— Глупости! Заплачу виру!

— Победитель побежденному? Вдумайся, что ты говоришь? Хочешь, чтоб над нами смеялись?

— Стой! — Тиргитао кричала из шатра, обращаясь к Македе.

Но злобная сотница, которой охрана Делайса уже успела осточертеть, распластала пленника на земле. Стражницы освободили от веревок его левую руку и, крепко держа, вытянули ее вперед.

Бреселида сообразила раньше сестры, что начальница охраны намеренно не слышит приказа. Она выскочила из шатра и изо всех сил толкнула Македу в спину. Сотница пошатнулась и удар ее акинака пришелся по касательной, задев лишь мизинец Делайса.

Адская боль обожгла руку. В глазах потемнело. Теперь он лежал на земле, засунув пальцы в рот и действительно давясь хлеставшей из раны кровью.

— Ты добилась своего! — взвыла Бреселида. — У тебя в охране одни суки!

— Тихо! — прикрикнула на нее царица. — Я приказала остановить…

— Тогда добейся, чтоб хоть кто-то слушался твоих приказов! — гневная «амазонка» развернулась и зашагала по склону вниз.

— К пленным. — Тиргитао указала на Делайса. — Ты, Македа… — она с гневом уставилась на охранницу, — Ты… — ее лицо вдруг разгладилось, а губы сложились в усмешке. — Ты все сделала правильно.

Царица зашлась хрипловатым смехом.

— Врежь ему хорошенько, но не убивай. Бреселида права: он будет полезен.

Македа пнула лежавшего на земле пленника в челюсть, от чего тот прикусил руку.

— Велено тебя поучить.

С четверть часа она и ее стражницы пинали сына архонта ногами, а потом поволокли вниз к другим пленным. Дорогой они проходили мимо Совиного холма, откуда меотянки стаскивали убитых, чтоб сжечь их. В такую жару от разлагающихся на солнце трупов легко могла начаться зараза. Тогда наступавшие пострадали бы от болезней больше, чем от штурма.

Среди всадниц Делайс заметил Бреселиду. Теперь он разглядел ее хорошенько и понял, что это та самая сотница, в которую метила Совиная Мать с холма. Женщина спешилась и наклонилась над одним из тел. Пленник увидел Гекатея. Смерть уже обозначилась на его лице желтизной щек и синевой вокруг глаз. К удивлению Делайса, сестра царицы сидела перед начальником северной стены на земле и медленно перебирала пальцами его черные измазанные кровью волосы.

Оглянувшись вокруг, пленник понял, что Бреселида не одна. Многие меотянки, блуждали среди павших, точно разыскивая кого-то, а когда находили, принимались плакать. За время союза женщины Тиргитао так часто съезжались с пантикапейскими дозорами, что почти у каждой нашелся бы среди врагов друг и любовник.

* * * * *

Пелий был среди остальных пленных. Он подобрался к своему несчастному господину и долго перетягивал ему палец обрывком своей туники. Гоплит не жаловался, хотя Делайс видел, что другу досталось крепче, чем ему самому. Правый глаз оруженосца совсем заплыл, из рассеченного бедра сочилась кровь. Кроме того, Пелей как-то странно сидел, все время переминаясь с одного бока на другой.

— Что с тобой? — спросил Делайс.

— Две сучки едва не насадили меня на копье, как на кол. — ответил тот. — Сразу после штурма. Потом приехала какая-то Бреселида и резню свернули. Главное, что вы живы. — он ободряюще улыбнулся другу. — Говорят, вас спасла сестра царицы?

— Сестра царицы и есть Бреселида. — пояснил Делайс. — По моему из-за нее меня как раз чуть не убили.

— Во как. — удивился Пелей. — Ну ничего, пока мы, слава богам, живы, а что будет завтра — посмотрим.

Делайса умилило простодушное отношение друга к случившемуся: «Сидит на развороченной заднице и хвалит богов, что копье из уха не вышло!»

Обнявшись, они заснули. Но к середине ночи у Пелея начался жар из-за раны в бедре. А Делайсу не давала спать кровь, толчками пульсировавшая в кисти левой руки. Ворочаясь на жесткой земле, он вдруг услышал тонкий свист флейты над головой и медленно поднял глаза. На камне возле них сидело крылатое существо, слабо отливавшее золотом в темноте, и нежно дуло в тростниковую дудку.

— Привет. — сказало оно, повернув лицо к пленнику.

Делайс сразу узнал солнечного лучника, но на всякий случай переспросил:

— Кто ты?

— А сам не догадываешься?

Молодой воин ерзнул. Ему неприятно было видеть Иетроса после того, как тот помогал меотянкам.

— Ты не хочешь разговаривать со мной? — чуть насмешливо спросил Феб.

— Я не понимаю, как Аполлон может сражаться на стороне варваров? — с вызовом заявил Делайс.

— Это для тебя я Аполлон, — парировал гость, — а для кочевников — Гойтосир, как для критян Паэн… У меня много имен и только дома, на родине, знают настоящее. Но это далеко. — он грустно вздохнул. — Порядочные боги, — Феб поднял палец, — должны оставаться над схваткой. Поэтому я помогал не меотянкам, а той женщине, которая сегодня помогла тебе. Не без моего наущения, между прочим.

Он отложил флейту, наблюдая за удивленным выражением лица Делайса.

— Я-то тебе зачем? — недоверчиво спросил тот.

— Всему свое время. — улыбнулся гипербореец. — Но сейчас я хочу ободрить тебя. Завтра тебе предстоит тяжелое испытание. — он снова приложил флейту к губам. — Закрой глаза, а я немного поиграю.

Веки Делайса сами собой опустились, хотя он был в настроении еще попрепираться с этим богом-отступником. Но Аполлон не терпел возражений. Тихая музыка полилась прямо в душу сына архонта, по капле вытесняла боль, страх, отчаяние… Постепенно пленник заснул, сжимая свободной рукой руку Пелея. Благодаря этому, часть звуков дошла до оруженосца, залечивая и его раны.

Стоял конец осени, и перед рассветом неожиданно выпала не роса, а иней. Он подернул желтую траву волшебным узором. Открыв глаза, Делайс увидел друга с белой изморозью на черных волосах и решил, что Пелей умер. У самого Делайса брови были не лучше.

— Я поседел от горя. — философски заявил гоплит.

— Так я и поверил, что ты можешь горевать.

— Интересно, нам есть дадут? — у Пелея всегда был на редкость хороший аппетит.

Есть им не дали. Пить тоже.

Зато после того, как лагерь меотянок пробудился под пение костяных рожков, за Делайсом явились две стражницы Македы и без лишних объяснений потащили его наверх холма к царскому шатру.

Сын архонта уже привык, что здесь с ним обращаются как с неодушевленной вещью. Никому даже в голову не приходило осмотреть его рану или просто задержать шаг, когда он спотыкался. Делайс вдруг вспомнил, что за вчерашний день, пока сестры обсуждали его судьбу, к нему самому никто ни разу не обратился, если, конечно, не считать высочайшим знаком внимания кость, которой Тиргитао запустила в пленного.

— Сегодня мы покажем его отцу. — царица стояла у шатра, и юркая рабыня застегивала на ней налокотники.

— Разумно. — кивнула Бреселида, привычно подпрыгивая, чтоб тяжелый кожаный нагрудник с медными пластинами сел плотнее. — Хочешь, чтоб первой была моя сотня?

— Не знаю. — Тиргитао пожевала пунцовыми губами. — Они окопались там, за рвом. Поставили частокол и будут расстреливать нас с вершины. Я предпочту, чтоб твоя сотня стояла на правом крыле, где оборона слабее. Может, вам удастся прорваться?

— Вряд ли. — мотнула головой ее сестра. — Сегодня вряд ли. Для начала потреплем их новый рубеж. В конце концов пантикапейцы отступят. От города они отрезаны, а в степи запасов у них нет.

— У нас тоже. — холодно отозвалась Тиргитао. — И мы наступаем. Значит наши потери больше.

— Вот поэтому и покажи архонту его сына. — кивнула Бреселида. — Пусть посмотрит и подумает, что мы сделаем, если нас сильно разозлить. — она надела шлем. — Удачи!

Тиргитао отбила протянутую руку. Ей подвели лошадь. Ту самую, золотисто-соловую, но уже без голов.

Бреселида умчалась на гнедом жеребце, который щеголевато сверкал бронзовыми накладками на сбруе.

Делайса крепко привязали к грубо сколоченному деревянному щиту, который позволял идти вперед, чуть согнувшись и с трудом переставляя ноги. Эта конструкция не давала пленнику ни повернуться, ни уклониться в сторону. Он чувствовал себя мишенью, намеренно подставленной под родные луки. С боков ехали «амазонки» Македы и подталкивали сына архонта тупыми концами копей.