– Пойдём к нему? – спросил Паша.

– Пошли.

22 (47)

В толпе, продолжавшей искать участия во всех делах, что в этот день творились в деревне, произошёл раскол: в ней появились те, кому было некогда или лень, или неловко, уподобясь стаду, повинуясь общему порыву, всей гурьбой, опять брести к новому месту. Но таких было мало. И не такова была Макариха – она шла с народом, чтобы наблюдать за новым происшествием. Правда, Макариха не устояла против того, чтобы навестить свою козочку Маньку, так как путь к пруду лежал мимо лужка, где та паслась – надо было всего лишь раньше времени свернуть книзу.

Помахивая сереньким хвостиком, беленькая козочка по имени Манька безмятежно паслась возле ручья. Завидев хозяйку, спускающуюся к ней по проулку между дворов, она призывно заблеяла и побрела навстречу.

– Уй, ты моя радость! Узнала, узнала хозяюшку! Ну, иди, иди ко мне! – обрадовалась Макариха раннему свиданию со своей кормилицей и отрадой. – У меня для тебя всегда припасён гостинец. – Макариха выудила из обширного кармана халата кусок чёрствого чёрного хлеба и на ладони протянула его козе. – На… на… жуй… Вот умница, красавица, милая моя.

– Мееее-еее… – проблеяла та в ответ.

– Хочешь, я тебе наломаю веточек ивы? Хочешь, да?

– Ме-еее…

– Сейчас. Подожди чуток. Сейчас принесу.

23 (48)

Валя и Паша спустились от магазина до нижнего просёлка и повернули в противоположную от пруда сторону – к реке. И сделали они это вовремя, иначе бы на них накатилась толпа, движущаяся по деревне.

– А чего это там происходит? – поинтересовался Паша, кивнув в сторону людей, скопившихся под ивами возле воды.

– Да так… пустяки… – отозвался Валя. – Олег Шутилин свалился в воду.

– Да ну!

– Представь себе… какой разиня…

Мальчики сделали пару шагов в молчании.

– Это ты его? – как-то виновато, осторожно всматриваясь в товарища, спросил Паша.

– Было дело.

– Как же?

– Обычно.

– Понятно.

Они одновременно повернули головы к ручью и – остановились.

В буйной траве у ручью Макариха, привстав на цыпочках, тянулась за веточкой ивы. Коза Манька терпеливо ожидала угощения в десяти шагах от неё.

24 (49)

Бабка, которую все деревенские кликали не иначе как Макариха, подняла над головой охапку веток ивы и затрясла ими – листочки нежно зашуршали.

– Иду, милая, иду, хорошая!

Манька, не столько реагируя на её слова, сколько на звук листвы, рьяно завиляла хвостом и протяжно заблеяла.

– Уй, ты моя милая, – приговаривала бабка, пробираясь в высокой траве, осторожно ступая между ямок, насыщенных водой близкого ручья, – невтерпёж тебе, да? Сейчас… немножко осталось, потерпи. Вот – иду… иду уже…

– На, кушай! – Макариха протянула охапку веток.

Манька незамедлительно принялась объедать нежные веточки и листочки.

Хозяйка стояла и с умилением смотрела на свою любимицу… и не удержалась она, не утерпела – стала она поглаживать козочку по голове между жёлто-серых рогов, трепать её по длинному загривку и скользить сухой ладонью по её твёрдой хребтине, при этом нет-нет да смахивая слежавшуюся длинную шерсть на её округлых боках – Манька была пузата, Манька ждала козлят.

– Ну, я пойду, пойду я, а то ничего не увижу, прозеваю всё, окончится всё… пойду… – Она положила ветки на землю.

Манька настолько увлеклась едой, что к хозяйке проявила необычайную холодность: она не заметила не только её слов, но и её ухода.

Макариха сделала пять шагов по высокой траве и приметила на просёлке двух пацанят: те стояли и смотрели на неё.

"Ага! – возликовала бабка. – Это же Валька с Пашкой! Гулящие и, верно, шкодящие!"

– Эй, ребята! Погодьте, – прокричала она, – что я вам щас скажу и какую одну штуку спрошу… такую заковыристую, ну, прям жуть… жуть какую эдакую… – Макариха подобрала полы халата, чтобы как можно быстрее двигаться по траве и через рыхлые горки земли, которые высились над норами кротов.

Но тут что-то с сокрушительной силой ударило её в худосочный зад!

Макариха поднялась на воздух и пронеслась по нему добрых полтора метра. Она с утробным выдохом брякнулась на живот и второпях перевернулась на спину, чтобы увидеть, что же это такое было.

25 (50)

– Эй, ребята!

При этом окрике Макарихи, предназначенном двум мальчикам, которые стояли на просёлке позади нижних огородов деревни, коза Манька перестала наслаждаться кушаньем. Она замерла и… медленно развернулась.

Манька наклонила голову.

Манька выставила перед собою дугообразные рога.

Она враз проворно взяла с места и… боднула хозяйку, угодив ей точнёхонько в зад!

Манька встала над поверженной жертвой, задрала морду и громко противно заблеяла.

Макариха воззрилась на неё снизу вверх, громко сглотнула и прошамкала:

– Ты… чего… это…

Валя и Паша, с равнодушием наблюдавшие за удивительной сценой, хмыкнули и возобновили путь. Они всматривались в огороды, отыскивая запропастившегося Марата.

26 (51)

Марат сидел в проулке между дворами Куропатовых и Анюковых.

Несколькими минутами ранее, бредя без определённой цели по низам деревни, он был окликнут Анатолием Куропатовым, который прибывал в приподнятом настроении, и, желая выразить имеющуюся в нём благодать, Толя поприветствовал знакомого мальчугана. На что Марат встал столбом и упрямо на него воззрился, словно не понимая, что от него требуется. Тогда Толя чертыхнулся и подался прочь, опасаясь, что всё его хорошее настроение развеется, если он затянет контакт со столь непонятливым мальчишкой.

"И надо-то было всего лишь сказать: "Здрасти, дядя Толя!" А он – пялится!"

Рыжий и конопатый Толя, блаженно улыбаясь и массируя своё белое сдобное тело, неторопливо пошёл по тропинке к дому, соображая, чем бы ему заняться по хозяйству.

Марат же не был столь беспечным: он не хотел упускать внезапно образовавшийся контакт с субъектом, который сам попросился к нему в сети, тем более что субъект имел весьма необычный вид, а значит, он заслуживал особого внимания.

Марат направился в проулок и приник к забору, наблюдая за рыжим мужиком.

Толя с ленцой почесал подмышки и сладко зевнул.

– Чо надо, жена? – обратился он к супруге, которая мыла помидоры в раковине на улице, чтобы после закатать их в банки.

– Посмотри яички.

– Ага, ладненько… А где лукошко?

– На крыльце. Я собиралась сама, но если уж ты изъявляешь желание…

– Изъявляю. – Толя подобрал лукошко. – Я пошёл?

– Иди… – Жена оторвалась от помидор, выпрямилась и с некоторым удивлением посмотрела на вальяжно шествующего мужа.

– Мам, мам! – закричало их рыжее дитя мужского пола, откуда-то взявшись возле раковины.

– Чего тебе? – пробурчала мать.

– А что сделать мне? Пошли меня куда-нибудь, – попросил Жорик.

– Ступай, нарви зелени. Укроп – прям с зонтиками, смородиновый лист, вырви две головки чеснока…

– Ага-ага, понял, – сказал мальчик и убежал.

Вода текла из крана. Женщина размеренно двигала руками. Квохтали куры, копаясь под яблоней и вишней. Проголосил петух, и затрепыхал крыльями, отчего поднялись на воздух пыль и пух. Залаяла соседская собака. По дороге прошелестела машина.

Толя стоял перед курятником – почёсывал бока, щурился на солнце и вдыхал влагу, оставшуюся после утренней грозы, немилосердно смешавшуюся с куриным помётом.

Под далеко выступающим навесом у курятника, на метровом возвышении были устроены гнёзда, где исправно откладывали яйца курицы. Сейчас там сидела одна небольшая, но очень беспокойная цыпочка. Она поворачивала голову то одним, то другим глазом, рассматривая мужика.