— Я зашла поприветствовать вас, Аделаида. Вижу, у вас все в порядке.
Аделаида остановилась, с преувеличенным восхищением стала разглядывать ее платье и цветастый передник.
— Какая ты, голубушка, нарядная. Я смотрю, ты с толком выбрала себе ремесло в Париже.
Маргарита улыбнулась без тени смущения, повернулась вокруг своей оси, чтобы показать себя со всех сторон, и ответила:
— Я пришла по поводу того дела, о котором вы знаете.
Аделаида обо всем знала, но ей хотелось насладиться смущением Маргариты:
— По поводу того дела? А что за дело-то? Расскажи-ка мне…
— Я должна встретиться завтра днем у вас с господином Вальтье… Хотя, может быть, мне не следовало говорить вам об этом, раз Оноре скрыл от вас…
— А! Так это ты про депутата? Да, теперь вспомнила: у меня столько хлопот, что такие глупости легко вылетают из головы. Ты тогда, значит, приходи в столовую и жди там своего депутата, а если вдруг разберет охота немного поразвлечься, сын бросит вам охапку соломы на конюшне. Я ведь не собираюсь мешать тебе зарабатывать на жизнь, чего бы ради…
Дочь Зефа покраснела, попыталась сдержать себя, но гнев ее вырвался наружу:
— Очень мило с вашей стороны, Аделаида, но я и не прошу вас одалживать нам вашу кровать!
Разговор тотчас оживился. И когда Жюльетта дошла до дома, ее мать уже успела предсказать Маргарите, что она не вечно будет увеселять свою задницу, что там у нее не преминет завестись зараза. Со своей стороны дочь Зефа высказывала мнение, что ее задница будет почище рта Аделаиды. Жюльетта встала между спорщиками, поцеловала Маргариту и примиряюще сказала:
— Вовремя я пришла. А то вы чуть было не поссорились.
— Возможно, это я виновата, — призналась Маргарита уже спокойно. — Я, наверное, что-нибудь не так сказала.
Выразительный взгляд дочери придал Аделаиде силы для дипломатического маневра.
— Да и место здесь не для разговоров, на таком солнцепеке-то…
— И в самом деле, — сказала Жюльетта, — давай-ка, Маргарита, зайди на минутку.
— Я вас оставлю одних, — сказала мать, отходя в сторону. — Идите в столовую. У меня с утра кипятится бак с бельем, и на кухне жарко, как на дворе.
Дочь Зефа с почтительным любопытством осматривала столовую, в которую Малоре еще никогда не находили. Объясняя Жюльетте цель своего прихода, она восхищалась буфетом, круглым столом, плетеными стульями и золочеными часами, даже не думая сравнивать эту обстановку с той мебелью из красного дерева, которую ей купил Вальтье. Показывая на два портрета, висящие над камином, она спросила:
— Это знаменитые люди?
— Да, — ответила Жюльетта. — Справа Жюль Греви, а слева Гамбетта.
— А где зеленая кобыла?
— Она висела здесь, между ними. Теперь она в Сен-Маржлоне, у моего дяди Фердинана. Если ты хочешь посмотреть на фотографию…
Жюльетта достала из шкафа альбом в картонном переплете, положила на стол и начала листать его. И в одной из первых страниц Маргарита заметила ополченца в плоском кепи, лихо опирающегося на ствол ружья.
— Это твой отец?
— Да, — ответила Жюльетта.
— Какой он интересный, Оноре, подожди, дай разглядеть… Он с тех пор почти не изменился.
— Он и в самом деле почти не изменился, хотя прошло с тех пор уже пятнадцать лет.
Маргарита пожалела о том, что не пришла на часок пораньше; ей бы хотелось рассмотреть все страницы альбома. Она обошла столовую, внимательно разглядывая все, что там было, а когда дошла до камина, сказала:
— Ты заметила, что часы остановились…
Жюльетта взглянула на позолоченную бронзу, и сердце у нее чуть дрогнуло при мысли о том, что там лежит письмо. Маргарита провела пальцами по колпаку, не решившись признаться, что у нее вдруг возникло желание завести часы.
— Так, значит, завтра, — сказала Жюльетта, — господин Вальтье будет здесь в полвторого?
— Да нет, в три, никак не раньше. Они с твоим дядей отправятся из Сен-Маржлона после обеда.
— В полвторого, — снова повторила Жюльетта и покраснела. — Дядя написал нам вчера. Если хочешь, я зайду за тобой что-нибудь около часу.
Маргарита улыбнулась и взяла Жюльетту за талию.
— В первый раз ты зайдешь за мной, а? Когда мы ходили в школу, я поджидала тебя на дороге возле нашего дома, а если ты успевала пройти раньше, то ты клала камень у первой яблони. Но ты никогда не ждала меня…
Голос ее звучал ласково, и Жюльетта, с нежным изумлением глядя в смеющиеся глаза дочери Зефа, позволила ей притянуть себя к цветастому переднику.
— Бывало, когда мы возвращались из школы вдвоем, — шепнула Маргарита, — и шли по тропинке между изгородями, ты помнишь…
Ее щека коснулась щеки Жюльетты, она резко развела руки, пытаясь обнять ее за шею. Жюльетта, вспыхнув, чуть было не поддалась искушению, но все же оттолкнула Маргариту и удержала ее на расстоянии своими вытянутыми вперед смуглыми руками.
— Уже почти двенадцать часов. Смотри, опоздаешь.
Маргарита, хлопая ресницами, попыталась выдавить слезы, которые никак не хотели появляться. Она прошептала:
— Ладно, значит, договорились, ты заходишь за мной… по крайней мере у тебя будет предлог повидать Ноэля. Ты ведь любишь его?
Жюльетта опустила руки и сделала вид, что уходит.
— Ну-ну, мне-то можешь сказать это, — настаивала Маргарита. — Любишь.
— А ты любишь Вальтье?
Дочь Зефа засмеялась:
— О! Это разные вещи. Ты же знаешь, кто я такая, да и мать твоя только что обо мне высказалась без обиняков…
Приподняв юбки, она показала на свои прозрачные чулки и тонкое кружево панталон, захохотала еще громче и добавила:
— Но только, поверь мне, я не жалуюсь.
Жюльетта с матерью проводили ее взглядом, и как раз в тот момент, когда она скрылась за поворотом дороги, во двор вошел Оноре. Алексис помог Гюставу и Клотильде загнать в хлев коров. Жюльетта с озабоченным видом рассказала отцу о визите Маргариты.
— Никогда не видела такой наглой девки, — прокомментировала Аделаида. — Ты бы только послушал, как она разговаривала с нами, что за манера вертеть людьми! Наверное, они с тех пор, как письмо Фердинана попало к ним в руки, думают, что им уже все позволено…
— Ну она-то, скорее всего, ничего не знает, — сказал Оноре. — Я бы удивился, если бы Зеф, с его-то осторожностью, ей все рассказал.
— Похоже, что она все-таки знает… Пусть Жюльетта тебе скажет, как она меня тут обзывала.
— Ну конечно, она знает, — подтвердила Жюльетта. — И доказательство тому, как она меня расспрашивала, что я собираюсь делать с Ноэлем, да еще с таким видом, будто приказывала мне… В общем, тут не может быть никаких сомнений. Письмо у них, и они этим пользуются.
Одуэн яростно покусывал кончики усов, бормоча невнятные угрозы. Подошла Клотильда с братьями, и они стали очень заинтересованно следить за беседой.
— Они пользуются тем, что Эрнест уехал, — коварно заметил Алексис, — и что никто больше не сможет им ничего сказать.
Отец опустил на него свой грозный взгляд, который заставил Алексиса попятиться назад, но тут Клотильда непринужденно сообщила:
— Папа, а Тентен Малоре пытался сейчас дотронуться до меня под платьем.
Аделаида издала крик ужаса. Малышку окружили, и она повторила:
— Он попытался до меня дотронуться.
— Это правда, Гюстав? — взревел отец. — Да скажи же ты!
— Я не знаю, — запинаясь, сказал Гюстав, лицо которого приняло растерянное выражение. — Я не видел. Это возможно, но я не видел…
Он почувствовал, что его ответ всех разочаровал, и поспешно добавил:
— Хотя я бы не удивился. Тентен, он такой… Он нисколько не стесняется, снимает штаны перед девочками, и уж тут-то я могу подтвердить, что это я видел.
Последнее обвинение можно было бы с таким же основанием высказать в адрес абсолютно всех деревенских сорванцов, включая и самого Гюстава, но тут оно было встречено ропотом гнева. Аделаида обняла девочку и сказала, что отныне она больше никогда не пойдет на луг. Клотильда, не ожидавшая подобной реакции матери, попыталась было взять свое заявление обратно, но та потащила ее в кухню, заглушая ее слова шумом своего голоса.
