– С другой стороны, – быстро добавила она, – Оскар и Айрис были сыты и довольны, их уложили спать вчера вечером, поэтому можно сказать, что Лидия серьезно отнеслась к своему заданию.

– На самом деле она хороший ребенок.

Джо поднесла чашку ко рту. Она думала о вещах, которые друзья говорят нам из лояльности, и вещах, которые они даже не позволили бы себе упомянуть в разговоре. Сара никогда бы не подумала сказать, что Лидия превращается в буйную маленькую коровку, как Джо никогда бы не подтвердила, что Сара действительно набрала не меньше четырех килограммов с тех пор, как перестала кормить грудью. Для женской дружбы необходимо захваливать друг друга, отрицать недостатки, без колебаний принимать сторону подруги, выслушивать ее проблемы и говорить, что на самом деле все не так уж плохо. Не нужно слишком углубляться в секреты, которые лучше оставить скрытыми.

Дружба была маленьким чудом, тем, что Джо начала ценить в эти дни еще больше. Ее друзья в центре города, другие молодые мамочки, с которыми она общалась во время первого брака, когда Лидия была еще маленькой, исчезли после смерти Стивена. Она могла это понять: им было неловко за свои счастливые браки и живых мужей. Джо была вдовой, трагической личностью, напоминанием о том, что все может пойти не так и за доли секунды разрушить твое счастье. И конечно, как мать-одиночка, она пыталась удержаться на работе, так что времени на социальную жизнь у нее было немного. Потом Джо вышла замуж за Ричарда и переехала в пригород, где было сложнее разговаривать с людьми, и она была занята младенцами. Пока она жила в красивом доме, который был больше похож на остров, ее муж все больше отдалялся, пока не ушел совсем.

Джо знала Сару чуть больше года. Однажды в солнечное весеннее утро они встретились в парке, когда площадка была забита малышами и дошкольниками. Оскар снова и снова поднимался на горку и съезжал вниз, каждый раз вскрикивая от радости. Джо сидела на скамейке в стороне, держа на руках шестимесячную Айрис, быстро уснувшую на солнышке. Она всегда с трудом переносила весну, после Стивена, но этот день был прекрасным.

Джо перевела взгляд со своего чудесного мальчика, такого активного и счастливого, на драгоценную девочку, спящую, румяную и доверяющую, слушала крики играющих детей, и – о ужас! – ее глаза наполнились слезами.

Она не могла расплакаться в парке! Все увидели бы это. Они обсуждали бы ее: «Это та женщина, чей муж убежал к двадцатиоднолетней помощнице по хозяйству. Да, похоже, у них был роман прямо у нее под носом. Они живут в одном из этих больших новостроев, там куча места, чтобы этим заняться. А ее первый муж, помнишь… Ты не помнишь, как он погиб?»

Слезы лились бесконечным потоком, отказываясь ждать ночи, когда не страшно поплакать, – после того как дети уснут. Джо пыталась вытереть их одеяльцем, но это было тяжело сделать, не разбудив Айрис. А ребенок не обязан проводить первые месяцы жизни в окружении печали и гнева.

Слеза упала малышке на лицо, и Джо, насколько могла осторожно, вытерла ее дрожащими пальцами. Она наклонила голову и почувствовала, как потекло из носа. Джо вытерла воду, но ее собиралось все больше и больше, как и слез. В сумке были носовые платки, но она не могла дотянуться до них, не потревожив Айрис. К отчаянию и гневу добавилось раздражение. Почему никто не сказал ей хоть что-нибудь? Если бы она увидела кого-то плачущим в парке, кого угодно, то подошла бы и по крайней мере предложила платок. Она бы спросила, все ли в порядке.

Но к ней никто не подходил. Так было и после смерти Стивена, когда телефон перестал звонить.

Это стало подтверждением того, что с этого момента Джо была сама по себе. Все теперь зависело от нее, только от нее. От этой мысли она расплакалась еще сильнее.

– Кто бы он ни был, он придурок, – послышался голос.

Джо вытерла нос, хотя особого результата это не дало, и, подняв глаза, увидела женщину с ребенком на руках. Ее кучерявые волосы напоминали черный ореол вокруг головы.

– Или это послеродовая депрессия? У меня была после первого ребенка, это отстой.

– Ты… Разве ты не знаешь?

Сара испытующе посмотрела на нее.

– Нет. А должна? Ты знаменитость или что-то в таком духе? Вот, возьми платок.

Джо с благодарностью его приняла.

– Я думала, что обо мне все будут говорить.

– Ты разве не заметила, что все в этом парке слишком заняты тем, чтобы сделать селфи с милым Хьюго или Евгенией? Когда там смотреть на кого-то другого! Богачи сводят меня с ума. В Палмер-парке люди намного приятнее. В прошлый раз, когда я там заплакала, подошла милая маленькая старушка и предложила мне домашнего риса карри в пластиковом контейнере. Я хожу в этот парк только ради песочницы. Дать тебе влажную салфетку?

Теперь, спустя месяцы совместного кофе и рассказанных секретов, Джо сказала:

– Я не пытаюсь быть пессимистом. Думаю, это оттого, что я увидела Хонор в таком состоянии. Я считала ее сильной, как природная стихия, Сара. Думала, с ней ничего не может случиться.

– Ну, я видела ее только однажды, и она выглядела ужасающе. Сколько ей?

– Минимум под восемьдесят. И на больничной койке был виден каждый прожитый ею год. Она даже не проснулась.

– Со всеми нами такое когда-нибудь случится.

– Она очень образованная женщина, – сказала Джо. – Знаешь, она сама вырастила Стивена, одновременно преподавая в университете, и это в семидесятых и восьмидесятых. Она достойна восхищения. Просто она… слишком прямолинейная. И ей нравится поступать по-своему.

Сара покачала головой:

– Это в тебе просто поражает, Джо: ты никогда ни о ком не отзываешься плохо.

– Да тут нечего сказать плохого. У нас были свои сложности в прошлом, но мне жаль Хонор. Она так одинока. Представь, она назвала меня ближайшим родственником. Это показывает, как мало у нее людей, которые могут помочь.

– Но деньги у нее есть, верно? Она же вроде доктор.

– Не медицинский доктор, у нее докторская степень. Она академик.

– Значит, она в состоянии кого-то нанять. Наверняка она откладывала на черный день.

– Не знаю. Академики не такие уж богатые. Мне кажется, она живет на пенсию. Конечно, я не хочу об этом спрашивать. Я бы предложила сама нанять ей сиделку, но… – Джо замолчала. Сара знала о ее финансовой ситуации: пока дети маленькие, она практически полностью зависит от финансовой поддержки бывшего мужа. – Это не то, о чем я могу попросить Ричарда.

– Ну, местные власти выделят кого-то ей в помощь.

– Тем не менее ее дом абсолютно непригоден. Кухня находится в подвале. Это не стало бы большой проблемой, если бы кто-то приносил ей еду, но даже если перенести ее кровать в гостиную, на первом этаже нет ванной. Нужно либо спускаться к маленькой уборной возле кухни, либо подниматься наверх к нормальной ванной на втором этаже.

– Настало время установить лестничный подъемник?

– Думаю, Хонор даже слышать об этом не захочет; они такие отвратительные и медленные. В любом случае, дом стоит на возвышении, и, чтобы зайти, нужно подняться по ступенькам. Если она останется там, то, даже если сможет передвигаться внутри, бóльшую часть времени ей придется проводить дома. Мне кажется, это будет сводить Хонор с ума. Она везде ездит на велосипеде. В ее-то возрасте, представляешь?

– Что ж, значит, нужно искать крепкого опекуна, который будет смотреть за ней и каждое утро сносить на своих мускулистых руках по ступенькам, а потом толкать кресло-каталку по парку. Тогда у Хонор будет и свежий воздух, и горячий мужчина, на которого можно посмотреть. Все проще простого.

Джо рассмеялась:

– И где найти этого крепкого опекуна? В компании «Крепкие опекуны здесь»?

– Где-то должно быть что-то. Миллионы маленьких старушек приветствовали бы такую схему. На самом деле у меня велик соблазн сломать ногу.

– Дело в том, что Хонор очень независима. Она всегда все делала сама. Не представляю, чтобы она обрадовалась, когда за ней начнут ухаживать незнакомые люди.