— К чему ты всё это говоришь? — перебил Хабарова Дружина Васильев Попов. — Знамо всё это.

   — Наберись терпения, Дружина. Сейчас поймёшь, к чему веду речь. Для такого обширного и богатого края, как Амурская земля, отряд наш маловат. Истинно маловат. Я так полагаю, что для охраны сего края, для его освоения потребно по крайней мере тысяч шесть служилых людей.

   — Ого! Размахнулся Ерофей Павлович, — воскликнул его родич Петриловский.

   — Шесть тысяч, может быть, нам и не дадут. Но просить, чтоб увеличили отряд в несколько раз, нужно. Непременно нужно! И пусть воевода Францбеков обращается за подмогой в Москву, в Сибирский приказ.

   — Как станешь убеждать воеводу и Москву? — спросил Третьяк Чечигин.

   — Неужели сам не догадываешься, Третьяк? Разве не подсказывает здравый смысл, что здесь, на Амуре, потребны более внушительные силы, чем те, кои остаются нынче во всём Якутском воеводстве. За Амуром лежат великая страна Китайская и земли Богдойские. Говорят, хан богдойских земель воцарился над всем Китаем. У него огромное войско с «огненным боем». Это не какой-нибудь князёк с сотней-другой лучников.

   — Ты скажи лучше, хлебец-то когда у нас будет? — жалостливо спросил пожилой покрученик.

   — Вот видите, о хлебе заговорили. А оглянитесь окрест. Сколько землицы на Амуре пахотной, доброй. Урожай эти земли дают большой и смогут прокормить не только наш амурский отряд и всех служилых людей, но и Якутский край.

   — Ты что же это, Ерофей Павлович... Склоняешь нас к тому, чтобы мы всё ещё и хлебопашцами стали? — произнёс пытливо одни из казаков.

   — С чего ты взял? Ни к чему подобному я вас не склоняю. Были промышленными и охочими людьми, таковыми и останетесь. А буду просить воеводу прислать на Амур земледельцев. Первых готов поселить за свой счёт здесь, у Тугирского волока и Лавкаева городка. А глядя на них, на Амур устремятся и добровольные пришельцы.

   — Дай-то бог, — воскликнул Третьяк.

   — Вот послушайте, люди добрые... Прочитаю вам мою отписку. «И государевым счастьем того Даурскою землёю обладать будет мочно и под государеву высокую руку привести. И та новая Даурская земля будет государю второе Сибирское царство и впредь будет то Даурская земля прочна и постоянна».

В конце марта 1651 года Хабаров отправил из Албазина в Якутск троих доверенных лиц с партией ясака, в том числе были и Третьяк Чечигин, служилый человек, отвечавший за доставку отписки Ерофея Павловича и ясака, а также Артемий Петрищев, родич главы экспедиции, и Дружина Попов, один из крупных должников Францбекова, ехавший, чтобы рассчитаться с ним и заодно упросить воеводу поверстать его в службу. Все трое, снабжённые небольшой охраной, благополучно добрались до Якутска.

Выслушав прибывших с Амура, воевода начальственным тоном произнёс:

   — Ты, Попов, поедешь в столицу вместе с соболиной казной. Обо всём, что рассказал здесь мне, о делах амурских, расскажешь в Сибирском приказе. Коли желаешь быть повёрстанным в казаки, подашь челобитную главному приказному дьяку. Дам тебе отписку в том, что я против твоего поверстания возражений не имею. Сопровождать тебя будет для охраны небольшой отряд казаков.

   — А как, Дмитрий Андреевич, с увеличением амурского отряда? Ерофей Павлович просит... — начал Петриловский.

   — Мне ведомо, что Ерофей просит... — перебил его воевода. — Сперва спроважу Попова в Москву. Потом займёмся делами амурскими. Рассмотрим просьбу Хабарова.

Попов с охраной благополучно отбыл из Якутска. Пару дней воевода предавался размышлениям, допуская к себе только дьяка Григория Протопопова, на третий день вызвал к себе Петриловского и Чечигина.

   — Я дал указание спешно готовить для Хабарова новый отряд, — произнёс Францбеков. — Сознаю, что Ерофей действует на Амуре с размахом и пользой. Но всякая подмога ему полезна.

   — Велико ли будет пополнение? — спросил Чечигин.

   — Судите сами. Дано Хабарову тридцать служилых казаков и ещё около сотни промышленных охочих людей.

Считая бесполезным вступать в споры с воеводой, Петриловский и Чечигин промолчали, помня о том, что Хабаров говорил о желательности видеть на Амуре шесть тысяч служилых людей. Если бы даже Францбеков и согласился с Ерофеем Павловичем, сделать этого всё равно не смог бы, поскольку выполнение его пожелания было далеко за пределами скудных возможностей воеводы.

Пока укомплектовывалось пополнение для амурского отряда, стало известно, что в качестве приказных новой партии назначались казачий десятник Чечигин и Петриловский. Вместе с ними воевода направлял своего личного поверенного в финансовых делах Анания Урусланова и ответственного за делопроизводство, подьячего Богдана Габышева. А всё пополнение включало тридцать служилых казаков и около сотни промышленных охочих людей.

Ерофей Павлович уведомил воеводу в отписке, что хан Богдой оказался выдумкой, возникшей из-за недоразумения. Земля Богдойская была — так называли Маньчжурию, — но правил в ней никакой не Богдо, а хан Шамшакан. Францбеков составил новую грамоту, адресованную Шамшакану, и вручил её Чечигину для передачи Хабарову. В грамоте предлагалось властелину Богдойской земли принять русское подданство, а Хабаров должен был изыскать возможность направить надёжного человека с этой грамотой к Шамшакану.

Расставаясь с предводителями отряда, отправлявшегося на Амур, Францбеков сказал:

— Посылаю Хабарову девяносто пудов пороха и тридцать пудов свинца. Съестных припасов даю вам не густо. Не взыщите. У самих амбары от припасов не ломятся. Промышляйте сами. Ловите рыбу, стреляйте дичь, собирайте грибы, ягоды. А хлебец покупайте или выменивайте у дауров.

Францбеков помахал перед отъезжающими на Амур куском ржаного хлеба, зерно для которого взрастили дауры, а другой кусок, такой же, послал для наглядности в Сибирский приказ. Пусть там полюбопытствуют.

   — Хлебец-то ничего. Не хуже нашего, — сказал многозначительно воевода.

Ранней весной, когда Амур ещё только начал очищаться ото льда, Ерофей Павлович собрал верхушку отряда и повёл с ней разговор.

   — Охотничий сезон завершился. Пора приступать к дальнейшему обследованию Амура, его прибрежных угодий, объясачиванию его жителей.

   — Чтоб пройти Амуром, нужны надёжные суда, хотя бы речные ладьи, — высказался один из казаков.

   — Правильно мыслишь, — поддержал его Хабаров. — На Олёкме, где впадает в неё река Тунгир, нами оставлены два добрых дощаника. Постараемся доставить их сюда.

   — Возможно ли перетащить такие громоздкие дощаники через перевал? — спросил тот же казак.

   — Какое дело для усердного казака невозможно? Да и перевал в тех местах невысок, не составит великого труда перетащить через него пару дощаников. Кто из вас, мужики, готов отправиться на Олёкму, чтоб доставить на Амур оба судна?

Вызвалось несколько желающих. Хабаров добавил к ним ещё полдюжины промысловиков, а дав всем напутствие, торжественно произнёс: «В добрый путь, братцы».

Пока эта команда добралась до слияния Тунгира с Олёкмой, снежный покров сошёл с речных берегов и нижних склонов гор. По высокой воде легко добрались до верховья Тунгира, с усилиями втащили дощаники по пологому склону на перевал, где ещё лежал снег. Спуск с него показался более лёгким: смастерив сани, на которые поставили дощаники, и взявшись за борта, они смогли преодолеть невысокий перевал и спустить суда в амурский приток.

Амур уже почти очистился ото льда. Попадались лишь отдельные небольшие льдины, приплывавшие с притоков. В пути неожиданно обнаружили пробоину на дне одного из дощаников, которая образовалась, очевидно, при перетаскивании через перевал. Пришлось задержаться, чтобы заделать её.

Когда дощаники приплыли к Албазину, там вовсю шла работа. Плотники мастерили лодки. Две уже были готовы и спущены на воду.

Ерофей Павлович поблагодарил ватагу, доставившую с Олёкмы дощаники, и произнёс торжественно: