Он вынырнул на мгновение из-за борта нагонявшего «мерседес» грузовика, и вновь скрылся из поля зрения. Маша подумала, что ничего захватывающего на самом деле в погоне нет, разве что только некоторым может показаться забавным ощущать страх, перерастающий в панику. Преследователи были скорее азартны, чем опытны – или их машина и в самом деле не могла обогнать раскочегарившуюся фуру, - однако и Маша не имела опыта ухода от погони, а тупо добавить газу – лучше сразу в кювет: асфальт мелькал меж ям неровными клочками, и тягач позади болтало так, словно еще чуть – и он взлетит такой неаэродинамичной конструкцией. Да с дороги и не свернуть было, и еще была надежда, что благоразумие победит азарт преследователей, и они не станут обгонять фуру до самого шоссе. А до него оставалось совсем чуть.

Странный караван, не снижая скорости, вывалил на шоссе, и Маша поддала газу. «Мерседес» стал быстро удаляться от тягача, прицеп которого еще какое-то время мотыляло – легковушки выстроились за ним и зеленым «чероки» в недлинный ряд. Трейлер выровнялся – «чероки» буквально выпрыгнул из-за него и стал нагонять. Маша притопила педаль – преследователь за рулем сделал то же. Да он сейчас просто развалится, подумала она.

Словно невидимая рука решительно повернула руль – Маша выехала на встречную, медленно обходя несколько фур с одинаковыми логотипами на синих тентах прицепов. Навстречу мчался тягач с экскаватором на платформе – огромный нож чернильно поблескивающим фоном громоздился за кабиной. Сердце, подступив к горлу душащим комком, замерло. Шурик на своем сиденье спрятал лицо в ладонях, а Маша таращилась на этот нож экскаватора с такой на его фоне маленькой кабиной тягача и молилась, чтоб у нее хватило духу вырваться из-под гипноза надвигающейся смерти и вывернуть руль вправо. Не в силах оторвать взгляд от надвигающегося кошмара, Маша всё же просто знала, что «чероки» летит за ними, как приклеенный – сбавить скорость и пристроиться в хвост последней фуре у него просто не было времени, оставалось только прижиматься к «мерсу» плотнее.

«Мерседес» вильнул, вклиниваясь в пространство между первой в караване фур и тягачом на встречной полосе. Оба Гарика раскрыли рты, так и не успев завизжать. «Чероки» стал намазываться на капот тягача, повторяя его неэлегантные формы и изламываясь металлом, искореженная, разорванная рама отлетела на полсотни метров в сторону в сопровождении роя лохмотьев покрышек да осколков колесных дисков. Лохмотья кузова отлетели от капота тягача, вырывая куски оперения передка грузовика, и рухнули комками осколков, обрывков металла, ошметков плоти, лоскутов кожи. Комки прокатились по обочине к лесополосе и там, ломая кусты лещины, позастревали теплыми, потрескивающими, остывающими метеоритами.

От удара экскаватор на прицепе тягача, оборвав крепеж, сдвинулся вперед метра на полтора, прорезав гусеницами глубокие борозды в металле платформы и местами смяв его, как картон. Клюнув носом, экскаватор немного сплюснул кабину огромным ножом, и водитель, сломавший при столкновении челюсть о рулевое колесо, возблагодарил небеса за свой малый рост – не будь он тем самым пресловутым «метр с кепкой», каковое прозвище преследовало его всю жизнь, его голову раздавило бы, как яйцо. Мужик, в шоке, вывалился из кабины через проем ссыпавшегося на дорогу лобового стекла и, встав на четвереньки, пополз к клочьям джипа. Заторможено решив, что помогать тут некому, сосредоточился на собственных ощущениях. Превосходствовала боль. Водила, теряя сознание, завалился на бок.

3

Маша довольно улыбнулась и, похлопав Шурика по плечу, поинтересовалась:

— Тебе-то хоть штаны новые не понадобятся?

И рассмеялась вполне счастливо. Или истерично. Ну надо же, какая молодчага! Папа бы ею гордился. Произнося папа, она видела перед собою не жирнющую тушу отчима, воспитавшего ее пусть и с малолетства, а мужика с черно-белой фотки, которую как-то нашла в маминой сумке. Мама сильно смутилась и объяснила: брат, мол. Да никакого брата у нее не было, уж это Маша знала точно, сколько бы мама не упражнялась в фантазиях, описывая его трагическую кончину и не заморачиваясь на том, что последняя версия в корне отличается от предыдущих.

Маша обернулась, провожая взглядом синий «патрол» - из тех, старых, у которых геометрия кузова представляет из себя сплошные параллелепипеды. А ей нравилась эта незамысловатая рубленость форм – Иван, помнится, так вообще тащился от старых внедорожников. Ну, как тот «чероки»… Спину словно ледяной язык лизнул. Маша вздрогнула всем телом и глянула в зеркало – синий «патрол» скрылся за тем взгорком, вокруг которого по обочинам шоссе разбросаны останки зеленого «чероки».

Ее не мучили угрызения совести. Наверное, что-то такое начнется потом, пока же она пребывала в состоянии отстраненного наблюдения. Попыталась нарыть в душе хоть неловкость, не говоря уж об ужасе от содеянного или, там, раскаяния. Ничего. Посмотрела на Шурика – изломанная сигарета в его пальцах дрожала, глаза напоминали кусочки мутного грязного льда.

Маша включила указатель поворота и свернула на заправку. Чертов «мерс» жрал бензин в невероятных количествах. Надо Кирюше маякнуть – пусть на сервис отгонят.

Глава VI

1

Катя бросила работу. Наверное.

Самые тягостные часы муторного предчувствия остались позади, и теперь она медленно, но верно напивалась, отхлебывая вишневый ликер из рюмки на тонкой длинной ножке, то и дело подливая из литровой бутылки. Она ожидала трагедийного или скандального развития событий, а не было никакого. Никто не звонил, не эсэмэсил, не мылил, не тарабанил, наконец, в дверь с уговорами образумиться и остаться в коллективе. Коллеги не особо переживали по поводу её дезертирства. Да, признаться, забивалаона на работу и раньше: то в истерике по случаю невинной, казалось бы, фразы, оброненной кем-то из сотрудников; то из желания посмотреть, а как они без нее будут справляться; то просто так – не выспавшись и затянув время с утренним кофе, тупо смотрела на часы, пока не наступало время ее эфира, а услышав голос Серого или Верки, испытывала разочарование, будто и впрямь ожидала, торча в собственной кухоньке, услышать себя вторую, Лизу Блестящую, которую иногда, казалось, могла ухватить за рукав, стоило оглянуться на долю секунду раньше, или разглядеть в зеркале.

Ну да, она, может, грубовато повела себя в разговоре с тем парнем, что вместо разговора на заданную тему поздравлял какую-то Машку, и, наверное, всколыхнул его голос в Кате обиду, которую она несла в душе постоянно и выплескивала лишь тогда, когда не могла контролировать свою ответную реакцию на разглагольствования о чувстве, которое она порой испытывала, но здорово сомневалась, что сможет вызвать ответное. Да за что её любить? Мама – и та при виде Кати только пугается, и пусть не от ее наружности, а от незнания, чем дочь огорошит на этот раз, но всё же. А если и проявляет заботу и нежность, то явно переигрывает, и ее щебетание, захлебывающееся счастьем оттого, что не перебивают, становится невыносимым настолько, что хочется просто взять и заткнуть эту пасть на лице с бегающими от твоего взгляда глазами. Так же щебетал и Филипп, что-то про недопустимость такого поведения – да и вообще много лишнего стала говорить – а не пора ли отдохнуть, взять отгул, само собой, оплаченный – а мы скажем, на Бали тебя отправили. Со своими тёлками дальше Турции да Египта сроду не бывавший, шеф представлял Бали тем раем, где души и впрямь очищаются, а скверна коросты усталости смывается океанскими волнами напрочь. Благодать просто. Шеф, в отличие от мамы, глаз не прятал, но щурил их так, будто в самом деле смотрел на солнце. Катя себя светилом не ощущала.

Она развернула тетрадь на сороковой странице – обведенные кривым кружком цифры в верхнем правом углу вырисованы слишком тщательно, будто автор, заполняя шариком стержня пробелы между штрихами, то ли увлекся, то ли задумался. Или хотел придать странице законченность – на ней было изображение, выполненное не художником, конечно, но явно старательным натуралистом, с тщанием, непонятным при условии наличия фотоаппарата и вполне объяснимым – при его отсутствии. Глядя на рисунок, Катя в который раз подумала, что если и возможно вообразить, что тетрадка – чей-то розыгрыш, то она просто теряется в догадках, какова же ожидается реакция на него.