Диагност Конвей, излагавший краткий экскурс в историю кермианской культуры, на миг умолк и обвел взглядом О'Мару, Брейтвейта, Торннастора, Приликлу, после чего вновь посмотрел на О'Мару. Когда он заговорил вновь, в голосе его зазвучали озабоченные нотки.

– Медицинская наука на Керме пребывает в зачаточном состоянии, – сказал он. – В тех случаях, когда возникают состояния, угрожающие жизни, тамошние доктора мало чем могут помочь пациентам, помимо ментального утешения. В телепатическом сообществе не может быть тайн между врачом и пациентом, а это означает не только невозможность утаить плохие новости, но и неизбежность ощущения врачом страданий пациента. В этом плане кермиане очень похожи на тельфиан ВТХМ. Как и у них, умирающий кермианин по доброй воле избирает отшельничество и уносит себя вместе со своей болью и страданиями за пределы телепатической достигаемости своих сородичей, дабы те не делили с ним ужасы предсмертной агонии.

Когда офицер Корпуса Мониторов, возглавляющий командование базой на Керме, узнал о болезни Туннекиса, – продолжал Конвей, – он предложил ему лечение в Главном Госпитале Сектора. Пациент был полностью осведомлен о риске и о том, что многое нам придется узнавать от него уже в процессе операции. Состояние пациента было исключительно тяжелым, хотя и теперь, как и раньше, оно не угрожает его жизни. Однако состояние Туннекиса нельзя приравнять к страданиям кельгианина с отмершей шерстью. Как бы то ни было, операция прошла неудовлетворительно, и в данное время Туннекис нуждается в психологической помощи.

Конечности Приликлы, возлежавшего в кресле, имеющем форму чаши, начали подрагивать в ответ на сильное эмоциональное излучение, сгустившееся в кабинете. Торннастор прочистил все свои глотки, издав при этом звук охрипшего охотничьего рога.

– Администратор, – сказал тралтан, – Конвей слишком строг к себе. Он, а вернее – мы с ним – оперировали на совершенно неизведанной хирургической территории, не располагая абсолютно никакими знаниями об анатомии и обмене веществ пациента. По причинам религиозного и экологического свойства кермиане не позволяют чужакам физического вторжения в тела их покойников, не разрешают и обследовать кермианских животных. Будем надеяться на то, что со временем, на фоне расширения культурных контактов с жителями Керма, ситуация в этом плане изменится. Пока же мы были вынуждены получать знания непосредственно в процессе операции. Так что ситуация для Главного хирурга была далеко не идеальная.

– Это все мне известно, – снова вступил в беседу Конвей, – но у меня такое ощущение, что я все здорово осложнил и в итоге, О'Мара, подкинул вашему отделению пациента с жесточайшим расстройством психики, дабы вы попробовали спасти то, что от нее осталось. Пациенту изначально было нечего терять, поэтому я счел риск приемлемым.

Дрожание лапок Приликлы на миг усилилось, но утихло, как только Конвею удалось взять под контроль свои эмоции. Он продолжал:

– Но почему вас интересуют подробности наших хирургических «подвигов», когда заботить должны только последствия операции для психики пациента? Меня эти последствия вовсе не радуют, поскольку, откровенно говоря, я не ведал, что творил.

О'Мара быстро взглянул на Брейтвейта.

– Это ваш пациент, лейтенант.

Брейтвейт глубоко вдохнул и, ухитрившись сохранить уважительность, проговорил:

– Сэр, именно потому, что и я не ведаю, что творю, я и попросил собрать этот консилиум. Я надеюсь, что хоть что-нибудь в общей клинической картине – не знаю, что – может подсказать путь к исследованию.

– А когда не знаешь, что именно ищешь, – сказал Конвей, – приходится рассматривать все подряд. Верно?

Брейтвейт еще и кивнуть толком не успел, а Конвей уже поднялся и быстро шагнул к большому настенному экрану напротив стола О'Мары. Он набрал комбинацию клавиш, и на экране возникло увеличенное во много раз изображение нидианина.

– Медицинский архив, – проворчал нидианин.

– Пациент Туннекис, – отрывисто проговорил Конвей. – Родина – планета Керм. Черепно-мозговая операция, уникальная методика, оперирующий хирург – диагност Конвей, ассистенты – диагност Торннастор и Старший врач Приликла, операционная сто двенадцать. Прокрутите всю операцию, кроме выхода из наркоза и перевода в послеоперационную палату.

– Сэр, – возразил нидианин, – этот материал помечен вами как сверхсекретный. Его можно открывать только для членов операционной бригады и ни в коем случае нельзя использовать в обучающих целях и для просмотра посторонними лицами. Вы хотите снять эти ограничения.

– Естественно, – ответил Конвей. – Но мне бы хотелось, чтобы запись передавалась только сюда. Включайте.

На большом экране тут же возникло четкое, яркое изображение операционной номер сто двенадцать. Пациент Туннекис лежал на столе, привязанный к нему крепкими ремнями. Голова кермианина была покрыта колпаком, который заодно служил опорой для сканера с постоянным фокусом, наведенного на область чуть выше закрытых глаз. Из одного уха пациента торчала короткая полая трубочка для введения зонда, а над операционным полем был подвешен двусторонний видеоэкран. Ниже экрана, с той стороны, где расположился Конвей, был установлен небольшой, прочно закрепленный пульт дистанционного управления зондами. Торннастор и Конвей склонились над пациентом, а Приликла, еле заметно шевеля крылышками, завис над ними.

– Данный пациент, – произнесла экранная версия Конвея, бросив кратчайший из возможных взглядов в сторону видеозаписывающего оборудования, – был единственным пассажиром небольшого автоматизированного наземного транспортного средства, в которое случайно попал разряд молнии. Система безопасности автомобиля заземлила разряд через наружную обшивку автомобиля, поэтому пациент не был травмирован. Однако через несколько часов после этого у пациента наступило прогрессирующее ухудшение телепатической функции, а через пять дней он стал телепатически глух и нем. Хирургические вмешательства для ликвидации подобной дисфункции на родине пациента не производятся, не производятся они и нигде в Галактической Федерации, но нас попросили о помощи. Пациент готов?

– Да, друг Конвей, – сказал Приликла. – Уровень эмоционального излучения характерен для глубокого наркотического сна.

Конвей кивнул, и изображение на настенном экране разделилось на две части. На первой из них была видна голова пациента крупным планом и пальцы Конвея, осторожно вводящие трубочку в ушную раковину Туннекиса, на второй – изображение с экрана сканера.

– Вместо того чтобы вскрывать черепную коробку и добираться до поврежденного участка через ткани головного мозга, о сенсорных функциях которых мы не имеем ни малейшего представления, – продолжал Конвей, – мы приблизимся к операционному полю через существующий канал – в данном случае через одно из двух слуховых отверстий. В результате может возникнуть односторонняя аудиоглухота, однако этого можно и избежать, поскольку процедура восстановления структуры внутреннего уха намного более проста, чем процедура, к которой мы сейчас приступаем. Увеличить изображение в шесть раз. Вхожу...

Пальцы Конвея осторожно вставили тоненькую трубочку в ухо кермианина, но смотрел он на увеличенное изображение, где трубочка казалась куском водопроводной трубы со сглаженными краями, который рывками проталкивали в сужающийся туннель из живой плоти.

– Ближе к месту операции мы не можем подобраться без риска причинить пациенту тяжелые повреждения, – наконец объявил Конвей. – Теперь начнем вводить инструменты.

В трубочку было вставлено несколько проводков, которые выглядели тонкими даже при большом увеличении. Один из проводков был крошечным световодом с высокой яркостью, к другому крепился круговой видеодатчик, к остальным – разнообразные режущие и хватательные инструменты почти микроскопических размеров. Проводки тянулись из прозрачной коробки, внутри которой располагалась пара металлических операционных перчаток. Медленно и осторожно Конвей отнял руки от проводков и просунул их в перчатки.