– А разве у вас, на Земле, все всегда отвечают за себя?

– Ах, вот ты о чем. Нет, и у нас дети лишены этой ответственности в выборе решения. Но они получают его, закончив предварительное обучение.

– А это во сколько лет?

– По разному, это уж кто на что способен. От четырнадцати до двадцати земных лет. По вашим годам это от двенадцати с половиной до восемнадцати.

– Двенадцать с половиной?

– А что тут удивительного, в этом возрасте мы выглядим как для ваших пятнадцати с половиной. Мне самому сейчас немногим больше пятнадцати земных лет. Тебе же по земному счету четырнадцать, но выглядишь ты как наш двенадцатилетний мальчишка.

– Интересно.

– Чего уж тут особо интересного. Просто еще одна иллюстрация наших отличий.

– Просто интересно стать взрослым в двенадцать лет. А во сколько лет вы полностью вырастаете?

– По вашему счету в пятнадцать - восемнадцать лет.

– А мы только в двадцать - двадцать три. Получается, что мой и твой возраст нельзя сравнивать.

– Можно, но не так просто.

– Я вам завидую.

– А у нас многие позавидовали бы вам. Такое долгое детство и юность.

– Но вы наверно и стареете быстрее?

– Старость у нас стала пока отвлеченным понятием. Ну да не о старости же нам говорить, у нас с тобой еще вся жизнь впереди.

После этих моих слов Рив неожиданно стал мрачным, и я спросил у него:

– Ты подумал о чем-то плохом?

– Какая тут жизнь. Все разрушено, а над планетой этот мрак. Дальше будет только хуже.

– Не надо сгущать мрак в своих мыслях еще сильнее, чем он есть. Возможно, что еще не все потеряно… Поговорим на эту тему позднее, договорились?

Мальчишка кивнул, но веселее от этого не стал. Откуда уж тут быть веселому, если думаешь о таком. И ведь он, в отличие от меня, наверняка не умеет освобождать сознание от определенных мыслей одним только усилием воли, да и я, если сказать честно, не всегда это могу. И я пожалел, частично его, частично себя. Но в этот момент в голове у меня многое прояснилось. Я сел рядом с Ривом, обнял его правой рукой за плечи, левой же приподнял ему подбородок и заглянул в ставшие влажными глаза:

– Рив, я, кажется, придумал, что я буду делать с тобой вообще.

– Ну и что? - спросил он со звоном в голосе.

– Я научу тебя кое-чему из того, что знаю я, а потом ты уже сам решишь все за себя сам.

– А чему ты меня научишь? - в голосе Рива явно зазвучал интерес.

– Научу или постараюсь научить управлять своими мыслями, чувствами, своим телом. И еще кое-чему, потом узнаешь.

– Это правда?

– Я всегда стараюсь не говорить ерунды. Но только, Рив, сначала я должен лучше узнать тебя.

– Это долго.

– Не обязательно. Расскажи мне о себе, и я уже буду знать, что ты собой представляешь.

– Что, прямо сейчас?

– Можешь и сейчас. А если сегодня не успеешь, можешь закончить завтра.

– Это что, все полностью рассказывать?

– Ну конечно все, не половину же. Это будет знаком доверия. Только знай, что правду от неправды я сумею отличить.

Рив молчал и только глядел на пальцы своих ног, которыми шевелил. Он не решался, тогда я сказал:

– Даю слово, что после этого я настолько же полно расскажу о себе.

– Видишь ли, после такого или становятся друзьями или…

– Стараются не замечать друг друга, - закончил я за него это латянское присловье, которое знал и без него, - но думаю, что до этого не дойдет.

Тогда Рив снова вздохнул, пристроился ко мне боком и начал. Начал с самого раннего детства, о той нелегкой жизни, которую они с отцом испытали. И так дальше, со всеми подробностями, которые обычно никто не старается рассказывать. Но, не смотря на все эти подробности, его рассказ отнял времени ровно до ужина. Что ни говори, а выделять главное мальчишка уже умел. Кроме меня у этого рассказа был еще один слушатель. Рэй, очевидно чтобы потом не дать повода говорить о подслушивании, зажег экран и, превратив его в "окно", вырисовался сам, в позе полного внимания. Рив это естественно видел, но рассказа не прерывал. Закончив, Рив посмотрел мне снова прямо в глаза, снова вздохнул и сказал:

– Все. Остальное ты видел сам.

Я только взлохматил ему шевелюру и сказал:

– Идем ужинать, мой рассказ ты услышишь завтра.

Рив снова покачал ногами, но я сказал:

– Можешь не обуваться, и вообще, как многие считают, ходить босиком полезно.

Мы поужинали, потом снова сходили в душ, где, в отличие от вчерашнего, обошлись без баловства. Когда же шли из душа, Рив спросил:

– А Рэй сегодня покажет еще фильм?

– Смотря, какое у него настроение, и как ты его попросишь.

– Вик, а вообще ты можешь ему что-то приказать?

– Вообще-то да, но он мой друг, и когда можно, я стараюсь обходиться без приказов. И еще, он ведь больше человек, чем машина.

– Человек?

– А думаешь, почему он на экране как человек. Когда-нибудь потом, если хорошо попросишь, он может рассказать тебе свою историю.

– А он захочет?

– Ну, ведь он же слушал твою историю. И даже специально показал себя, чтобы не было потом возможности сказать, что ничего не слышал.

Рив зашел в мою каюту, сбросил с плеча свою одежду на подлокотник кресла и, мельком глянув на меня, негромко позвал:

– Рэй, отзовись.

Долго ждать не пришлось. Экран засветился и в нем показался Рэй, "одетый" на этот раз в латянскую одежду. От этого Рив немного опешил. Тогда Рэй начал сам:

– Рив, ты уж извини, что я твою историю слушал. Не слышать для меня было просто невозможно. К тому же это помогло мне лучше понять вас.

– Ничего, Рэй, хорошо, что слушал. Но будешь должен мне ответный рассказ, и тогда мы будем в расчете.

– Не отказываюсь, но откладываю до лучших времен.

– До каких?

– Ну, хотя бы до тех, когда ты станешь целый и здоровый, с обеими руками, то есть через месяц - полтора.

– Рэй, сейчас ты сильно занят?

– Фильм показать тебе могу. Но только какой? Что-нибудь новое или второй из вчерашней серии?

– Продолжение вчерашнего, - не задумываясь, сказал Рив.

– Ну, тогда давай, усаживайся поудобнее.

Рив посмотрел на меня и спросил:

– Будешь смотреть?

– Ну, посмотрю, за компанию с тобой.

Фильм оказался еще длиннее, чем вчерашний и, когда он окончился, я сказал:

– Ну, все, пора спать.

Услышав это, мальчишка снова помрачнел и замялся, не решаясь что-то сказать, я догадывался, но спросил другое:

– Не хочешь спать что ли?

– Не, сегодня хочу.

– Пойдем, уложу тебя.

– Не могу я там, - сказал Рив, отворачиваясь и краснея. - Там так неуютно, совсем не то, что здесь.

– Ну, хорошо, оставайся здесь, а я пойду туда.

– Не, - сказал он, - без тебя и тут не то.

– Ты что, Рив, один спать боишься?

– Вроде бы никогда не боялся… А сейчас… не знаю. После всего. Не то что страшно, а просто…

– Ну что с тобой поделать. Оставайся со мной на сегодня, а завтра подумаем, как быть дальше. Залезай под одеяло, но только быстро.

Мальчишка явно обрадовано выполнил это и замер, повернувшись лицом к переборке. Я последовал за ним и погасил освещение:

– Спокойной ночи, Рив, и не обижайся.

Рив и не обижался. Прошла всего пара минут, и он уже спокойно посапывал во сне. Я улыбнулся самому себе и последовал за ним. Эту ночь, до самого утра, я провел спокойно. Снилось мне что-то хорошее, и по этой причине своих снов я не запомнил. Проснулся я улыбаясь. Одеяло валялось на полу, а Рив сидел у стены, сложив ноги калачом, и рассматривал меня. Едва я открыл глаза, как он сказал:

– Доброе утро, Вик. Знаешь, когда ты просыпаешься, то словно бы становишься на несколько лет старше.

– Представь себе, знаю. А ты знаешь, как одеяло на полу оказалось?

– Знаю. Мы с тобой под утро ногами лягались, вот оно и скатилось. Ты спал так, словно тебя ничем не разбудишь. Улыбка на лице и никаких других эмоций.

– Бывает иногда такое, - честно признался я, - а ты давно уже не спишь?