После уныло тоскливых тундровых пейзажей с чахлой растительностью тайга, подступавшая к берегам, поражала своим богатством и яркостью. На прибрежных островках в извилистых протоках гнездились водоплавающие птицы. Дружным хором гоготали дикие гуси, крякали утки, горланили ещё какие-то пернатые, взлетая шумными и крикливыми стаями.

Несмотря на малолюдность края, движение по Оби было довольно оживлённым. На север плыли встречные караваны, отдельные лодки и дощаники с промысловиками, спешившими к началу охотничьего сезона. С севера возвращались с добычей промышленные люди. Попадались и аборигены: остяки и вогулы. Они предпочитали рыбачить в тихих протоках и заводях, раскидывая там сети и всякие ловушки.

Экипажу дощаника приходилось затрачивать немалые усилия, налегая на вёсла. Движение против течения с большим грузом было весьма затруднительно. Делали ночные остановки на берегу, разводили костры и, откушав ухи, сваливались на охапки хвороста как убитые.

Достигли наконец Иртыша. Река мало-помалу суживалась, становилась более извилистой. На берегах чаще стали попадаться поселения. Ближе к Тобольску появились и русские деревушки.

Вот и Тобольск, стены кремля, маковки церквей. Герасим Югов по прибытию в главный сибирский город отправился в воеводскую канцелярию и выхлопотал там для своей промысловой ватаги два дощаника поменее тех, что доставили его из Мангазеи в Тобольск.

   — Останешься моим спутником? — спросил он Ерофея Павловича.

   — Коли позволишь...

   — Отчего же не позволить, ежели взялся за наше общее дело?

   — Да уж доведу его до конца. Будь покоен.

Продолжали плавание по Тоболу, а потом по Туре.

В верховьях эта река становилась извилистой, петляла и совсем обмелела. Всё чаще киль дощаника со скрипом царапал дно, несколько раз судно садилось на мель. Тогда все скидывали обувь, прыгали в воду и с усилиями сталкивали дощаники с мели.

В Туринске прошли проверку у таможенника, оставили ему дощаники и переложили грузы в конные повозки. Медленно двигались по раскисшей от грязи дороги, подымались вверх на горные перевалы, потом спускались в долину. И снова плавание по рекам Камского бассейна, по мелким притокам, по верхней Каме. Вновь волок между камским верховьем и рекой Сысолой, впадавшей в Вычегду.

В Сольвычегодске Герасим Югов дал команду устроить трёхдневный привал. Пусть люди отдохнут после тяжёлого пути, отоспятся. У многих от непрерывной гребли натёрты до кровавых мозолей ладони. Настырные сольвычегодские торговцы предлагали путникам горячую пищу, копчёную медвежатину, пироги, квас. Местные жители одолевают расспросами тех, кто возвратился из Сибири. Желают получить совет, стоит ли им сняться с насиженного места и податься за Каменный пояс. Любопытствуют, какова житуха в Сибири?

Ерофей Павлович вдруг заметил, как в толпе мелькнула знакомая женская фигура. Никак это Василиса.

   — Василисушка! — окрикнул женщину Ерофей, ещё не веря глазам и не понимая, как попала она в Сольвычегодск?

Василиса устремилась навстречу мужу. Они сплелись в объятиях.

   — Как ты попала сюда? — всё ещё удивляясь встрече, стал расспрашивать жену Хабаров.

   — Вот так и попала. Здесь ведь моя родня, тётка... Али забыл?

   — Почему же не захотела с моими родными оставаться?

   — Уж больно крутоват твой батюшка. Я для него только девка на побегушках. Не привыкла к такому. Между моими родными такого никогда не бывало.

   — С норовом ты у меня, знаю я это, — сказал, усмехнувшись, Ерофей.

   — Разве со мной тебе, Ерофеюшка, было когда-нибудь плохо? — спросила, лукаво улыбнувшись, Василиса.

   — Да разве я когда жаловался тебе, что мне плохо с тобой? — примирительно сказал супруг и, взяв Василису за руки и глядя ей в глаза, спросил дрогнувшим голосом, — расскажи, как детки? Кого родила? Сына?

   — Сынка в чреве своём вынашивала, — кивнула она. — Растёт у нас с тобой сынок, скоро ему уж два годика.

   — Как назвала?

   — Андреем, Андрюшенькой.

   — А доченька-то как?

   — Наташенька растёт. Смышлёная.

   — Сама ты как поживаешь? — спросил Хабаров, уловив в голосе какие-то грустные нотки.

   — Не могу похвастать, — вздохнув, нехотя ответила она, — плохо живу. Первое время мои родные помогали, а от батюшки твоего помощи даже не ждала: разобиделся старик, что я покинула его дом. Теперь он с семьёй в Устюг перебрался. А мне... — она, ещё раз вздохнув, договорила с грустью: — пришлось в прислуги идти к батюшке, отцу Вениамину...

   — С этим теперь покончено, — твёрдо сказал Ерофей Павлович, снова заключая жену в объятия, — в Устюге дом тебе купим с участком земли. Скотину заведём.

Не теряя времени, Хабаров поспешил в дом отца Вениамина, желая как можно скорее увидеть чад своих. Василиса с детьми занимала небольшую комнатку в подклети рядом с хозяйственными чуланами.

Маленький Андрей, увидев незнакомого мужика с окладистой бородой, испугался и расплакался, а Наталья долго и с любопытством разглядывала отца. В её детской памяти Ерофей не успел запечатлеться.

   — Собирайся, жена. Детишек собери, — сказал он Василисе. — Батюшке поклонись за то, что дал тебе пристанище и хлеб насущный.

   — Куда же ты нас повезёшь?

   — Известное дело куда — в Великий Устюг. Я теперь мужик небедный. Куплю тебе дом на посаде или в слободе за городом. Денег оставлю, ни в чём нуждаться не будешь.

   — Опять надолго нас оставишь? — с тревогой спросила Василиса. — Неужто снова уйдёшь на долгие годы?

   — Уж это как судьба сложится, — ответил он и, чтобы не продолжать трудный разговор, поторопил: — Собирайся в путь, Василисушка.

После отдыха в Сольвычегодске тронулись в дальнейший путь, оказавшийся недолгим. Вот и вычегодское устье. Далее пошли на вёслах против течения. Миновали небольшой участок Двины, образуемый слиянием рек Сухоны и Юга. Уже издали на высоком берегу Сухоны, где раскинулся большой торговый город Великий Устюг, увидели стены и купола многочисленных церквей.

   — Здравствуй, батюшка, — приветствовал отца Ерофей. — Вернулись с братцем. Как видишь, оба живы, здоровы. И супругу свою с чадами малыми привёз.

   — Гордячка твоя жёнка. Не пожелала жить у свёкра. Не любо мне такое, — хмуро ответил на это отец.

   — Не захотелось быть тебе обузой, у тебя своих деток-малюток полон дом. Мы и нынче ненадолго тебя обременим. Рассчитаюсь с Юговым, верну долги и куплю дом. Стану подыскивать хоромы. А по зимнему пути тронусь в Первопрестольную.

   — Это ещё зачем? Кто тебя там ждёт?

   — Никто не ждёт. А правды хочу добиться. Наказ товарищей.

Павел Хабаров недовольно покачал головой, но к внукам всё же отнёсся доброжелательно: Наталью ему довелось видеть ещё совсем маленькой, а Андрейку узрел впервые.

   — Видать, озорник. Наша порода, — полушутя сказал старый Хабаров и подержал внучонка на руках.

Своё пребывание в Великом Устюге Ерофей Павлович начал с визита к Югову.

   — Мир дому твоему, Влас Тимофеевич, — приветствовал он богатея.

   — С благополучным прибытием, Ерофеюшка, — ответил Югов. — Что хорошего скажешь?

   — Первым делом должок желаю тебе вернуть.

   — Учти, Ерофеюшка, в отсутствии ты пребывал два года с лишком. Про лишек забудем. Я человек не мелочный. Будем считать, что за два года твой должок удвоился.

   — Как пожелаешь, Влас Тимофеевич, чтоб вернул я тебе долговую сумму: рубликами аль соболиными шкурками?

   — Давай договоримся о шкурках. Имею дела с архангельскими купцами. А купцы те торгуют с англичанами, норвежцами. Понадобились им шкурки соболя. Ныне хороший соболь в цене. Попробуем посчитать, сколько за твой долг надо тебе шкурок отдать.

Югов призадумался, производя в уме расчёты, потом назвал количество шкурок. Ерофей Павлович поморщился, но промолчал. Не стал спорить с прижимистым дельцом, в расчётах не обошедшимся без корыстной выгоды для себя.

   — Чем ещё могу помочь тебе, Ерофеюшка? — с напускной ласковостью спросил Югов.