, в холодке, они дольше не портились. Но человека, вошедшего в тень круглых каменных сводов, ожидала погребная сырость. Только что он задыхался на адском пекле, теперь продрог до костей.

Гекатея приковали к стене толстой медной цепью. Может быть, здесь держали животных, предназначенных к забою? Хотя почему не держать их на воздухе? Или он не первый пленник, кого привели сюда?

Прямо перед ним на шероховатой стене желтой выцветшей охрой был нарисован мальчик Дионис с огромным устремленным вверх фаллосом. Кроме этого, подпиравшего небо члена, в облике Страдальца не было ничего победного. Голый, измученный, безоружный с многочисленными ранами, отмеченными более густой красноватой краской, он стоял в окружении девяти женщин, выстроившихся полумесяцем. Это была убивающая луна.

На жрицах красовались короткие треугольные юбки. Они стояли по возрасту. На левом крыле совсем юные девочки с плоской грудью. В центре зрелые, явно рожавшие женщины с полными молока сосцами и не пустым чревом. Замыкали полукруг старые жрицы с вывороченными от многочисленных родов животами и отвислым выменем.

Среди них бегали собаки, а высоко над головами большая черная ворона несла в когтях крошечную фигурку — отлетающую душу Диониса.

Еще минута, и опьяненные погоней жрицы кинутся на него, чтоб растерзать и разбросать тело в борозде. Чем больше жертва будет при этом стенать и плакать, тем больше дождей выпадет на следующий год.

Гекатей облизнул разом пересохшие губы. Он стоял в пещере, где держали жертвы для священной охоты. На стене кто-то пальцем написал: «Бедный Пел». Кто был этот Пел? Спасся он или был растерзан, как Дионис? Надпись была сделана сукровицей пополам с какой-то грязью.

Гекатей закрыл глаза. Разыгравшееся воображение живо нарисовало картину, как несчастный стоял у стены. Из разбитого носа текла кровь помолам с соплями и слезами. Под ногами образовалась целая лужа. Пленник опустил руку и написал свое имя: «Бедный Пел». Бедный Гекатей!

Архонт попытался расслабиться. Это у него плохо получилось, но на время он впал в оцепенение.

За ним пришли ближе к полуночи. Яркая луна над морем была хорошо видна сквозь второй выход пещеры. Широкая дорожка жидкого серебра колыхалась на волнах. «По ней сегодня уйдет моя душа», — подумал Гекатей.

Его вытолкнули на улицу. Там уже собралась целая процессия меотянок с факелами в руках. Шесть пар жриц несли на головах священные дары в плоских плетеных корзинах. За ними катилась колесница с низкими бортами, в которую впрягли его прекрасных белых жеребцов. На ней стояла деревянная статуя Девы с ярко-золотым полумесяцем на лбу. Прямо за колесницей было место жертвы, и стражницы тупыми концами пик втолкнули Гекатея туда.

Следом двинулось целое шествие. Только теперь бывший «царь» увидел Гекубу в красном жреческом гиматии, плотно закрывавшем голову старой гарпии. Рядом с ней шла Арета, которую прорицательница крепко держала костлявой рукой за локоть. Девочка слегка пошатывалась, и Гекатей подумал, что она для поддержки сил уже надышалась дымом сожженных листьев лавра. Их аромат стойко держался в воздухе и даже ему слегка ударил в голову.

Вдруг стало смешно. Чего они все вырядились в красное и тащатся с похоронными рожами? Сейчас его убьют и что с того?

Следом за распирающей радостью сердце захлестнула тоска. Захотелось выть. Через несколько шагов по свежему воздуху голова стала необычайно ясной. И вот тут нахлынул страх.

Арету сильно мутило. Она так и не смогла есть сегодня после приезда в лагерь. Как испуганный зверек, девочка забилась в угол своей палатки и продрожала до темноты. Она знала, что делает что-то не то. Что каковы бы ни были вины Гекатея, Тиргитао заплатит ему сторицей. Смутное раскаяние шевельнулось у нее в душе. Почему она не убила его еще в степи?

В голову лезли совсем не те воспоминания, которые могли поддержать ее ненависть. Вместо перекошенных рож и тяжелого дыхания скотов, насиловавших ее у камней, перед глазами вставала залитая солнцем дорога к пантикапейским воротам и в конце нее облаченный в золото улыбающийся архонт богатыми дарами встречает отряд меотянок, прибывший в город с хлебом…