─ Хочешь чипсы  со вкусом огненной лавы? На вкус они как Сент-Хеленс (Сент-Хеленс ─ активный стратовулкан, расположенный в округе Скамания штата Вашингтон, США.), ─ спрашиваю я запинаясь. Я почти готова отказаться от этой поездки. Я веду себя глупо, чтобы избежать напряжения между нами.

Он ничего не говорит, но берет меня за руку и тянет, заставляя меня встать.

─ Ты сходила в туалет? ─ спрашивает он, двигаясь широким шагом через стоянку.

─ Ага. Я помочилась, как настоящая задница, а затем не подтерлась на глазах у всех.

─ Прекрасно, ─ отвечает он, осматривая обе стороны для машин на автостоянке. Через всю стоянку мы несемся к нашей машине, стоящей возле туалетов. Здесь, видимо, нет никакой организованности в отношении заезда и выезда транспортных средств. Без специальных знаков и светофоров, стоянка настоящий беспредел. Мы пытаемся пробраться через кучу автомобилей, которые застряли в тупиковой части автомобильного затора. Мози тянет мою руку и мы пытаемся перейти дорогу, как раз в тот момент, когда машина, увидев лазейку, со свистом проносится мимо нас, обрызгивая нас грязной водой из лужи и почти наехав на мою ногу.

Мози рычит, неправильно направляя свой гнев, и делает выпад в сторону машины, которая теперь снова застряла, в пятнадцати футах от прежнего места. Он пинает раму на нижней части водительской двери. Это, возможно, причиняет боль его ноге намного больше, чем травмирует машину. Он громко ругается на испанском и сыплет огромным количеством оскорблений, которые заставляют меня покраснеть, даже учитывая того, что он говорит. Я понимаю суть. Я довольно свободно понимаю злость. Злость моей матери я всегда понимала идеально.   

Но я не могу свободно воспринимать ее. Если бы это было не так, то я давным-давно излечила бы себя.

─ Мо, просто оставь это! ─ кричу я, видя образы наркоманов, грязных полицейских и распространившегося общего беззакония. Он понятия не имей, чью машину он пинает, а мы должны быть осторожными постоянно. Особенно здесь. Мы оба иностранцы, никто не будет искать нас или беспокоиться если мы пропадем без вести. ─ Мо, хочешь порисовать? Я здесь видела хорошее местечко, ─ говорю я, кивая в сторону предполагаемого места, которое я не видела.

Он поднимает голову, как волк ловящий запах на ветру.

─ Да, со стороны туалета? Я тоже подумал об этом.

─ Давай сделаем это! ─ говорю я, цепляясь за идею. Мози пожимает плечами водителю, который выходит из машины. Его внимание захвачено, а его мысли уже там, вырисовывают эскизы, наполняя цветом мазками и длинными линиями.

Он хватает из машины свой рюкзак и я слышу предательский лязг полных баллончиков краски, которые бьются друг об друга и стучат. У него уже есть идея, я могу определить это, посмотрев на него. Его глаза полны блеска, а грудь тяжело вздымается. Этот мужчина был рожден, чтобы творить, и когда он делает это, он находится в своей стихии. Я сажусь на траву и пытаюсь охладить язык каким-то ужасным шоколадом и жевательными конфетками. А вы знали, что большинство мексиканских конфет в своем составе имеют горькие специи. Я наконец-то поняла это. Вот как они делают. Они с детства приучают к этому своих детей. Мози берет леденец, покрытый перцем чили и кладет его в рот. Я откидываюсь назад на руки и решаю, что именно таким я его запомню навсегда, с шапочкой на голове, которая едва сдерживает его волосы, лоб, сморщенный в концентрации, леденец во рту. Я думала, он нарисует грузовик с беженцами, или возможно то, как забирали Бризу, но Мози рисует цветы. Видимо его вдохновило то, что он увидел в Раю. Здесь так много разных цветов, что у меня кружится голова. Я достаю еще один покрытой перцем чили леденец, пробую лизнуть его и задержав дыхание, сую его в рот. Не могу поверить, что не купила воды. Знаю, что через пару часов пожалею, что ела это.

Когда он заканчивает рисовать поле полное цветов теплых оттенков, он рисует высокую и гордо выглядящую мексиканскую женщину, которой может быть только его мать. У нее его индийские черты лица, острый лоб и крепкая челюсть, тоже выражение интеллекта и неповиновения, которое она передала своему сыну.  Она держит в руках два огромных тропических оранжево-красных цветка. В центре одного из них свернулась калачиком маленькая девочка. В центре другого ─ Мози рисует собственное лицо.  У него занимает так мало движений баллончика с краской, чтобы сделать из собственного образа совершенство, что я смотрю на это с отвисшей челюстью, чувствуя себя так, словно наблюдаю за каким то волшебством. В углу он подписывается своим именем и вытирает пот со лба. Он закончил шедевр раньше, чем закончил сосать леденец.  

Он тянет меня, чтобы я встала и стряхивает сухую траву с моей задницы.

─ Ты так талантлив, Мо, ─ говорю я, с благоговением смотря на него.

─ Прибереги это, Док. Я не собираюсь рисовать или целовать тебя. 

Забавно как в одно мгновение из за глупого предложения вы можете перейти из состояния переполненного состраданием и эмоциями в состояние яростного разочарования. Из-за маленькой цепочки слов сорвавшихся в виде шутки  с уст мужчины, в которого вы беспомощно влюблены. 

Я зажимаю руки в кулаки и иду разрядиться подальше от него.  Он хватает меня за руку и с силой дергает назад, на его лице застыло выражение боли.

─ Ты говорил со своей женой? ─ я требую ответа, выглядя ревнивой и такой, такой незрелой, даже для себя. Я не хочу быть такой. Я должна быть лучше. У нас даже нет отношений. Я собираюсь оставить его в Мехико.

─ Не злись, Лана. Я говорил со своей мамой.

─ Ты поддерживаешь с ней связь? ─ удивленно спрашиваю я.

─ Трудно не делать этого, когда она постоянно разыскивает меня в поисках денег.

─ Ох, я думала, вы отдалились друг от друга, ─ говорю я, сунув руки в карманы. ─ Нам нужно ехать, ─ рассеяно говорю я, но теперь мое лицо покрыто слезами.

─ Я не должен был рассказывать тебе ту историю. Ее слишком тяжело слушать. Спасибо за это, ─ говорит он, указывая на картину. ─ Это помогло мне забыться.

Мы делаем несколько шагов и затем Мози снова останавливается.

─ Лана? Мне нравится, когда ты наблюдаешь за мной, пока я рисую.

Он так серьезен и он, держа меня за пальцы, нежно тянет к себе.

Я громко рыдаю и мои рыдания звучат странно и незнакомо, как умирающее животное или какой-то заглушенный горн, как предупредительный сигнал корабля.

Как мне выкинуть это из головы? Я не должна обнимать тебя. Не должна желать твоего прикосновения каждой частью своего тела.

─ Хочешь, я поведу? ─ спрашиваю я, расправляя плечи.

─ Ты сводишь меня с ума. Я хочу увидеть тебя. Ты можешь быть самой собой? ─ Мози сжимает меня в своих объятиях и мое тело ломается. Он поглаживает мой затылок и вдыхает мой запах. Я могу чувствовать, как стучит его сердце рядом со мной. Знаю, я расстроила его. Я знаю, что это ненормально одновременно желать трахнуть его и спасти.

─ Спасибо, что выслушала самую печальную и странную историю на земле. Не позволяй этому повлиять на тебя. Попытайся не потеряться в этом, она закончилась ─ по большей части.

─ Знаю, что так. Но я не могу ничего поделать с желанием спасти эту часть тебя. Я хочу вернуться в прошлое и защитить тебя от всего плохого через все то, что тебе пришлось  пройти.

─ Без этого опыта, Лана, я бы не стоял сейчас здесь перед тобой. Раньше я все портил, когда дело касалось тебя. Я умирал от желания поцеловать тебя. Самой худшей пыткой было наблюдать за твоим ртом, пока ты спала. 

Мо ведет меня спиной назад и прижимает к мокрой краске. Я чувствую, что она по-прежнему влажная и то, как моя футболка и штаны прилипают к ней.

─ Будь осторожен. Мы испортим картину.

─ Я испорчу тебя, если ты позволишь мне сделать это.

Вы думаете, что один поцелуй может показать, каким будет ваше дальнейшее будущее? Что поцелуй может уничтожить все ваши страхи, которые вы накопили за всю свою жизнь? Или же, что он может заверить вас, что никакие ошибки не повлияли на вашу затвердевшую судьбу? Что это должно было произойти именно сейчас и что все будет хорошо?