Он уехал, а я вернулась в помещение. У меня была возможность выезжать отсюда, как и у остальных командиров групп. «Ну что, ребята, начнем игру?» Поставив в известность начальство, я сначала хотела ехать в камуфляже. Но подумав, решила, что увидев меня в форме, сделают выводы. Да и к тому же они наверняка знают, что у меня ноги приспособлены только под каблуки… Увидев Марину, я подошла к ней.

— Марин, я исчезну ненадолго, не скучай.

— Понятно. Опять враги сожгли родную хату. Да?

— Ты у меня умница. Не передумала?

— Нет, наоборот, еще больше захотела, — улыбнулась она. — Я мечтала научиться управлять вертолетом. А тут, оказываются, учат.

— И танком тоже, и еще много чем. Ладно, пока!

Я много не упущу, сейчас у них будет основное внимание уделяться теории, физические нагрузки начнутся позже.

Переодевшись, я стала чувствовать себя как-то по-другому. Комфортней, что ли? Было какое-то непонятное чувство. Повесив форму, я вышла из комнаты и столкнулась с Седым.

— О, а ты куда?

— В город.

— А вырядилась! Какие мы деловые! Ты на чем?

— На машине.

— Тогда и меня захвати, я быстро.

Еще заехала на склад и под роспись взяла кое-какую аппаратуру.

— Что-то случилось? — спросил Седой, когда выехали уже за КПП.

— Не знаю, Витя. Понимаешь, на меня начали охоту, а кто, не знаю, а очень хочу знать.

— Рассказывай, — серьезно сказал он.

От него мне нечего было скрывать.

— И ты думаешь, Пантера вышла на охоту?

— Складно, «Пантера вышла на охоту», — хихикнула я. — А может, и генерал опальный.

— На нас можешь рассчитывать на все сто.

— Я знаю, Витя, на вас я и рассчитываю. Вы у меня только и остались. Хотя у меня и не было друзей, кроме вас. Мне нужно в одно место заехать, ты сильно спешишь?

— Было бы к кому…

— Что, так и не нашел бабу?

— Нет…

— Хреново. Давай, я тебя познакомлю?

— Ну вот, никогда не думал, что ты будешь меня знакомить. С подругами. — Мы засмеялись.

— Ну а что? Молодая, красивая, горячая, одинокая… Жаждущая мужика. И к тому же ты ее знаешь.

— Ты про кого?

— Про Верку. Вот сейчас к ней и поедем. Может, ты обрюхатишь ее, и она успокоится.

— И где она сейчас?

— В психушке… — я заметила, что он заинтригован. Видимо, она ему тогда понравилась.

— В смысле? — испугался он.

— В прямом. Наши ее туда заперли.

— Понял, не дурак. Просматривают?

— Да.

— И есть что-нибудь?

— СМЕРШ ею интересуется. Дед обещал, что отобьет.

— Ну а что? Будет свой человек в контрразведке.

— Ага, Витя. Там что, дураки: зная, что она с разведкой тусуется, да еще со спецназом, допустят к информации?

— Так они эту информацию от нас и получают.

— В том-то и дело, что от нас. Но добытой нами информацией они не хотят делиться с другими. А в случай чего опять же нас привлекают.

— Вот не понимаю я, вроде делаем одно дело, а каждый сам по себе.

— Знаешь такую басню: «Однажды лебедь, рак и щука…»? Так вот, я иногда удивляюсь, как наш воз еще едет?

Так, разговаривая в большей степени о политике, мы подъехали к воротам спец. учреждения. Оставив машину, мы прошли вовнутрь, показав удостоверения. Веру держали в другом здании, отдельном от псих. больных и предназначенном специально для таких как Вера. В холле, показав опять удостоверения, мы вызвали ее. Спустившись к нам, она сначала не поверила глазам, а потом бросилась мне на шею.

— Алинка! — закричала она и принялась меня целовать. — Как я соскучилась! Я думала, ты про меня забыла.

— Ага, забудешь про тебя. Я сама три дня как вернулась. Вот, жениха тебе нашла.

— Привет, Витя! — она потянулась и дотронулась губами к его щеке.

«Надо же, имя не забыла», — подумала я.

— Ну что, дорогая, как у тебя дела? Вот, возьми, тут фрукты, то, что ты любишь.

— Спасибо, — она взяла пакет и чмокнула меня в губы. — Да никак! Заперли меня в эту дыру. Не позвонить, не выйти. Задают одни и те же вопросы каждый день.

— А ты главное не нервничай.

— А я и не нервничаю, я уже угораю. Приборы цепляют. Сдала все анализы. Ну а долго они меня еще мучить будут? И главное — ничего не говорят. Кивают головой, и все.

— Когда кивают — это значит хорошо, — сказал Седой.

— Вот всегда и кивают.

— Скажу по секрету, у тебя айкью очень высокий, — улыбнулась я. — Так что еще пригодишься. — Мы засмеялись.

— А вы как? Все нормально? Сделали то, что нужно?

— Сделали. Я там, Верка, чуть не сдохла, аж тошнить начало.

— Тошнить? А… — она опустила глаза на живот.

— Нет, такое переутомление. Сейчас все нормально.

— А ты тест покупала?

— У Маринки был. Все нормально.

Я так расчувствовалась, увидев Веру, что забыла, что Седой сидит рядом. И начала ей рассказывать про токсикоз. Так меня та история задела, что я до сих пор успокоиться не могла и хотелось поделиться с Верой. Верка опять обняла меня:

— Моя ты маленькая!..

— От Марины тебе привет.

— Ты видела ее? Как она?

— Как всегда, хорошо. Она со мной ходила.

— Хочу увидеть ее. Ужас, как я по ней соскучилась. Привет ей от меня, большой-большой.

Мы болтали, забыв про Седого. Я выплеснула все, что у меня на душе скопилось, а она — все, что у нее. При этом мы часто смеялись.

— Ой, Алинка, я даже не заметила. Как ты классно выглядишь в этом костюмчике! Такая красивая!

— Правда? Спасибо. А то от мужиков не дождешься. — Мы засмеялись.

Когда уже ехали, Седой спросил:

— Вот всегда не мог понять, как женщины могут так долго разговаривать и ни о чем?

— Не знаю, я тоже этого не понимал. Кажется, что ни о чем. На самом деле мы с ней передали очень много информации, которую мужчины не понимают. А вот сейчас я стала понимать.

— Вот раньше ты же так долго никогда не разговаривал. Да, нет, был…

— Я же говорю: женщины, в отличии от мужчин, не могут скрывать свои эмоции. Ты думаешь, женщине важно, чтобы ее услышали? Ей важно высказаться — то, что у нее на сердце. И не важно, услышали ее или нет, — я вздохнула. — Мужчина думает и говорит головой, а женщина — сердцем. Вот и весь ответ. И любит мужчина глазами и головой, а женщина — опять-таки сердцем. Мне так кажется. Я еще и сама не разобралась, что, кроме тела, нас отличает. Но мне кажется — все. Мы как будто с разных планет.

— А ты к кому себя сейчас относишь? У тебя…

— К кому я себя отношу? Не знаю. Но мне кажется, что во мне живут два человека: мужчина и женщина. Ты не думай, что я сошла с ума, и мне надо в соседний корпус от Веры. Но это так. Поначалу они не могли терпеть друг друга. Мужчина ненавидел это тело, ненавидел и не принимал все, что касается женского. А женщина не хотела мириться с тем, что мужчина делает, не видит в ней женщину, лишает ее всего женского. Поначалу я и сама думала, что с ума сошла, — я вздохнула. Он слушал, не перебивая. — Но они нашли золотую середину. Не смейся и не думай ничего. Когда все спокойно, то руководит этим телом женщина, со всеми своими эмоциями и желаниями. Но когда надо, она забирает и эмоции, и желания, и прячется глубоко, уступая место мужчине, у которого нет эмоций, они остались на полях боев, нет жалости к противнику. Потому что этот мужчина давно уяснил: не убиваешь ты — убивают тебя. Вот так они и живут в одном теле, — я вздохнула. — И знаешь, когда наверху женщина, мир кажется таким ярким, душистым. Хочется летать и петь. Но стоит на поверхность выйти мужчине — все краски меркнут, все меняется, мир кажется уже не таким, все хмурое и серое.

— Да, даже не знаю, что сказать. Но мужчине тоже надо иногда высказываться.

— Надо, вот сейчас я и высказался как мужчина. Ведь я уже вижу мир в черно-белых тонах. И мне уже не нравятся эта обувь и одежда, которые полчаса назад так радовали душу. Я уже почуял запах крови. Вышел мужчина, а от женщины осталось только тело.