. Потрясающая удача – тысячи и тысячи книг… я старался быть прилежным студентом. Действительно старался – чуть больше года… Но ведь сколько было возможностей для пьянства, игр и женщин; наконец я предпринял один сложный розыгрыш, из-за которого мейя исключили.

– Зачем ты это сделал? – спросил Иерн.

В кадетах он успел достаточно побрыкаться, но все-таки держался в разумных пределах. Он никогда не рискнул бы расстаться с небом.

Сеси принесла три полных бокала на подносе, а сама уселась возле человека из Клана.

Лицо Плика невольно скривилось, и он отрывисто бросил:

– Епископ так, и не смог понять, что мне просто пришлось это сделать.

Пришлось. Ведь Гласстобри – город древний – просто кишит призраками, куда там Кемперу. – Голос его выровнялся, хотя теперь Плик уже не разделял слова. – Конечно, нечего было думать о возвращении домой. И я решил поработать за границей. Капитан корабля, который привез меня сюда, полюбил мои песни и представил судовладельцу, а тот нанял меня выступать, на банкете, который давал в честь Местромора. Его Благоволие Арнек IV остался доволен и решил держать меня под рукой… предоставив мне место в библиотеке… Ах, эти книги, книги, книги!

Книга и бутылка… знаете, незачем пить в компании: есть такие книги, с которыми можно пить, не привлекая других собутыльников… Его Благоволие призывал меня ко двору, где меня щедро вознаграждали за мои таланты.

Иерн поглядел на сгорбленную фигуру.

– Ну и чем все закончилось? – спросил он.

Сеси тряхнула головой.

– А чего вы ожидаете? – проговорила она терпеливо. – Он вновь стал пить запоем. Запоем, понимаете? И являлся, накачавшись, ко двору на всеобщее посмешище. – Она склонилась к Иерну, он ощутил ее дыхание на своей щеке. – А теперь послушаем о вас, – съехидничала она.

– Мой демон снедал меня, – жестким тоном объявил Плик. – Предоставляю вам самостоятельно определить, следует ли понимать слово «демон» в классическом или средневековом смысле. С моей точки зрения, беда была в том, что я постепенно потерял интерес к сочинительству, я не хотел больше создавать красивые мелодичные пустячки для чудесных маленьких человечков. Моя музыка их смущала.

– Тьфу! – Сеси вскочила на ноги. – Простите меня, Иерн. Сбегаю я лучше на двор… вернусь через минуту.

Она прошествовала к лестнице. Онемев, Плик следил за ней… она поднялась, закрыла за собой дверь. Тут он встряхнулся и закончил:

– Наконец и Местромор велел мне убираться. Впрочем, он добрый человек и позволил мне остаться в библиотеке. Но из всего, что касается книг, я умею только читать их. Впрочем, мои обязанности легки просто до жути, поэтому я выплачиваю половину своего скромного жалованья сменяющим друг друга студентам, чтобы они управлялись с делом за меня, а остальное зарабатываю в тавернах получше, чем эта – там дают чаевые, а иногда сижу писцом в будке на рынке. Жизнь грубая, но веселая.

Плик отпил вина. Наступило молчание. Иерн приложился к собственному бокалу. Дешевый напиток, слабый и кислый. Плику случалось пробовать куда лучшее.

– Не хочу вас задеть, – наконец осторожно проговорил человек из Клана.

– Но мне кажется странным, что вы… что вы застряли в Кемпере. Вы могли бы начать все заново, например, в Турневе.

– Почему я этого не хочу? – вопросил поэт. – А вы как думаете?

И взгляд его обратился к двери над лестницей.

– Она привлекательна по-своему, но… – Иерн решил не продолжать.

– Во мне обитает демон, – пробормотал Плик. – А в ней – богиня. К тому же христианин во мне скорбит о ереси, в которую впали мои брежадские друзья… Иногда она позволяет мне спать с ней. – Он коротко хохотнул и поглядел на пилота. – Она права, я действительно изображаю осла, – проговорил он. – И опять только что сделал это. Давайте поговорим теперь о вас?

– К тому, что вы слыхали обо мне, – ответил Иерн, отчасти сознательно, – добавить почти нечего.

– Всему есть место. – Плик повел рукой. – Не только таким блестящим вещам, как ваш полет в сердце урагана в позапрошлом году; как ваш отец, которого сеньоры Кланов, вероятно, выберут Капитаном Скайгольма, когда умрет старый Тома Сарк: есть место и легендарному уважению, которым вы пользуетесь среди пейзан Ар-Мора и, насколько мне известно, повсюду. Вы командуете аэробатической планерной эскадрильей Погодного Корпуса; ваша блестящая общественная жизнь… нет, я даже не буду говорить о вашем лидерстве в таких важных вопросах, как доброта к животным или ваше широко известное мнение, что геанство угрожает Домену. Оставим все это. Мне очень хочется побывать в вашем обличье: понять, какова Земля из Скайгольма – там внизу – в целых тридцати километрах.Как можно верить, что аним самого Чарльза Таленса может однажды передаться тебе, сливаясь с той чередой предков, которые и без того уже обитают в вас. Хочется знать, как вы, аэрогены, и ваша могучая цитадель стали не только правителями и стражами цивилизации, а ее основным мифом. Ведь каждое жизнеспособное общество несет в себе миф, иначе оно – живой труп и незамедлительно падет на землю…

– О-й-и-й! – визг пригвоздил пышные речи поэта к столу. Мужчины посмотрели на Сеси. Незамеченная, она вернулась из отхожего места и замерла на площадке, вся превратившись во внимание. – Ох, так вы святой! Вы – Талоне Иерн Ферлей? она сбежала по лестнице и бросилась перед столам на колени. – Ах, сэр, ах, сэр!

«Ох, черт», – подумал Иерн.

Хотя… впрочем, с этим Пликом приятно было поговорить – быть может, лучше на трезвую голову. Сеси замерла в почтительной позе, чтобы он мог поглубже заглянуть в недра ее корсажа.

– Мне ничего не надо, – ответил Иерн. И нагнувшись, он подхватил ее под руки и поставил на ноги. Она прижалась к нему. Восхитительное ощущение. – Давай-ка будем друзьями, – предложил он.

– Но это так чудно, – выдохнула она. – Я так хорошо чувствую себя в ваших объятиях.

– Сеси, аэрогены не поощряют предрассудков, когда речь заходит о них самих: мы – такие же мужчины и женщины, как и все вы.

Она опустила ресницы.

– Вы весьма симпатичный мужчина, сэр, – поглядев на него, Сеси прикоснулась к его рукаву. – Не отойти ли нам в уголок на секунду?

Пожалуйста. Тебе ведь все равно, Плик, правда?

Поэт одарил ее сухой улыбкой, вновь приступая к вину.

Сеси отвела Иерна в сторону, поднялась на цыпочки и, взяв его за руки, зашептала торопливо:

– Пожалуйста, не думайте, что я смелая, или пустоголовая, или какая-нибудь еще. Но я всегда обожала вас с того времени… в общем, так: по субботам владелец – он обслуживает бар вечерами – обычно закрывает заведение в восемь вечера, потому что наши посетители рано выходят на работу. Конечно, я знаю, что слишком простовата для вас. Но если вам хочется… я сплю в своей комнате наверху, и мне будет очень приятно…

Иерн спросил совета у своей совести насчет Фейлис. Ну ее – после почти двух лет замужества так и осталась холодной в постели; ей нравилось великолепие и блеск, которые давало ей положение его жены, но наедине она постоянно ссорилась с ним; и потом, она вечно читала свои геанские книги и – как ему было известно – переписывалась с Таленсом Джовейном Орилаком, обратившимся в геанство. Иерну уже не один раз случалось изменять ей. К тому же в Кланах не было принято всерьез относиться к подобным вещам.

Но оставался Плик. Иерн охотно вновь повидался бы с ним, ему хотелось получше узнать этого забавного человека, услышать больше песен.

Он бросил взгляд назад. Поэт перехватил его, криво ухмыльнулся и, приветственно подняв бокал, провозгласил:

– Не опасайтесь, я к этому привык. Я скоро вырублюсь, а потом проснусь и с головной болью побреду в свою нору. А моя Лозочка ничего плохого не сделает.

– Орион взойдет!

Это были первые слова в ее собственной жизни, которые Роника Биркен запомнила. Более ранние детские впечатления смутно маячили в памяти, подобно островам в тумане… Вспомнилась песня, с которой мать укладывала дочку спать; отец, вернувшийся, должно быть, с войны, подбрасывал ее в воздух и подхватывал, а она хохотала; величественный олень-вапити, всеобщий любимец деревни, брал листья латука из ее пальцев; она помнила, как долгими часами возилась с мячом, чтобы научиться управляться с ним столь непринужденно, как мальчишки; а еще дождевые капли на темных окнах, рыдания матери…