По со временем их численность и территория увеличатся, и тогда без твердой организации, без законов им не обойтись. Дикие люди перестают быть дикими, когда преимущества закона и порядка входят в их умы. Несомненно, их будущий вождь Ииджун Самаль, который начнет вколачивать новые понятия в головы своих соплеменников, разобьет при этом много голов.

– Когда я оставила свою родину, – говорила Леонса, – все уже было спокойно. Монголы ушли, и мой народ продолжал торговать и воевать с соседями. Причем все больше и больше начинал заимствовать от них. Как я узнала, через сотню лет после моего ухода гласьеры объединились с племенем Норвес-Юнион. Но я не хочу возвращаться к ним.

– Мне кажется, что здесь ты тоже ведешь довольно суровую жизнь.

– Могло быть и хуже. Да и не в этом дело. Я могла бы уйти и в другую эпоху… Вот мы и приехали.

Они привязали лошадей на небольшой лужайке. Вокруг них склонились деревья, шелестя листвой. В густой траве мелькали поздние одуванчики. Леонса распаковала пакет с провизией – огромное количество разнообразных фруктов я сэндвичей. Хэйвигу этого хватило бы на неделю.

Сначала они решили выпить и немного отдохнуть. Леонса села, прислонившись к стволу дерева, и разлила вино в серебряные стаканчики.

– Продолжай, – напомнил он. – Я хочу услышать о тебе.

Ее ресницы затрепетали. Он заметил легкие морщинки на носу

– А, ничего интересного для тебя, Джек.

– Пожалуйста, мне интересно.

Она рассмеялась радостно. И все же история, которую она рассказала, была скорее печальной, чем веселой.

В роду Гласьер существовала традиция равенства между родами, которая никогда не умирала, либо возродилась в ту эпоху. Женщины, как и мужчины, ходили на охоту, участвовали в сражениях. Разумеется, существовала и некоторая специализация. Так, мужчины выполняли работу тяжелую, требующую физической силы, а женщины делали то, что требовало терпения, усидчивости. Кроме того, прерогативой женщин было то, что Леонса называла «скуллой», – предсказания, разгадывание снов, чтение и письмо, лечение некоторых болезней, изгнание злых духов. И еще… напускание тумана на глаза, наведение порчи.

Но никто из женщин не делал тайны из своего умения.

Ее отец был (или будет) воином по имени Вольфскин-Джем. Он погиб во время нападения враждебного клана Лафи. Его жена Онда вместе с детьми спаслась и нашла убежище в клане Донналь. Затем последовали годы войн и интриг. И только потом остатки раньянов нашли союзников и после кровопролитного сражения вернулись в свою страну. Леонса, шпионка во времени, играла ключевую роль в этой войне. И она неизбежно стала новой Скуллой Вахорна.

Сначала она внушала друзьям не ужас, а почтение. Она жила и развлекалась, как и все остальные юноши и девушки. Но постепенно дар выделил ее из всех, окружил благоговейным трепетом. И, обладая такой Скуллой, Вахорн приобрёл могущество среди других кланов.

А Леонса стала совсем одинокой. Все ее сверстницы выходили замуж, и постепенно она осталась одна с Ондой в старом вигваме Джема. У нее были любовники, как это принято среди незамужних, но ни один не просил ее стать женой словно она была нечто неприкосновенное, запретное. А затем даже любовники оставили ее. Нет, иногда они приходили, но приходили просить совета, а не наслаждения. Разочаровавшись в дружбе, Леонса стала требовать, чтобы ее брали в разбойничьи набега на соседей. В этих набегах погибали люди, и она уже не раз слышала, как ее соплеменники требуют, чтобы она заколдовала их от смерти. Ведь она наверняка может, ведь она же Скулла… или не хочет? Затем умерла Онда.

Вскоре прибыли разведчики во времени и нашли ее по слухам. Она с радостью и слезами приветствовала их. Вахорн больше никогда не увидит ее.

– О Боже, – Хэйвиг обнял ее плечи. – С тобой поступили так жестоко.

– Там было так хорошо: охота, игры, лыжи, песни. – Она выпила немного вина. – Я неплохо пою. Хочешь послушать!

– Конечно.

Она вскочила, взяла из сумки маленькую гитару и тут же вернулась.

– Я также играю на костяной флейте. Но не могу же я играть на флейте и петь. Вот песня, которую я придумала сама. Когда я была одинока, я все время придумывала песни.

К его удивлению, пела она прекрасно. И те слова песни, которые он мог понять, наполняли его трепетом.

– Ну как? – спросила она, окончив пение.

– Прекрасно, – ответил Хэйвиг. – А что еще ты умеешь делать?

– О, я умею читать и писать. Играть в шахматы. Конечно, здесь правила игры несколько отличаются от тех, что были у меня дома, но я быстро освоила их. Остин научил меня играть в покер, и я много выигрываю: И еще я умею шутить.

– Что?

Она улыбнулась и прижалась к нему.

– Я думала, мы пошутим после ленча, Джек, сладкий мой, – прошептала она. – Но почему бы нам не пошутить до и после? Мммм?

И вскоре, когда неописуемое наслаждение поглотило его, он узнал, что еще одно слово к этому времени изменило свой первоначальный смысл.

– Вот так, – сказал он мне. – Мы жили вместе, пока я не покинул ту эпоху… несколько месяцев. И это было восхитительно. Мне нравилась эта девушка.

– Но ты не любил ее?

– Н-нет. Думаю, что нет. Хотя что такое любовь? Впрочем, оставим это. – Он посмотрел в окно нашей комнаты. Там была ночь. – У нее был очень горячий характер, и она часто заводилась по пустякам. Еще больше ее злило то, что я не вступал с нею в ссоры. – Он потер усталые глаза. – Непохоже на мой темперамент, да, док? И к тому же я ревновал ее. Она спала со многими до того, как появился я. Она продолжала делать это и теперь, хотя и не так часто. Она просто не представляла, как это можно не лечь в постель с мужчиной, если он тебе понравился. Естественно, она предоставила мне такую же свободу относительно других женщин. Но… мне это было не нужно.

– Почему же она ни от кого не забеременела?

Лицо его исказила гримаса.

– Она потребовала, чтобы ее отправили в годы, непосредственно предшествующие Судному Дню. Отчасти для того, чтобы посмотреть, но главная ее цель была запастись противозачаточными средствами. Она хотела иметь детей, но только тогда; когда будет к этому готова. А до тех пор она хотела наслаждаться жизнью. Она так любила наслаждения…

– Но раз она все время оставалась с тобой, значит, между вами существовали какие-то узы, привязанность.

– Конечно. Я пытался разъяснить вам, что меня притягивало в Леонсе. Что же касается ее… трудно сказать. Хорошо ли мы знали друг друга? Да и насколько вообще могут узнать друг друга мужчина и женщина? Мои знания и интеллигентность возбуждали ее. Буду честным, пожалуй, там у меня был самый высокий уровень интеллектуального развития. А я полагаю, люди всегда чувствуют тягу к своим антиподам. Я вовсе не бел похож на какого-нибудь дикого горца или твердолобого наемника эпохи Ренессанса. – Он снова загадочно улыбнулся. – Тем не менее она подарила мне много радости, и я всегда буду благодарен ей за это и за то, что произошло потом.

Подозрения Хэйвига развивались постепенно. Он старался сопротивляться им, но они крепли, особенно когда он заметил, что здесь в разговорах стараются не касаться некоторых тем, не отвечать на некоторые вопросы. Остин Колдуэлл заметно терялся, когда Хэйвиг затевал беседы на запретные темы, а Рэйел Оррик старался перевести разговор на выпивку или, когда выхода не было, цедил неохотно: «Придет время, ты все узнаешь, сын мой». Другие же просто советовали ему заткнуться.

Он был не один в подобной изоляции. Но другие просто не обращали внимания на это, и только юный Джерри Дженнингс как-то воскликнул: «Клянусь Богом, ты прав!»

То же самое сказала и Леонса, правда, в более крепких выражениях и сразу же постаралась оправдать этот заговор молчания: «Мы с Конрадом появились в одно время. А ты еще раньше».

– Я пробудил ее любопытство, и она нашла свои методы удовлетворить его. О, совсем не то, что ты думаешь, док. Нет, она просто воспользовалась тем, что могла перепить любого и, споив того или иного мужчину, начинала выпытывать у него все, что ее интересовало. А по ночам, хихикая, как нашкодившая школьница, она рассказывала мне о том, как проникла в самые запретные тайны Ээрии, проскользнула в самые различные периоды времени ее существования, чтобы узнать, вынюхать.