Тут впервые подал голос О'Мара:

– Что-то вы знать должны, хотя можете и не понимать, что вам что-то известно. Случалось ли вам ощущать какие-то мысли или чувства, которые представлялись вам в момент их ощущения чужими? Случалось ли рассматривать людей, предметы или события с точки зрения как бы не своей? Не припомните ли странных или страшных снов, собственного нетипичного поведения? Вирус целиком оккупировал ваше тело, но при этом был физически не обнаружен, но ваше сознание или хотя бы подсознание должно было догадываться о его присутствии. Есть ли у вас какие-нибудь воспоминания такого рода? Подумайте как следует.

Хьюлитт покачал головой:

– Большую часть времени я чувствовал себя очень хорошо, но порой злился, когда недомогал, а мне никто не верил. Теперь я знаю, почему со мной происходило такое. Но ведь это... существо находилось внутри меня почти всю мою жизнь, поэтому я и не знаю, как бы я себя почувствовал, если бы оно исчезло. Как видите, толку от меня маловато.

– Вы не слишком хорошо подумали, прежде чем ответить, – сухо отозвался О'Мара.

– Друг Хьюлитт, – проговорил Приликла, разделивший с бывшим вирусоносителем чувство смущения и обиды и пожелавший эти чувства унять, – мы понимаем, что заданный вам вопрос не слишком оправдан, поскольку вирус-целитель не поддается обнаружению по самой своей природе. Но подумайте вот о чем. Больше двадцати лет внутри вас обитало существо, обладавшее способностью к чтению вашего генетического кода. Это существо, после того как вы смертельно отравились, получили серьезнейшие травмы после падения с дерева и во время авиакатастрофы, вернуло вам полное здоровье. Вероятно, это происходило как следствие того, что вирус стремился сохранить жизнь себе, что его эволюционные императивы диктовали ему необходимость существовать внутри здорового и долгоживущего носителя. Не исключено также, что ваш друг получает радость и удовлетворение, адаптируясь к новым формам жизни. Но может быть, здесь есть и нечто большее. Возможно, таким высокоразвитым разумным существом движет вовсе не эгоизм, а благодарность, справедливость, альтруизм. Вирус-целитель откликается на ваши эмоции – по крайней мере на простые и сильные, хотя чувства, которые вы испытали в период полового созревания, по всей вероятности, очень обескураживали целителя – обескураживали не меньше, чем вас. Кое-какие из охвативших вас в свое время чувств, вроде сострадания к умирающему котенку и к пациентке Морредет, целитель понял настолько хорошо, что сумел оказать медицинскую помощь этим существам.

Почему он так поступил? – продолжал размышлять вслух Приликла. – Потому ли, что воспользовался представившейся возможностью исследовать новую для него форму жизни? Или потому, что разделил с вами сострадание? Как бы то ни было, после его стараний котенок остался жив и здоров и приобрел небывалую продолжительность жизни. И вы, и пациентка Морредет были оставлены вирусом в добром здравии. Нам бы хотелось понять – почему. Если у друга О'Мары возникнут какие-либо соображения по поводу мотивации действий этого существа, нам будет легче обнаружить и поймать его...

– Я бы помог, если бы мог... – промямлил было Хьюлитт, но Главный психолог поднял руку.

– Нам известно, – отчеканил О'Мара, – что это разумное существо обитало в вашем теле. Вероятно, оно пользовалось вашими органами чувств, поскольку осознавало, пусть и не слишком хорошо, что происходит в окружающем вас мире. Во время случаев с котенком и пациенткой Морредет вирус находился под влиянием ваших эмоций. Я понимаю, вам трудно сравнивать – для этого нет ни физической, ни психологической базы. Но если вы делили с вирусом органы чувств и эмоции, логично предположить, что процесс этот был обоюден, и у вас должны быть хоть какие-то понятия о мыслительных процессах вируса-целителя, хотя вы и не догадывались в свое время, что это именно его мыслительные процессы, а не ваши собственные.

Вероятно, вам кажется, что я пытаюсь ухватиться за соломинку? – усмехнулся Главный психолог. – Так оно и есть. Пытаюсь. Ну, что скажете?

Некоторое время Хьюлитт молчал, собираясь с мыслями. Наконец он проговорил:

– Мне бы очень хотелось вам помочь, майор О'Мара. Но если мне придется вспоминать события и ощущения двадцатилетней давности, они могут оказаться неясными или неточными, а некоторые из воспоминаний окажутся под влиянием моих нынешних знаний о том, что происходило на самом деле. Разве не так?

Серые глаза О'Мары так и сверлили Хьюлитта.

– Следующее слово, которое вы произнесете, будет «но», – заключил психолог.

– Но, – послушно повторил Хьюлитт, – все то, что происходило со мной в Главном Госпитале Сектора, я помню более отчетливо, и некоторые из пережитых мною здесь чувств просто поразили меня. Но чтобы объяснить это, мне придется вернуться к моему детству.

О'Мара продолжал пристально смотреть на Хьюлитта. Похоже, он забыл, что умеет моргать.

Хьюлитт поглубже вдохнул и начал:

– Я тогда был слишком мал, чтобы понять, почему инопланетяне, работавшие на этланской базе, должны были являть собой пример поведения для местного населения в плане общения с представителями разных видов. В эти, так сказать, показательные выступления входило то, что детишки тралтанов, орлигиан, кельгиан и прочих сотрудников должны были играть вместе, но, конечно, под присмотром. Как-то раз получилось так, что воспитатель-наблюдатель отвернулся, а меня утащил под воду в бассейне амфибия-мельфианин, решивший, что я, как и он, умею дышать под водой. Я тогда больше напугался, нежели сильно пострадал, но с тех пор больше никогда не играл с детьми других видов. Родители говорили, что с возрастом мои страхи пройдут, но событий не форсировали. Вот почему я большую часть времени торчал дома, вот почему порой мне бывало скучно, вот почему в один из таких дней я отправился на разведку и угодил в приключение.

Мои разговоры в палате записывались, – добавил Хьюлитт, – и вы уже знаете, что моя работа на Земле довольно интересна, но не изобилует острыми ощущениями. В ее рамках мне совсем не приходится встречаться и общаться с инопланетянами. На Земле я видел их только в телевизионных передачах, но не сумел, как надеялись родители, преодолеть страх перед ними. В медицинских учреждениях, которые я время от времени посещал, мне встречались сотрудники-инопланетяне, но я всеми силами избегал контактов с неземлянами. Врачи решили, что моя болезнь все же из области психиатрии, и согласились не подпускать ко мне своих коллег-инопланетян.

Глаза О'Мары на миг сузились. Он нетерпеливо нахмурился.

– Вероятно, вы к чему-то клоните?

– Может быть, и ни к чему, – отозвался Хьюлитт, не обратив внимания на издевку. – По пути сюда я был вверен заботам громадного, косматого самоуверенного медика-орлигианина, который, как и многие из докторов на Земле, был уверен, что сумеет оздоровить меня, если с утра до ночи будет убеждать в том, что все мои беды – от избытка воображения. Я понимал – и сознательно, и даже, наверное, подсознательно, – что, как бы страшно орлигианин ни выглядел, он не способен причинить мне вреда. Он был первым инопланетянином, с которым я встретился будучи взрослым. В его присутствии я ощущал смесь любопытства и страха, но его самоуверенность бесила меня, и я не задавал ему никаких вопросов.

Когда же я прибыл сюда, – поспешно продолжал Хьюлитт, – меня встретила медсестра-худларианка, а по пути в палату и внутри нее я все время оказывался в непосредственной близости от существ, подобные которым мне не снились даже в самых страшных снах. И хотя я знал, что это пациенты или доктора, я до того напугался, что в первую ночь был не в состоянии уснуть. Но мной владело и любопытство – хотя я и продолжал бояться, мне хотелось узнать о моих соседях и медиках побольше. Меня ужасно пугала Старшая сестра Летвичи, но даже она вызывала у меня любопытство.

Нэйдрад издала ворчание, которое транслятор Хьюлитта не перевел. Все присутствующие пропустили это ворчание мимо ушей.