"Яблочко" представляло собой круг, нарисованный от руки чем-то темно-синим на дереве старой разделочной доски. По всей видимости, его диаметр не превышал пяти сантиметров. К тому же синяя краска плохо выделялась: само дерево потемнело от времени и интенсивного использования, и теперь было лишь едва светлее. Требовалось основательно вглядеться, чтобы увидеть цель. Сейчас Сергей заметил мишень только потому, что острие ножа указывало точно на нее. При этом Кьян смотрел в противоположную сторону.

– Это невозможно, – выдохнул юноша.

Кьян сосредоточился, перехватил нож поудобнее, сделал глубокий вдох. А затем последовало настолько быстрое движение, что Сергей даже впоследствии не смог разложить его на элементы – невзирая на свою феноменальную память. Утверждать можно было лишь две вещи: Шагол развернулся, и нож вырвался из его руки.

Из соседнего помещения донесся слегка приглушенный удар. Сергей взглянул на мишень. Огромный кухонный нож с толстым лезвием и очень неудобной для метания рукоятью торчал строго в центре.

– Почему невозможно? – удивился Кьян, при этом его длинные усы забавно встопорщились. – Получается же.

Словно желая на всякий случай удостовериться в собственных словах, он потянулся за еще одним ножом.

Теперь у Сергея возникло такое впечатление, что шеф-повар даже не прикоснулся к предмету кухонной утвари. Последний как будто не пожелал идти в руки Шаголу и сам устремился в нужную сторону.

Свист воздуха, рассекаемого сталью. Удар. Еще одно лезвие, застывшее перпендикулярно плоскости мишени, на сантиметр правее первого.

Такому мастерству нельзя даже завидовать, подумалось Сергею. Зависть уместна там, где сам способен достичь большего – способен, но не достиг по каким-либо причинам. А тем, что делает с ножами Шагол, можно лишь восхищаться.

– Держи, – Кьян достал еще парочку ножей и протягивал их Сергею. – С какого расстояния попадешь?

Юноша автоматически принял холодные лезвия.      Широкие, тщательно заточенные с одной стороны, сужающиеся к концу, они совсем не предназначались для бросков на поражение цели. Удобнее всего было нарезать ими капусту.

– Я не смогу попасть… этим, – выдавил Сергей. Слова дались ему нелегко: с одной стороны, он не хотел упасть в глазах шеф-повара, мнение которого уже стало кое-что значить для юноши; с другой, блефовать и пытаться доказать и себе, и Кьяну, что он тоже умеет обращаться с оружием (если кухонные ножи можно так называть), не имело смысла.

– Почему? – снова удивился Шагол. – Они ничем не хуже боевых ножей. Вот вилкой попасть немножко сложнее… просто из-за того, что не привык.

Как будто поставив себе задачу демонстрировать каждое свое утверждение, шеф-повар взял из ближайшего ящика вилку и небрежно швырнул ее в мишень. Удар стали о дерево снова обозначил попадание. Вилка воткнулась аккурат между ножами.

– Запомни: к бою ты должен быть готов всегда, – Кьян перешел на поучительный тон, лицо его опять стало серьезным и деловым. – Если тебя застали без твоих клинков, это еще ничего не значит. Оружие обязательно найдется где-то поблизости, главное – уметь его использовать.

Он полюбовался на лезвие, плавно выехавшее откуда-то из его правой ладони (Сергей мог поклясться, что еще мгновение назад этот нож лежал на расстоянии вытянутой руки от Кьяна), и продолжил:

– Оружием может быть сломанная ветка, пригоршня песка и даже чей-нибудь дырявый носок. Если ты сможешь хоть что-то применить против врага – считай это своим оружием. И чем неожиданнее оно будет, тем лучше для тебя.

Почесав в завершение речи затылок, Шагол послал еще один нож в мишень. Затем повернулся к Сергею и вопросительно поднял брови:

– Пробуем?

Юноша беспомощно развел руками.

– Ничего сложного здесь нет, – заявил Кьян. – Главное – постановка кисти. Смотри.

Он взял из левой руки Сергея нож, взглянул на утыканное "яблочко". Покачал головой, отдал нож назад и пошел вытаскивать свое "оружие". Маркетолог смотрел ему в спину, испытывая двоякие чувства. Радость и восторг от того, что сейчас он тоже чему-нибудь научится, и страх: а вдруг ничего не выйдет? Он ведь никогда не отличался особой ловкостью. Вот, к примеру, в университете увлекся теннисом, но бросил, поняв, что товарищи попросту насмехаются над его неуклюжестью.

– Смотри, – повторил Шагол, вернувшись, и медленно показал, как нужно делать бросок.

Сергей сделал попытку повторить продемонстрированное, но сам увидел, насколько корявым смотрится все это в его исполнении и даже не довел имитацию броска до конца. Кьян не обратил на это внимания, повторив все с начала. А потом еще раз. Он словно любовался красотой и отточенностью собственных движений, плавностью, с которой перетекали из одного положения в другое мышцы. И маркетолог поневоле заразился. Его руки сами начали двигаться – сперва неуверенно, а затем постепенно улавливая внутренний ритм и гармонию, приобретая чувство "верного пути".

Через некоторое время юноша окончательно избавился от комплексов по поводу своей способности выполнить показанное движение и орудовал ножом довольно быстро. Так что когда Кьян повернулся оценить успехи своего нового ученика, Сергей с готовностью прокрутил весь комплекс.

– Неплохо, – кивнул Шагол. – А теперь бросай.

И сам швырнул нож в мишень. Тот опять воткнулся точно посередине. Мысленно вздохнув, Сергей начал заученное движение…

Нож отчаянно завертелся и плашмя ударил по разделочной доске – сантиметрах в двадцати от "яблочка". Потом отскочил и загрохотал по полу. Это оказалось ничуть не похожим на то, что показывал Кьян.

– Молодец, – шеф-повар утвердительно покачал головой, как бы соглашаясь с чем-то. – Научишься быстро. Почти все делаешь правильно, только есть маленькая ошибка…

После столь провального броска юноша ожидал чего угодно, но не одобрения. Ему казалось, что он-то как раз ничему и не научился. Однако Кьян говорил серьезно, со знанием дела. И так же серьезно стал показывать, где маркетолог допустил ошибку.

Именно тогда Сергей осознал, что наконец у него появился настоящий учитель.

***

Вернулся в каюту юноша усталый и счастливый. Кьян в дополнение к сегодняшней тренировке пообещал, что отныне такое будет повторяться каждый день. Маркетологу следовало наверстывать когда-то упущенное – ведь его сотоварищи в физическом отношении были куда более развиты (Сергей про себя заметил, что "сотоварищами" он мысленно именует и друзей с "Блуждающей", и – теперь – пиратов). Назавтра, конечно, он должен был отрабатывать еще один наряд, однако шеф-повар пообещал устроить его снова к себе, на кухню. "Ну а после и потренируемся", – сказал Шагол.

Помимо метания ножей они занялись еще и (как назвал это Кьян – причем даже без тени иронии) основами мордобития. То ли Шагол заметил, с какой охотой юноша пытается освоить новую для себя сферу, то ли шеф-повар сам по себе считал, что каждый нормальный мужик должен уметь по необходимости пользоваться кулаками, – но уже через полчасика он потащил Сергея в тренировочный зал. А спустя еще три часа маркетолог чувствовал себя апельсином, из которого сделали сок.

Правда, очень довольным апельсином. Юноша с полным на то правом мог бы заявить: "Да, я сегодня поработал хорошо!" Тело, пусть и уставшее, пронизывали нити неведомой раньше энергии, и казалось, что даже мир вокруг изменился – стал светлее, приобрел новые оттенки.

Перемена не ускользнула от глаз Артура.

– Смотрю, вы с Кьяном нашли общий язык, – сказал бородач, когда Сергей, приняв душ, с блаженством уселся на свою кровать.

– Гм? – юноша вопросительно уставился на товарища по каюте.

– Учил драться? – лаконично уточнил Артур.

Сергей кивнул.

– Значит, все нормально. Кьян, конечно, своего рода фанат, но я знаю только пару случаев, когда он снизошел до объяснений.

Задумчиво помолчав, бородач добавил:

– Если так пойдет и дальше, то через некоторое время ты окончательно впишешься в круг наиболее значительных людей на "Астарте".