Молодой водитель резко тормозит с краю оживленного перекрестка. Мози хватает меня за руку и выдергивает из машины. Мое сердце прыгает как лягушка прямо от моей грудной клетки к моему горлу. Мози видит стену и его тело расслабляется. Он бросает вниз свой рюкзак и достает баллончик с краской.

Когда Мози рисует, мир вокруг замедляет свое движение. Краска становится естественным продолжением его рук. Он рисует сорок три человека за столько же секунд. Их тела похожи на тела детей, почти маленькие дети. Он снова начинает сверху и рисует бумажные пакеты над их головами. На каждом пакете номер то одного до сорока трех.

Мне хочется плакать, думая о том, что у каждого из этих студентов есть семья. Я потеряна в собственных переживаниях, пока Мози, посмотрев через плечо, не дергает головой в мою сторону. Я смотрю на кусочек бумаги в своих руках как раз в тот момент, когда он выскальзывает и его подхватывает ветром. Я вижу, как его уносит в сторону дорожного движения, понимая, что едва прочитала слова, которые даже не понимаю. Я застываю, думая, не разозлиться ли на меня Мози.

Но потом меня поражает момент ясности, когда я вижу, что зрители начинают собираться и фотографируют Мози. Я знаю эту историю, я видела ее в новостях. Я могу сделать заявление и могу сделать его мощным на том языке, которым владею. Это английский язык, народ. Супчик дня. У нас больше ничего не осталось. К черту все. Я хватаю сой баллончик и начинаю распылять ─ именно так, как много лет назад учил меня Мози на стене моей собственной гостиной.

«43. Где они, мать вашу? Верните их или  заплатите цену за наше несогласие!» Какого черта я делаю? Угрожаю мексиканскому правительству?

Как только он заканчивает, он бросает баллончик и я делаю тоже самое. Он берет меня за руку и мы бежим через улицу от перекрестка. Мози двигается быстро и толкает меня на боковую улочку. Он срывает свою маску, затем хватает мою, выдергивая несколько моих волос, которые запутались в ней. Он выбрасывает свой рюкзак со всем содержимом в мусорный бак, и в этот момент я понимаю насколько все серьезно. Он никогда не выбрасывал свой рюкзак. Мы бежим еще один квартал, пока мои легкие не начинают гореть, а слюны слишком много, чтобы проглотить.

Мы поворачиваем за угол как раз в тот момент, когда местный микроавтобус подъезжает к бордюру. Мози копается в кармане в поисках мелочи и тащит меня вверх по лестнице. Мы проходим в заднюю часть автобуса, когда тот слегка покачивается вперед. Его руки скользят по моей талии и крепко прижимают к нему. Одним этим движением он удерживает и успокаивает меня. Я прижимаюсь к его груди, глупого вдыхая запах краски и мускусный запах его пота.

─ Ты была великолепна, ─ шепчет он мне на ушко.

─ Если под «великолепна» ты подразумеваешь ужасна, то я согласна с тобой. Мне так жаль. Я потеряла листок. Я идиотка, ─ сетую я, проводя носом по его шеи и чувствуя восхитительную близость его твердого тела. Каждую мышцу, каждую пора, каждый мягкий волос. Я влюблена во все это и я с ума схожу от восхищения.

─ Когда ты рисуешь такое, Лана, ты должна отпустить все. Это не подвластно твоему контролю, так что ты просто должна позволить случиться всему, что должно произойти. Это было блестящее решение, написать на английском. Думаю, таким образом, это еще больше привлечет внимание. Думаю ты справилась просто великолепно. 

─ Как ты, черт возьми, находишь дорогу внутри этого города? Разве он не самый большой в мире? ─ спрашиваю я, когда мы выходим из автобуса и начинаем идти в другом направлении.

─ Прошлой ночью я некоторое время изучал карту.

─ Ты гений, ─ говорю я откровенно.

Мози закидывает назад голову и смеется.

─ Ты так говоришь, потому что слишком сильно хочешь трахнуться со мной.

Что достаточно интересно, мы так и не трахнулись. Возможно, мы слишком боимся разрушить эту счастливую стадию отношений, к которой мы перешли. Или возможно мы отдалились друг от друга за все это время, что были порознь и, встретившись снова, лишь доказали, что не подходим друг другу. Моя тайная надежда в том, что ожидание окажется слишком тяжелым для каждого из нас, чтобы справиться. Что если секс станет для нас разочарованием?  Что если один из нас окажется полным неудачником в постели? Думаю, мы просто оба очень устали.

Так что мы много кушаем. Смотрим местные новости и социальные сети, чтобы увидеть реакцию на наш шедевр ─ на самом деле, шедевр Мози. Во всяком случае, я лично все испортила. Мне нравиться сидеть рядом с ним, смотреть в один телефон. Улыбаться, когда он улыбается, то, как его рука гладит мою руку. Мне нравится спать рядом с ним, свернувшись калачиком у его спины.  Чувствуя безопасность и удовлетворение, словно спящий лев, защищенный от всего в своем логове. Мне нравится передвигаться по нашему гостиничному номеру рядом с ним, чувствуя себя по-домашнему в этом пространстве.  Мне нравится, когда он притягивает меня к себе для того чтобы нежно поцеловать или, чтобы ласково прикоснуться к моему лицу.

В итоге мы упаковываем наши вещи, точно не зная, останется ли Мози у своих родственников, или куда именно мы направимся. Я только знаю, что моя кредитная карточка больше не может оплачивать этот номер, как любит говорить Мози ─ зарплата от моей не работы. А оплата парковочного места в гостинице для автомобиля больше стоимости нашей старой машины. Утилизировать ее будет стоить дороже.

Так что мы едем в его бывшее место проживания на северной окраине города, особо не общаясь друг с другом, потому что мы оба боимся того, к чему все это приведет. Может быть, это последний день для нас обоих, время расстаться и двигаться дальше. Единственное, в чем я точно уверенна, что не могу забрать его с собой домой. И я на самом деле не могу остаться здесь. Как я буду работать? Чем я буду заниматься? Чем, черт возьми, будет заниматься Мози? Я также знаю, что он хочет поехать домой, а дом это не Мехико. Возможно, это изменится, когда он найдет свою семью. 

Чем дальше мы едем, тем удручающе становиться пейзаж вокруг нас. Экономический кризис растет в геометрической прогрессии, чем дальше мы удаляемся от города. Дети, одетые в лохмотья, стоят у знака «остановиться», когда мы въезжаем в бывшее место жительства Мози район Ла Неса. Не могу не задаться вопросом, на что была бы похожа его жизнь, если бы его мать не оказалась достаточно смелой, чтобы увезти его. Но учитывая, через что он прошел, я не знаю что хуже. Одно дело бедность и совсем другое ─ травма. Им не обязательно идти рука об руку, но учитывая мою сферу деятельности, они почти всегда идут в комплекте. 

Мы медленно движемся по улицам и здесь они не заасфальтированные. Мози спрашивает каждого готового говорить с ним, о своем дяде, единственном живом брате его матери. Дети клянчат под окнами и я даю им монеты. Жалко, что я не привезла еды или чего-нибудь более существенного. Мы движемся в этом направлении, но это не приносит особых результатов. Мози сжимает мое бедро и смотрит на меня. Одними губами он произносит, ─ Ты в порядке?

Это так похоже на него, беспокоиться о моем благополучии, когда это его будущее висит в воздухе и он даже не знает, где он сможет в следующий раз отдохнуть. Но возможно Мози лучше справляется с неопределенностью, чем я и поэтому он нормально воспринимает наши непонятные отношения.  Что касается меня, я просто теряю рассудок и чрезмерно анализирую каждый маленький кусочек.

И угадайте что? Мы находим дядю Мози. Он живет в скромном двухкомнатном доме со своей семьей. Под скромным, я имею в виду сравнение с развивающимся миром ─ его образ жизни делает скромным тот образ жизни, который я вела пока росла, со взглядом, что жизнь принадлежит королям. Это был владелец бакалейной лавки у его дома,  где мы остановились купить газировки, он точно знал, о ком мы говорили. Это действительно была большая удача, потому что я, не думая, что здесь есть адреса, а дома, кажется, прорастают один за другим прямо из земли. Он налил нашу газировку в пакетики с соломкой, убирая толстую стеклянную бутылку обратно в ящик, пока давал нам реальное направление и точное описание. Я раньше никогда не пробовала газировку в пластиковом пакете. Она, кажется, более игристой и на нее весело смотреть.