— Всё хорошо будет. — Маша улыбнулась, перехватив его полный смятения взгляд. — Уже пришли. Дверь видишь? Оранжевая такая – нам туда.

Ведущие вниз избитые ступени были завалены обрывками стекловаты, битыми бутылками, смятыми пивными жестянками, ворохом раздербаненных папиросных пачек. Ясно – подвал эксплуатируется малолетками, изредка выгребающими из него мусор, но ленящимися дотащить до контейнера. Это что, один из них будет проводником, такой долговязый, заторможенный, с красными глазами-щелками, подросток в линялых джинсах и сланцах? Нарисовавшийся в воображении образ был настолько ярок, что Вадим тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Он протянул Маше руку – на ее шпильках самостоятельный спуск в подвал представлялся затеей извращенно самоубийственной. На облупившейся поверхности двери было выцарапано банальное здесь был Вася. Маша провела пальцами по буквам и, вздохнув, склонила голову немного набок, и на лице ее появилось такое выражение, словно она предалась внезапно нахлынувшим романтическим воспоминаниям.

— Это точно здесь? — спросил просто для того, чтобы вывести ее из самогипноза. Подействовало – она встрепенулась, кивнула и принялась согнутым пальцем выстукивать нечто. Надо же, код, - поразился Вадим. Маша прекратила стучать и, откинув волосы набок и приложив ухо к двери, прислушалась. Отодвинулась, пожала плечами. Вадим собирался попинать дверь – кто бы за ней ни находился, не собирался открывать.

А она отворилась. На пороге, щурясь от солнечного света, застыла долговязая фигура.

— Глаза, сучьи принадлежности, болят. Да вы проходите, проходите. Машк, ты, что ли? — их обдало перегаром. Троица вошла в подвал, дверь захлопнулась.

Житель подземелья включил здоровенный аккумуляторный фонарь, и Вадим, мельком оглядевшись, вздохнул расслабленно: наверное, бывает и хуже. Помещение было чисто прибрано и меблировано несколькими ободранными стульями и диваном, накрытым полосатым одеялом со здоровенной прожженной дыркой посередине.

— А как же, убираемся тут, — прокомментировал обитатель подвала с гордостью и протянул руку. — Вася. Диггер.

Вадим заржал.

Голова будто взорвалась – по подбородку потек теплый ручеек. Луч фонаря уперся в лицо, и Вадим отскочил от него, отвернувшись, размахивая вслепую кулаками и качаясь на ставших ватными ногах. Перед зажмуренными веками плыли мерцающие пурпурные круги.

— Вась, он же прибьет тебя, — сквозь гул в голове донеслись Машины слова. — Вот только в себя придет.

— Не-а, я ему опять всеку, — сказал Вася самоуверенно, и Вадим расслышал скребущий звук – должно быть, диггер пошурудил в нечесаных лохмах. — Ну чё, побежали?

— Вась, ты не торопись только – заблудимся, — попросила Маша, и Вадим, мало-помалу оклемывавшийся и собиравшийся устроить взбучку этому вонючему козлу, ошалел, когда, повернувшись на голоса, увидел, что девушка прильнула к Васе. На то, видимо, есть причины, подумал Вадим, ощущая гадливость. И думать было тошно, каковы эти причины.

— Ага, — заверил ее Вася и, разомкнув ее руки, сгинул, растворился во мраке. Где-то далеко по трубам, укутанным стекловатой, мелькнуло пятно света, и исчезло.

— Э-э-э, куда это он? — спросил Вадим, ощущая странное смешение страха и воодушевления. Не успел толком разобраться в ощущениях, как в предплечье мертвой хваткой вцепилась Маша, заставляя сопереживать ее смятению. И заорала:

— Вася-а-а!!!

Вадим был просто вынужден залепить ее рот ладонью — иначе ее испуг передался бы ему самому.

— Отпусти, ненормальная. Вернется, куда денется, — пытался ее успокоить, сам не испытывая уверенности, что диггер вернется. Наверное, до него дошло, что всёк он здоровому парню явно опрометчиво. — А пока расскажи, отчего у тебя к нему столь нежные чувства и откуда вообще такое странное знакомство.

— Нашел время! – вскрикнула она, и, отпустив его руку, отошла в сторону.

— Идет, вроде, — Вадим разглядел немощное пятнышко света. Маша вздохнула облегченно.

— На разведку мотался, — доложил Вася. Можем идти. Он повернулся и зашагал, освещая дорогу уже не таким ярким светом фонаря — аккумуляторы, наверное. Дай Бог, подумал Вадим, чтоб их хватило на дорогу в одну сторону — обратно диггер уж как-нибудь доберется.

Маше то и дело приходилось подталкивать Вадима, поскольку он чуть не каждые пять минут останавливался в раздумии, не повернуть ли обратно, пока они не углубились в лабиринты подземных коммуникаций настолько, что выбраться без посторонней помощи будет нереально. Вот не было доверия к диггеру Васе. Вадим опасался, что тот заведет их подальше, да и бросит. Ну, по крайней мере, его одного. И куда он бегал, спрашивается? Не к корешам ли, поделиться радостной вестью, что ведет лоха? Вадим бы, конечно, как-нибудь отбился… Хотя… - голова всё еще кружилась.

Они продвигались вперед, пригибаясь под нависшими над проходами, покрытыми коростой трубами, уворачивались от огромных вентилей, сочащихся коричневой жижей, отпихивали снующих под ногами крыс, отбрасывали в стороны паутину, забитую пылью настолько, что походила на лохматый пуховый платок, перешагивали через лужи чего-то заплесневелого. В горизонтальных ходах - своды которых состояли то из бетонных перекрытий, то из осыпающихся кирпичных арок, то из бревен или шпал, - под ногами тяжко всхлипывала тягучая грязь, испускавшая зловоние, от которого перехватывало дыхание, желудок словно наизнанку выворачивался, а глаза слезились. Они шли дальше и дальше, спускаясь и поднимаясь, поднимаясь и спускаясь по скобам, вбитым в стенки колодцев, покрытых белесым мхом. По скобам дефилировали крупные слизни и шустрые сороконожки, лопавшиеся под ладонями с гадким хрустом. Сливающиеся в одно гнилое болото, многочисленные лужицы, трепещущие копошащимися в них личинками, вместе с омерзением вызывали чувство уверенности в том, что стоит отойти от них на десяток-другой шагов – выпустят какие-нибудь ложноножки и припустят вслед за людьми, как обретшие хозяев паршивые щенки.

— Скоро придем? — спросил Вадим, когда они остановились в помещении, заставленном громоздкими предметами, укутанными брезентом, покрытым лохматым слоем пыли. Выхватив у Васи фонарь, парень подошел к одной из громадин. Попытался приподнять край брезента, но не преуспел. Когда осыпались пласты пыли, Вадим увидел, что грубая ткань надежно закреплена толстым стальным канатом. Канат был пропущен сквозь усиленные металлическими кольцами отверстия в брезенте. Концы каната приварены к металлическим крюкам.

— Это что? — спросила Маша. Ей было наплевать на тайны подземелий – подвернулась возможность передохнуть, так почему бы не сыграть заинтересованность.

О своем присутствии Вася напомнил клокочущим кашлем.

— Кгм… А, ничего интересного. Эти, там, наверху, — диггер ткнул пальцем в паутину, свисавшую со сводчатого кирпичного потолка навроде дырявой шали, — забыли, небось, давно, что тут понатарили на случай войны или еще чего похуже. Да тут, в центре, то есть под центром, много всякого барахла. Только толку – ноль. На металлолом не сдашь – попробуй эту хрень распили, так что наши, подземные, и упаковку-то не содрали – пусть себе стоит. Ладно, пошли уж. Вон, дергается, — кивнул на колеблющееся пятно света, — аккумулятор сдыхает. Если темноты боитесь и распсихуетесь – брошу тут и уйду, нам тут придурков не надо.

Вадим подавил желание хрястнуть вонючего диггера фонарем по башке. И передал ему издыхающий светоч.

И они двинулись дальше. Вспомнив слова Васи, что они где-то под центром города, Вадим строил предположения, куда неароматный проводник их выведет в конце концов. Он скрипнул зубами.

— Ты что? — спросила Маша, положив ладонь ему на предплечье.

— Да так, жрать хочется, а никаких забегаловок по пути всё не попадается. — Вадим чиркнул зажигалкой, посмотрел на часы, присвистнул: — Половина шестого.

— С едой придется подождать, — сказала Маша с неприязнью, то ли пораженная, как он может думать о еде в этой клоаке, то ли сама испытывая голод и злость от того, что ей об этом напомнили.