* * *
Хотя уснули мы поздно, проснулась я рано, еще не было восьми. Не смотря на бурную ночь, я вдруг поняла, что полного удовлетворения это мне не принесло, и вспомнила ту ночь в Стрежевом. Мне хотелось повторения. Лежа на кровати, я с ужасом понимала, что, не смотря на усилия цыганки, она не смогла избавить меня от желания делать минет. Я понимала, что мне это продолжает нравиться и приводит к сильнейшему возбуждению и оргазму. А вот кунилингус меня так не возбуждал. И вообще, я вдруг поняла, что от секса с мужчиной я получаю большее удовольствие и удовлетворение, чем от секса с женщиной. И самое страшное, я понимала, что мне нравится быть полностью в чей-то власти, когда со мной делают все что хотят, даже если это и грубо. Мне нравится быть слабой и беззащитной.
Посмотрев на спящую Веру, я встала и пошла в туалет. Уже сидя на унитазе, я вновь прислушалась к внутренним ощущениям и вдруг поняла, что даже поход по малой нужде, не смотря на кое-какие неудобства, тоже приносит удовольствие… Мне с трудом удалось переключиться на другие мысли.
Приведя себя в порядок и одевшись, мы дождались парня, вернули ему ключи (возвращаться уже не собирались) и заехали в магазин спортивной одежды, где купили несколько спортивных маечек, которые должны были прижимать грудь. На адрес прибыли в 14–10. Осмотрев двор, ничего подозрительного не заметили. Также осмотрелись вокруг.
— Что думаешь? — спросила я у Веры.
— А ты?
— Нет, ты отвечай, а я послушаю твое мнение.
— Ну, я не знаю. То, что за домом много гаражей, я думаю, это хорошо. Тем более, там много кустов. Если уходить, то это нам на руку.
— Еще что на руку?
— А что, я неправильно говорю?
— Правильно, что еще хорошего заметила?
— Ну, вроде все, а за гаражами еще дворы, а там, по-моему, дальше дорога.
— Хорошо, а что плохо?
— Не знаю.
— Дом напротив — плохо, и вход в подвал на улице — тоже плохо.
Время уже было пол четвертого, когда к дому подъехала белая «хонда». Из нее вышел мужчина среднего роста, возраст трудно было определить, так как мы стояли далеко, а он всего на несколько секунд повернулся в нашу сторону, как бы осматриваясь, и тут же зашел в подъезд. Но я также заметила черный микроавтобус с тонированными стеклами по кругу. Он появился во дворе следом за «хондой» и остановился возле третьего подъезда, но стоило мужчине с «хонды» зайти в подъезд, он быстро подъехал к первому подъезду, из него тоже вышел мужчина и направился следом. А микроавтобус развернулся и, проехав мимо нас, остановился возле дома напротив, там же высадил человека с гитарой в чехле, который тут же скрылся в подъезде, подождал первого, который прошел мимо нас, и, отъехав в конец двора, остановился.
— Что-то он не похож на музыканта. Ты видела его руки? — спросила Вера.
— Ты права, такими руками только быков валить.
— Да и костяшки сбитые. Он что, струнами их так сбил? — осматривая в бинокль микроавтобус, добавила Вера.
— Во, видишь, ты уже и на это внимание обратила. Кажется, мелочь, а он спалился. Ну и что думаешь, коллега? — улыбнулась я.
— Ты думаешь, это за нами?
— А ты что, Вера, все еще думаешь, что мы имеем дело с лохами? Я еще вчера тебе сказала — лучше переоценить.
— Может, случайность?
— Не верю я в случайности, тем более, когда мимо ходят музыканты со снайперскими винтовками. Нас слили, где-то течет, причем сильно.
— Надо уходить.
— Надо, но не сейчас. Так, что мы имеем? Снайпера на крыше и прикрытие в конце двора. Зачем его ждут? Да еще в таком месте, где их любой заметит. Оружие забрать после работы? Нет, не имеет смысла. Снайпера забрать? Зачем так палиться? Стрелок и сам может уйти, а подобрать его можно и в другом, более безопасном месте. Что-то не понятно.
— А может, у гитариста спросить? — предложила Вера.
— Можно, только он навряд ли что знает, он исполнитель. Он даже может не знать, на кого работает. А вот в микроавтобусе наверняка знают. Я поняла: они пасут стрелка; видимо, не доверяют.
— Почему тогда с ним никто не пошел?
— Зачем привлекать внимание? Действительно, нужно пообщаться, — я достала пистолет, проверила его и навернула глушитель. — Вера, одевай гарнитуру и следи за микриком, связь по рации. Я пойду.
Я еще минуты три сидела и решала, стоит ли сейчас раскрываться или пусть еще подумают, что они охотники? И что мы выиграем от этого общения? Стрелок — не думаю, что много знает, хотя кое-какой информацией и обладает. А кто его послал, я и так знаю. Да и вообще, нужно же с чего-то начинать.
— Вер, наблюдай, из машины не выходи, если что, заводи и уезжай. Где меня подберешь, по ходу договоримся. Связь проверь, когда я в подъезд войду.
Микроавтобус стоял к нам задом, поэтому я, не опасаясь, вышла из машины и быстро прошла в подъезд. Не создавая шума, поднялась на пятый этаж. Тут была решетчатая дверь на чердак. Замок висел просто так. Я медленно сняла его и открыла решетку, молясь чтобы она не скрипнула, слегка даже приподнимала.
На чердаке я примерно знала, где должен быть стрелок, и увидела его сразу. Он лежал возле слухового окна, припав к оптике. Внимательно осмотрев чердак и никого больше не увидев, взяла на прицел стрелка и бесшумно подошла сзади. Он дернулся, когда ствол уткнулся ему в голову, и попытался обернуться.
— Тихо, не дергайся, — спокойно произнесла я и, протянув руку, забрала винтовку. — А теперь можешь медленно повернуться и сесть, руки держи так, чтобы я видела, и не вздумай шутить. Стреляю я быстрее, чем ты думаешь.
Он и не пытался что-то предпринять, медленно повернулся и сел на мостке. Уставшее осунувшееся лицо. Во взгляде читалось какое-то безразличие ко всему, даже к направленному на него стволу. Он был похож на человека, который потерял всякую надежду, уже ничего не ждал и не надеялся ни на что. Так смотрят сломленные люди. Душа его была мертва.
— Ты кто? — тихо спросила я. И тут только увидела возле окна телефон и фото. — Не дергайся, — я медленно приблизилась к окну и, не сводя с него глаз, забрала телефон и фото. Фото я сразу узнала: форма, бабочка, пилотка… У меня в ксиве такая же, только меньше размером. — Интересно… — Тут зазвонил телефон. — Ответь, но учти, они тебе не помогут. Внизу их тоже пасут, а у тебя есть шанс. Отвечай.
— Да…
— Ты готов? Смотри, сейчас должна появиться. Давай, сделаешь работу, получишь бабло, и все, свободен.
— Я готов.
— Все, не спи.
— И ты им веришь? — спросила я, когда он отключил трубу. — Ты вообще кто? — он отвернулся и опустил голову. — Короче, базарить с тобой у меня нет времени. Может, в микроавтобусе будут поразговорчивей, пойду к ним, — я встала с корточек и подняла ствол, направив ему в голову.
— Девушка, что Вы хотите от меня узнать? Мне без разницы, кто меня убьет, ты или они, от тебя даже лучше пулю получить: ты хочешь стрелять в голову, спасибо и на этом. Информации для Вас у меня все равно нет, — потухшим голосом произнес он.
— Это как посмотреть. Кто тебя послал, я и так знаю. Я вообще задала вопрос, ты кто?
Он распахнул куртку и поднял потрепанный свитер, в котором, видимо, не один человек помер. На груди было выжжено слово «РАБ».
— О как, а ты говоришь, что ничего не знаешь. Рассказывай все, только быстро.
На груди я также заметила в районе сердца старую наколку: крылья под парашютом и буквы «ВДВ». Да, ломаются все, и вот этого парня сломали. Мне стало его жаль: он смотрел на меня потухшим взглядом.
— Ну, давай, рассказывай быстрей, все по порядку. — Я прижал наушник: — Двор, как обстановка?
— Сидят в машине.
— Наблюдай! — и опять обратился к мужику: — Я жду.
Выяснилось, что он приехал на заработки пять лет назад, устроился на прииск, а оказался в рабстве на нелегальном прииске. Потом его перевезли в другое место, там вроде цеха по переработке золота, туда также иногда поступают и другие драг. металлы, в том числе и алмазы. Привозят это все на «вертушках». Там они делают слитки и упаковывают. И отправляют опять на «вертушках». Дорога там одна — старая железка, одноколейка, раз в десять дней туда приходит дизель, маневровый тепловоз, привозит продукты, доски для ящиков.