Не удержавшись, потянулась к щеке Лоренса и, едва касаясь, провела пальцем по длинной царапине на лбу. Будто пытаясь отпечатать её в своей памяти.

– Просто ты слишком нежен и ласков, а мне слишком больно от происходящего. Правду ведь никуда не деть. Вот она правда, Лоренс, – Инна показала на вход в поместье.

– Увы, – отрезал он, расстёгивая Иннин ремень. – Ну, пойдём, пока Астис не поднялся слишком высоко. Я должен успеть включить камеры до завтрака.

– Погоди, – шепнула Инна, придержав его.

Лоренс выстрелил из-под опущенных ресниц жалобным взором, как загнанный зверь.

– Поцелуй меня. Пусть в последний раз, но так, как тебе хочется, – проговорила дрожащими губами Инна, вцепившись в рваньё его футболки, стараясь не зацепить глубокие порезы от когтей хищника.

Задержала дыхание.

Лоренс снова коснулся её плеча и отдёрнулся, как от накалённого металла. Отвёл взгляд, словно взвешивая все да и нет.

– Больнее уже не будет, – проговорил он полушёпотом. – Правда?

Настойчивое горячее дыхание приблизилось, обдав губы пульсирующей волной. А потом сухие губы Лоренса прикоснулись к Инниным. Смяли их: осторожно, но настойчиво. Язык скользнул между зубами, проникая в рот. Он пил её жадно, но нежно. Словно странник в безжизненной пустыне, что нашёл прохладный оазис. Осушая до самого дна, но возрождая.

Инна отстранилась и порадовалась, что сидит – иначе упала бы от тяжести в ногах. Жар расплылся по животу свежей лавой.

– Куда уж больнее, – выдохнула ему в губы.

Лоренс прикрыл глаза и нехотя отстранился. Лениво, как кот, прогревший шкуру на весеннем солнце.

– Пойдём.

Механизм двери зашипел, и обе створки поднялись вверх.

Инна осторожно шагнула в траву.

Окинула себя скептическим взглядом. Она походила на свинарку. Ноги до колен грязные. Юбка ободранная, в тине и траве, по подолу свисают нитки. От красивого белоснежного платья остались лохмотья.

Сдержала порыв потянуть носом. Слезы напирали на глаза и грудь царапала тоска. Нет. Просто нужно идти.

На губах горел поцелуй Лоренса. Как выпитый бокал глинтвейна, он растекался по крови и кружил голову.

Зорина медленно прошла вперед и застыла в том месте, где он поцеловал её впервые. Тогда, под дождём.

Да, хватит уже!

Сорвалась и пошла быстрей, неистово отбивая по холодному асфальту очередь, будто пулемёт вышел из строя и косит, косит, косит…

– На этом самом месте, – услышала Инна голос за спиной, и колкие мурашки побежали по телу. – Здесь…

Нужно бежать, чтобы не слышать его. Бежать от себя и своих желаний. Инна зажала уши и рванула к воротам.

– Инна, – донеслось сзади. – Я не могу идти быстро.

Но от судьбы не убежишь.

Остановилась. Как глупая девчонка, в порыве своих чувств совсем забыла о том, что Лоренс ранен. Вернулась к нему и, нырнув под руку, пролепетала:

– Прости меня… Глупо так.

– Ещё как глупо, – подтвердил Лоренс, отвернувшись. Вот и пойми, что имел в виду…

Ворота были открыты. Кованая решётка покачивалась на ржавых петлях, натужно скрипя. Тщательно выстриженные кустики казались оранжево-жёлтыми в рассветном мареве.

Идти по скошенной траве было сложно. Роса на туфлях казалась липкой, будто сделанной из расплавленного сахара. Травинки, налипающие на ноги, раздражали. Ночь словно выпила все силы, оставив лишь ненаполненную оболочку. Да и была ли Инна сама на своём месте сейчас?

– Куда теперь? В сторожке нас не заметят? – спросила Инна.

– Держу пари, Вэлмор дрыхнет, как упахавшийся конь, – прокомментировал Лоренс, глядя в сторону пустой будки охранника. – И за что мы ему платим?

– Распустились, – со смешком выпустила Инна, стараясь выровнять дыхание. Не обращать внимание на горячее тело Лоренса и идти ровно по тропинке было довольно трудно. Ноги несколько раз занесли её в сторону, отчего их чуть не завернуло в мокрую и высокую траву. – Лоренс, ты пьян? Что тебя так качает? – она погладила его по поясу и улыбнулась, стараясь не смотреть на потемневшую от крови повязку на истерзанной руке. Такие шрамы не заживают за час. На Земле Лоренсу пришлось бы пару недель поваляться в больнице, с учётом наложения швов и профилактики осложнений. А потом – ещё месяц делать прививки от бешенства. Но так или иначе все это очень долго бы затягивалось, периодически воспалялось и медленно восстанавливалось.

Инна глянула на свою свободную руку, где ещё вчера раскромсала пальцы острым ножом. Сейчас об этом напоминали только тонкие розовые полосы: будто ниточки, застрявшие под кожей. И ей, и Лоренсу сейчас нужна разрядка, перерыв, или на целый такт пауза. Не могла Инна добивать лежачего, не могла больше себя рвать. Будь что будет.

– Ты видел, какой хук справа получил ваш местный кровожадина? Вот бы рассказать моему тренеру. Он бы до слёз смеялся и катался по тренировочному залу, – их снова повело в сторону. – Сколько ты выпил, Эдальгио? Признавайся.

Они остановились у развилки. Здесь тропинка упиралась в пустынный газон, а по бокам растягивался лес. Только справа змеей виляла ограда из кустов, что вела ко второму крылу.

Лоренс повернул голову и приподнял густую бровь.

– Голова кружится, – пояснил Лоренс, жалко улыбнувшись. – Думаю, несколько швов и восстановление всё решит. Эх, Инна, если бы не ты…

В ледяных глазах блеснула тоска: пронзительная и щемящая.

– Да я только отвлекла гу-гу-рау… Блин, язык можно сломать! Зато не сумела эту вашу штуку включить, – выставила руку с белым браслетом. Он сейчас не горел. Когда Лоренс успел его выключить Инна не помнила. – Тут же ничего нет, даже кнопочек, – повертела туда-сюда. – Мне проще было с кулаками полезть. Не то пришлось бы смотреть, как он тебя…

Поёжилась.

– Бр… какая гадость, эти ваши гурты-бурты.

– Гуртау, – поправил Лоренс, слабо улыбнувшись. Да, не до шуток ему сейчас. Как же нелепо. Инне захотелось спрятать лицо под ладонью, но она лишь стиснула губы и отвернулась, делая вид, что смотрит на высокое здание особняка.

Они прошли вдоль насаждений, нелепо остриженных шарами. Голые ветки торчали в разные стороны, а в некоторых местах проглядывали приличные проплешины.

Почти у самой двери с боковой стороны Инна прошептала:

– Лоренс, улыбнись. Сейчас полечим тебя, и снова будешь, как новенький – холодный дерзкий и… – запнулась. Хотела сказать «мой», но слово встало поперек горла.

Лоренс натянул улыбку, но вышло жалко. Словно он устал улыбаться. И впускать в себя эмоции.

– Я не хочу продолжать, – выдохнул он. – Слишком устал от этого. Но и уйти не могу. Мой отказ будет означать конец, Инна. Слишком о многом приходится молчать. Прости меня, Инна. За всё прости…

– Не нужно. Я же вижу, как это тебя мучает. Не терзай себя. Так ли страшны эти испытания, если знать, что ты будешь рядом? Но только посмей улыбнуться Нимеридис! – Инна пригрозила ему указательным пальцем, выдавливая улыбку сквозь боль в груди от безысходности. Лоренсу нужна сейчас её поддержка – иначе он сломается. Она чувствовала это.

Слегка прижавшись к его груди щекой, Инна прошептала:

– Мы найдём выход. Может, не сегодня, но найдём.

Лоренс склонил голову и осторожно поцеловал Инну в волосы.

– Только ты здесь бросаешь вызов системе. Одна лишь ты ничего не боишься. Выше голову, Инна. Может быть, именно у тебя получится что-то изменить. У меня – не вышло.

Лоренс выдохнул: шумно и надсадно. Его слова застряли в ушах звучным рокотом, как майский гром.

– Я так слаб по сравнению с тобой, Инна, – продолжал Лоренс. – Я предал себя. Я сдался.

– Может тебе просто не было за кого бороться?

– За себя, – произнёс Лоренс холодно. – Разве это менее значимый повод, чем бороться за кого-то?

– Тебе видней.

Дверь возникла перед глазами серой сплошной стеной, за которой Инну ждало привычное заключение. Бороться с системой не имело смысла, и Лоренс прекрасно это понимал. Что может она – хрупкая чужая женщина? Правильно: только покориться и терпеливо ждать. Ждать либо смерти, либо возвращения к сыну. Другого не дано.