— Это связь, что ли, правительственная? — Вадим резко остановился, указательным пальцем тыча в направлении толстенных кабелей, закрепленных гнутыми штырями на стене справа.

— Ага, как же. Электричество. Вон вишь – лоскутья валяются. Всё, что от Жереха осталось. Отпилить кусок кабеля хотел. На пробу.

— А чего ж тогда темень у вас тут?

— А нам, настоящим диггерам, а не тем, что по телеку, свет ни к чему. Баловство одно, — сказал Вася. Вадим хмыкнул.

Какое-то время они шли молча. Вдруг Вася остановился, потушив зачем-то фонарь, и шумно потянул воздух забитым носом.

— Всё, корешочек. Прибыли. Гони два косаря, — и нажал на кнопку. Вадим зажмурился – слабый свет на миг ослепил его. Круглое пятно света заплясало по стенам.

Помещение было кубом с гранями метра по три. Посредине – винтовая уродливая лестница, подниматься по которой представлялось упражнением не для слабонервных. Уж лучше пытаться допрыгнуть до того квадратного люка в потолке. Напрягши зрение, Вадим разглядел, что петли, равно как и огромная задвижка, не так давно смазаны. Ну, значит, кому-то всё ж удалось по ржавым ступеням вскарабкаться наверх.

— Вадь, ты давай, двигай, — Маша подтолкнула его кулачком. — Там гараж бесхозный. Утром я за тобой заеду. С пяти до шести.

— А где мы вообще находимся? — спросил Вадим, разглядывая лестницу.

— За «Плазой» мы. Гараж тут был какой-то ведомственный. Там есть сторож на территории, но он нос сюда не сует – имущество давно растащили, а новые хозяева никак не определятся, что с участком делать. Пока не сносят. За ночь вряд ли что изменится.

— В центре города меня упрятали. Кабздец какой-то. И чё, за это я тебе еще и две штуки должен отслюнявить? — Вадим навис над Васей.

Ударом кулака свалил его на пол, усеянный осколками кирпича и стекла. И принялся крушить его ребра, не обращая внимания на резкие удары Машиных кулачков по своей спине. Девушка пыталась схватить его за волосы, но пальцы скользили по влажному «ежику» стрижки. Зато ногти бороздили Вадимову голову с производительностью миниплугов. Вася не сопротивлялся избиению, и остановило Вадима именно это, а не Машины неумелые попытки снять с него скальп. Вадим приподнялся и, ткнув рассеивателем фонаря в лицо диггера, вгляделся: неужто помер? А Вася, скорчив болезненную гримасу, разлепил веки.

— Утихомирился? — спросил избитый тоном совершенно спокойным, и Вадим поразился – Вася не казался не то что избитым, даже обиженным. Очевидно, привык, решил он. Или несколько курток, напяленных на немытое тело, послужили таким коконом безопасности. А потом произошло нечто.

Вася медленно, очень медленно сунул руку за пазуху, и Вадим уж решил было, что тот сейчас достанет сигареты и предложит закурить. А в следующую секунду уже смотрел в зев направленного ему в переносицу пистолетного ствола, и не нашел во вмиг опустевшей голове фразы умнее, чем:

— Ты стрелять-то хоть умеешь, вошь траншейная?

— Этому обучены, — сказал Вася, и Вадим ему поверил.

По спине побежали мурашки. Волна хлынув в тело, захлестнула и сознание, и Вадим уже

…падал в подрагивающую, пульсирующую бездну, где, в самой ее глубине, клубился, мерцая, слепя вспышками, огромный глаз воронки, уставившийся на несущуюся прямо к нему жертву мглистым, бесформенным, лениво вращающимся зрачком. Глаз вспучился, вздулся, взорвался ослепительным сиянием, в мгновение свернувшимся в рваный комок, а тот, запульсировав, разделился на несколько вьющихся струй, которые, переплетаясь между собой и вновь разъединяясь, рыскали вокруг, словно нащупывая Вадима, не находящего в себе сил сопротивляться своему вращающемуся падению в их объятия. Струи, скрутившись во что-то вроде теряющего очертания кулака, ударили в его грудь. И он очутился на берегу. Он ощутил на губах вкус речной воды, и хоть тело болело, куда ни ткни, ему удалось таки отползти от вяло накатывающих волн. Он перевернулся на спину и посмотрел в жемчужное предзакатное небо. Через какое-то время, подвывая от боли, приподнялся на локтях и осмотрел себя – знакомая «камуфля», заляпанная грязью, местами починенная неровными стежками толстых красных ниток. Вспомнилось, как мама умоляла взять катушку и пользоваться только ими, поскольку и глаз дурной отводит, и не украдет никто. Перед отправкой сам ржал и новым корешам показывал катушку – те укатывались. А вот здесь нитки пригодились. Эх, где сейчас те кореша – и где он. Не сказать, что в жопе, но очень, очень близко… Откинувшись на песок, Вадим застонал, стиснув лицо ладонями. Его снова швырнуло в гудящий водоворот, и он повиновался силе, кружащей и швыряющей его, словно трухлявую соломинку. Он скрючился, просунув руки меж подогнутых к животу ног и упершись головой в колени. Его подбрасывало и топило, вертело и било. И когда уже вращающийся мглистый зрачок был совсем близко… Всплыло грязное, желтое, щербатое солнце…

перепуганной рожи диггера Васи.

— Братка, ты прости, — об искренности сожалений говорили слезы на его мордахе. — Ну что я, знал, что пушка тебя так застремает!.. Машк, ну, скажи ему.

— Вадичка, что с тобой, хороший ты мой? — Маша гладила его по изодранной голове и плакала. Нос покраснел, лицо припухло, тушь эта… Вадим отвёл взгляд.

— Да норм всё. Не знаю. Вымотался, наверное. Или от недостатка кислорода. Или нервное. Не знаю, честно. Впервые такое.

— Ты до утра-то не загнешься, нет? — спросил Вася с заботой в голосе.

— Не должен. — Вадим усмехнулся. — Я вот подумал, может это от контузии. Врач в части говорил, что такое может случаться.

— Вот еще новости. И когда это ты успел в армии побывать? — глаза Маши округлились. — Ты уверен, что все нормально? Ах, ну да. Я о здоровье – с остальным потом разберешься. Может, пусть Вася тут с тобой покемарит?

— Васи мне только и не хватало. Пристрелит еще, недоделок. — Вадим, отстранив Машу, встал и уверенно двинулся к лестнице, хоть прилагал титанические усилия к тому, чтоб не свалиться – ноги не желали подчиняться. Он положил руку на ржавье перил и, сплюнув через левое плечо, заставил себя взбежать вверх по ступенькам. Остановившись на верхней площадке, отодвинул засов и поднял тяжелый люк.

Здесь было посветлее. Вадим толкнул ногой крышку люка. Взвившееся облако пыли заставило его расчихаться. Прочистив носоглотку, Вадим утер рукавом выступившие слезы и прислушался. Снизу донеслось топанье поднимающихся по ступеням ног. Поддавшись внезапному порыву, Вадим ступил на квадрат люка и, подпрыгнув, обрушил на него все свои девяносто кило. Васе, наверное, показалось, что звуковая бомба прямо в его башке взорвалась – до Вадима донеслось болезненное «ох», а потом – постукивающие шлепки, словно Вася не спустился по ступенькам, а скатился с них.

9

Вадим огляделся. Покрашенная в пожухло-зеленый дверь повисла на одной петле – втора торчала из колоды ржавым закрученным штопором, - и парень подивился: и чего тут искали? Он осторожно раскрыл – нет, скорее сдвинул – дверь, и пробежал взглядом по полной антисанитарного величия панораме. Чувство гадливости можно было притупить осознанием того, что это ж только на одну ночь.

Под потолком висела здоровенная лампочка подо ржавым рассеивателем диаметром с купол мужского зонта. Лампочка была загажена голубиным пометом. И как же, спрашивается, птичкам это удалось? – задался он вопросом. Голуби расхаживали по покрытым слоем гуано швеллерам, концами вмурованным в стены. Наверное, по ним перемещались подъемники. На полу гаража громоздились друг на друга пара ржавых рам грузовиков, развалы лысых – из некоторых зачем-то были вырезаны куски – покрышек, несколько помятых бочек, расколотые корпуса аккумуляторов, прогоревшие глушители, какие-то кронштейны, пластины рессор, груда рваных подушек сидений.

Он выбрал несколько подушек, протер их, смачивая платок под струйкой воды, сочащейся прямо на пол сквозь проржавевшее корытце мойки, и разложил у стены наподобие широкой и стрёмной на вид тахты. И улегся, рассудив, сто иначе просто уснет стоя. В одной из створок дощатых ворот была прорезана дверь, сквозь щели проникал неяркий свет, дополняя немного люменов в слабый поток из местами битой оконной рамы над воротами.