– Что? Выстрелить? Мамочка…

– Просто прислони это к моему плечу, – Лоренс почти не слышал свой голос, – и нажми кнопку.

Инна подсела ближе и коснулась грудью локтя Лоренса. Осторожно погладила плечо и отодвинула рукав футболки.

– Ты не представляешь, как я боюсь уколов, – она задержала дыхание и, зажмурившись, нажала на кнопку. Лёгкий укол – и тепло побежало по венам. Зорина бормотала: – Я когда в роддоме была, то ходила, как бледная моль. Этот невыносимых запах больницы и…

Закусила губу и отодвинулась.

– Ладно, не буду тебя мучить. Спи. Я справлюсь. Надеюсь, мы никуда не врежемся.

Она нервно захихикала и отвернулась к окну.

– Мама? – пробормотал Лоренс. Губы ссохлись коростами. Хотелось пить. – Мама, когда ты придёшь ещё?

– Все хорошо… – прошептал женский голос. – Все хорошо, мой милый…

Нежная рука погладила волосы. Звуки растекались, превращаясь в морской прибой. Шу-у-урх… шурх…

Осталась только синь неба перед глазами и красные воды. А ещё цветы. Белые. Много цветов. Лоренс потянулся, чтобы их сорвать, но они разлетелись испуганными мотыльками.

Милый мальчик, давай спать, буду я тебя…

* * *

Инна долго сидела, поджав ноги, и смотрела на Лоренса. Сейчас ей не интересны были пейзажи чужого мира за окном, красное море, стриженные, почти высохшие поля, да дома «на курьих ножках». Важнее всего была жизнь человека, что сидел в соседнем кресле.

Повернувшись и до боли натянув на груди ремни безопасности, Зорина уложила щёку на шершавую обивку кресла. Она никак не могла решить: волнуется ли сейчас за Лоренса, как за человека, который ей нравится, или как за единственного, кто может вернуть домой. И это было больно.

Воспоминания о его прикосновениях и жарких поцелуях ковыряли сердце до озноба. Хотелось выть.

Инна сцепила зубы и зажмурилась.

Сеня! Дома ждет её сыночек, и никаких чувств здесь она не может испытывать. Не. Мо-жет!

Но светлое личико любимого человечка смазывалось и перетекало в стоны, жар и крик от экстаза.

– Помни меня таким…

– Будешь ли ты помнить, Лоренс Эдальгио?

Чтобы не заскулить, Инна откинулась на спину, а затем и совсем отвернулась к окну. Прочный тканевый ремень впился в боковину и сдавил ребра.

Лоренс ведь готов был пожертвовать собой ради неё. Оттолкнул и сам полез в когти зверя. Немыслимо.

Инна выдохнула в ладони и долго дышала сквозь пальцы. Пока не стало жарко и душно, и новая волна воспоминаний не взбила мысли, как плуг землю по весне. Светлячки и две луны, что затапливали поляну неземным, непривычным глазу светом; мягкий шорох травы, что служила им ковром; прохладный ветер, который не справлялся с жаром их тел, сколько ни пытаясь выдуть тепло.

– Как жить дальше? – прошептала Зорина в клокочущий воздух.

Мерное гудение и покачивание самохода убаюкивало. Но огонь растекался по мышцам, будто вышедшее из берегов море, и не хотел угасать. Инна, выдохнув с жаром, снова повернулась в кресле и потянулась к лицу Лоренса.

Какой он бледный и измученный! Губы искусаны, щеки расцарапаны – покрыты пылью и разводами крови. Но он всё равно был красив и притягателен. На Земле бы девки Инну порвали на тряпочки за такую связь. Отбили бы, без сомнений. Совратили бы мужчину настойчивостью, а Инну выбросили бы за борт, привязав на шею булыжник потяжелей.

В ушах застыл её крик, когда гуртау полез к шее Лоренса. Адреналин тогда толкнул вперед, и Инна нацелилась кулаком хищнику в голову, вложив в удар всю возможную силу. С корпусом, как учил тренер.

Что могло бы случиться, если бы…

Ужас. Даже думать страшно!

Не сдерживая трепет в пальцах, Инна осторожно провела по скулам Лоренса, слабо коснувшись острого подбородка. Эти губы её целовали. Эти губы шептали нежные слова. Эти глаза смотрели на неё и пили до дна страсть и плавили её, как паяльник, превращая твёрдое олово в лужицу.

И этот же человек вырвал её из привычной жизни! Как же так? За что?! Почему она шагнула в эту бездну? Теперь ведь нет пути назад.

По щеке медленно скатилась горячая капля. Это мука – вот так тянуться к человеку, который никогда не будет до конца честен. Да и у них нет будущего, и никогда не было. Всё это бессмысленно. Зачем поехала?! Нужно было прогнать Эдальгио ещё возле комнаты. Не смогла. И не смогла отказать. Сама хотела его, и до сих пор желает. До крика и истерики. Разве за такой короткий срок могут вспыхнуть чувства? Это – нелепая жажда утолить голод, снять стресс, приглушить боль. И только.

Провела ладонью по спутанным белесым волосам. Был ли Лоренс так пылок с другими? Будет ли так нежен в будущем с кем-либо ещё?

От последней мысли хотелось зарычать. Нельзя так. Какая ещё ревность? Её дома ждут. И никаких отношений с инопланетянами! Всё!

Самоход качнуло, и дыхание подкатило под самое горло. Уши сдавило, и пульс забарабанил в виски. Зорина отдёрнула руку и, скрутившись в комочек, снова посмотрела в окно. Там, на горизонте, показалась прозрачно-серебристая вода с алым отсветом из-за грунта. По городу плавал утренний туман: дымно-серый, как глаза Лоренса…

– Сенечка, прости меня, – заскулила Инна. – Я вернусь домой. Обязательно вернусь.

Засопела и долго терпела, чтобы не разрыдаться. Вот тебе и расплата. Вот она какая! Нужно боятся не дикого зверя, не изверга, не Игры, а – себя.

Губы разомкнулись и запели:

«Это, сына, не заря, а безликая луна. Милый мальчик, давай спать, буду я тебя качать…»

Какое-то время слезы все ещё бежали, а потом Инна провалилась в сон без сновидений.

Очнулась от легкого прикосновения к плечу.

– Мы на месте, Инна, – льдистые глаза взглянули на неё исподлобья. Холод возвращался к Лоренсу. Забирал и промораживал того, кого она помнила и желала. – Помнишь, что я тебе говорил? Пробираемся с чёрного хода.

Ладонь с длинными, искривлёнными пальцами погладила плечо сквозь толстую вязку свитера. Даже от мимолетного касания дыхание спёрло, а по венам заструился жидкий огонь.

– Помню, – хрипло ответила Зорина и отвела взгляд.

По горизонту плавали серые облака, а вдали уже показались шпили высоких деревьев.

– А как не хотелось бы, – выдохнул Лоренс, чуть стиснув её плечо. – Веришь или нет, остался бы там с тобой навечно. И плевать на патрули, гуртау и прочие радости жизни.

– Лоренс… не надо, – Инна едва сдерживалась от дрожи. Она не хотела, чтобы он заметил её волнение, но голос всё равно предавал. – Ты знаешь, что меня там ждёт, – говорила в сторону, не повернувшись.

И красной лампочкой в голове: сын. И эхом: «Помни меня таким…»

Хотелось завопить. Убежать. Защититься и отстраниться от пылающего огня, чтобы не поглотил ненароком.

Чужая рука ослабила хватку и тяжёлым грузом упала вниз. Лоренс заёрзал на сидении, словно проверяя истерзанное тело на прочность и выносливость.

– Спасибо тебе, – пробормотал он, пряча глаза. – Мне лучше. После укола почти не болит.

– Я рада.

Губы сжимались и горели. Окно запотевало от жаркого дыхания, и хотелось провалиться в пустоту и забытье. Быстрее бы приземление: там холодная и тихая тюрьма. Невыносимо вот так пылать бесконечно.

Самоход пролетел над знакомым пустырём, что так манил Инну, когда она впервые вышла за ворота. Развернувшись в воздухе, как брошенная кем-то калоша, челнок плавно пошёл на снижение. Мягко коснулся земли и встал в идеальный ряд на стоянке. Мотор затих. Напряжённая тишина наводнила салон.

Лоренс расстегнул ремень. Неловко перегнувшись через бортик сидения, потянулся к Инне. Отодвигаться было некуда. Она задержала дыхание, вжавшись в мягкую спинку, и прикрыла глаза, чтобы не смотреть на его профиль и губы.

– Скажи мне, хорошая, – тёплое дыхание коснулось губ, – я что-то не то сделал?

– Нет, – выдохнула Инна и распахнула глаза.

Зачем отпираться и притворяться? Она так ослабла, что не могла уже совладать со своими желаниями и порывами.