…ВЫРОСЛО Дерево от Земли до Неба, обнимая собою весь Мир… Широко раскинуло то дерево сень ветвей своих – прибежище Перуна, покрывая ими, подобно дождевым тучам, Землю… Небесными колодцами и реками называл наш далекий предок изливающиеся с Неба дождевые потоки. Потоки, путь которым отпирал по весне Громовержец Перун. Напояя Землю, они возвращали ей ее родящую силу, возвращали ее к новой жизни…
Егорий весну открывает, говорили. То есть настоящая земледельческая весна начинается лишь с Егорьева (Юрьева) дня, отмечаемого в начале мая, когда начинает греметь первый весенний гром: Егорий вешний, восходящий к языческому Перуну, отпирает Небо. Вот как рисуется лик Егория в народных рассказах: «Молодой Егорий – светлохрабрый. По локоть руки – в красном золоте; по колена ноги – в чистом серебре. И во лбу – солнце, и в тылу – месяц, по концам – звезды перехожии».
Итак, отверзающий Небо, «оживляющий явленное» Перун, Дух, засевающий Землю… Именно к нему, Громовержцу Перуну, Владыке Зодиакального Круга – Круга Жизни, обращены были такие слова «Велесовой книги»:
Ты, оживляющий явленное,
не прекращай Колеса вращать!
Ты, кто вел нас стезёю правой
к битве и тризне великой!
26Обратимся же теперь к тому лону, которое принимает в себя семена Духа, взращивая их, к Матери нашей – Земле. Земле, которой издревле поклонялись люди, низко ей кланялись, припадали к ней после долгой разлуки, оберегали ее, когда она была «тяжела». Земля и Небо не противопоставлялись: они были супругами. С Земли никто не хотел бежать. Она была так же свята и так же божественна…
Ка́чи, ка́чи, покачи́,
Под подушкой калачи,
В руках прянички,
В ножках яблочки
Великому женскому космическому принципу, и Земле – как его частному проявлению, поклонялись под различными именами: египтяне почитали Владычицу Небесных Вод Изиду, персы – Ардвисуру Анахиту, у греков существовал культ богини плодородия Деметры, у римлян – Цереры… Культ Великой Космической Матери у разных народов сопровождался выделением той или иной ее ипостаси, с одной стороны, с другой – различением ее земной проекции. Отсюда – множественность женских божеств в пантеонах различных народов мира.
Славяне же, поклоняясь Матери Сырой Земле, чтили богиню, имя которой было – Мокошь. Урочища, связанные с именами Перуна и Мокоши, располагались по соседству. Равно как и связанные с ними культовые сооружения, места молений: на возвышенностях располагали святилища мужских богов, в низинах – женских. Характерной особенностью женского святилища было наличие источника, воды, бьющей из недр земли. Поздне́е поклонение священным источникам и колодцам стали связывать с именем св. Параскевы, явившейся продолжением образа древней языческой богини.
Поклонение Мокоши (Макоши) традиционно связывают с культом Земли, ее производительных сил, с темой урожая. На полотенцах для весенних обрядов ее изображали с воздетыми кверху руками, готовую принять в свое лоно животворное солнечное семя. К дням летнего солнцестояния – времени вызревания колосьев – Мокошь изображалась уже с опущенными к Земле руками, – покрывая, защищая взошедшее.
Почиталась Мокошь и как покровительница женских работ, таких, как прядение и ткачество. Этнографические данные, собранные на Русском Севере, рисуют Мокошь невидимой пряхой, тайком стригущей овец, а также запрещающей прядение в праздничные дни. Это позволило исследователям соотнести ее образ, в частности, с греческими мойрами, плетущими людям нити судьбы. Матерью счастливого жребия, определяющей судьбы людей, называют Мокошь и дошедшие до нас древнерусские источники.
Так кто же она такая, эта языческая богиня, прядущая людям нити жизни и заботящаяся о приумножении земных богатств, о плодородии землицы нашей матушки? Как связаны судьба человеческая и плоды, даруемые нам Землей?
В астрологическом смысле Земля, являясь дэновской планетой, занимает промежуточное положение между Солнцем и Луной. Она есть результат слияния двух светил. Слияния, свидетелем которому стала Купальская ночь. Дни летнего солноворота, когда Солнце брачуется с Луной, вступает в знак Рака, купается в воде. Возникает жизнь.
▪ Русалки-то? Да, слыхивала. Сейчас уж никого не стало, а раньше много было всего, много рассказывали историй всяких.
Вот у одной женщины утонул сын. Он и плавал-то неплохо, хорошо плавал-то и вот вдруг утонул. А было летом, конечно. Ну, народ-то: «Водяной утащил!»
А потом, уж много времени прошло-то, пошла она стирать на реку и глядит: сидит на камне девушка, красивая, да голая, волосы черные, длинные. Она их чешет. Та [женщина] как увидела ее, и сердце захолонуло сразу. Спугалась сильно, стоит, не дышит аж. Забоялась шибко сильно. А как же, ошарашно ведь! Что ты! Эта русалка как посмотрит на кого, как застывши человек стал, так и будет стоять, долго может так, да. Вот та и стоит. Вдруг русалка повертывается и говорит:
– Твому сыну хорошо, иди домой и не ходи больше сюда.
И в воду прыгнула, а гребень оставила на камне. Женщина тогда опомянулась, бросилась домой, молилась долго, много. Снилось ей всё долго еще, потом прошло. А сына тело так и не нашли, глубоко больно. А хто они? А хто знает. У нас иногда говорят, что это девушки, умершие перед самой свадьбой. Они вот и томятся всю жизнь, и людям жить мешают.
Земля имеет своим символом крест. И обряд крещения, связываемый с именем Иоанна Предтечи, праздник которого (Рождество Иоанна Крестителя) наложился на празднества Купалы, тоже состоял в окунании в купель, воду. Таким образом, смысл обряда для первоначальных христиан был тем же, что и для язычников: солнечное колесо падало в воду – земля давала жизнь новым детушкам. Родившегося язычники прикладывали также к Земле, причащая таким образом младенца его Космической Матери.
Днями Мокоши были пятница, пятый день (день, связанный с числом Земли как одной из стихий мироздания) и среда, середина, дэновское начало. Земля – косная стихия, потому в пятый день недели – петок – нельзя было начинать никакого дела, ибо дело это будет «пятиться». Пятница была нерабочим днем: по пятницам, говорили, мужики не пашут, бабы не прядут. Работавших же в ее день Пятница лишала своего покрова, покровительства – сдирала с них, по поверью, кожу.
Итак, Земля, как мы выяснили, есть планета-посредник, третье, дэновское начало, звено, связующее человека и Бога, Душу и породивший ее Дух. И именно на понедельник после Троицы приходится старинный праздник Матери Сырой Земли – ее Именины. В этот день, по поверью, она была сотворена. Солнце в эти дни находится в середине знака Тельца – в его кульминационной точке. Телец – обитель владычицы всех форм мироздания Венеры и знак экзальтации Луны. Он представляет собой нижние врата, через которые души приходят в этот мир. Вода напояет мертвую землю, оплодотворяет ее, дает жизнь царству растений, и Душа-Луна, опускаясь в нижний мир, одухотворяет материю, делает ее живой. Таким образом, сотворение Земли символически связывают с понедельником – днем Луны, обитель имеющей в Раке – «живой» воде русских сказок.
▪ Вот сказанье наших праотцев о том, как бог Ярило возлюбил Мать Сыру Землю и как она породила всех земнородных.
Лежала Мать Сыра Земля во мраке и стуже. Мертва была – ни света, ни тепла, ни звуков, никакого движенья.
И сказал вечно юный, вечно радостный светлый Яр: «Взглянем сквозь тьму кромешную на Мать Сыру Землю, хороша ль, пригожа́ ль она, придется ли по мысли нам?»
И пламень взора светлого Яра в одно мановенье пронизал неизмеримые слои мрака, что лежали над спавшей землею. И где Ярилин взор прорезал тьму, тамо воссияло солнце красное.
И полились через солнце жаркие волны лучезарного Ярилина света. Мать Сыра Земля ото сна пробуждалася и в юной красе, как невеста на брачном ложе, раскинулась… Жадно пила она золотые лучи живоносного света, и от того света палящая жизнь и томящая нега разлились по недрам ее.
Несутся в солнечных лучах сладкие речи бога любви, вечно юного бога Ярилы: «Ох, ты гой еси, Мать Сыра Земля! Полюби меня, бога светлого, за любовь за твою я украшу тебя синими морями, желтыми песками, зеленой муравой, цветами алыми, лазоревыми; народишь от меня милых детушек число несметное…»
Любы Земле Ярилины речи, возлюбила она бога светлого и от жарких его поцелуев разукрасилась злаками, цветами, темными лесами, синими морями, голубыми реками, серебристыми озера́ми. Пила она жаркие поцелуи Ярилины, и из недр ее вылетали поднебесные птицы, из вертепов27 выбегали лесные и полевые звери, в реках и морях заплавали рыбы, в воздухе затолклись мелкие мушки да мошки… И всё жило, всё любило, и всё пело хвалебные песни: отцу – Яриле, матери – Сырой Земле.
И вновь из красного солнца любовные речи Ярилы несутся: «Ох ты гой еси, Мать Сыра Земля! Разукрасил я тебя красотою, народила ты милых детушек число несметное, полюби меня пуще прежнего, породишь от меня детище любимое».
Любы были те речи Матери Сырой Земле, жадно пила она живоносные лучи и породила человека… И когда вышел он из недр земных, ударил его Ярило по голове золотой вожжой – ярой молнией. И от той молоньи ум в человеке зародился. Здравствовал Ярило любимого земнородного сына небесными грома́ми, потоками молний. И от тех громо́в, от той молнии вся живая тварь в ужасе встрепенулась: разлетались поднебесные птицы, попрятались в пещеры дубравные звери, один человек поднял к небу разумную голову и на речь отца громо́вую отвечал вещим словом, речью крылатою… И, услыша то слово и узрев царя своего и владыку, все древа, все цветы и злаки перед ним преклонились, звери, птицы и всяка живая тварь ему подчинилась.
Ликовала Мать Сыра Земля в счастье, в радости, чаяла, что Ярилиной любви ни конца, ни края нет… Но по малом времени красно солнышко стало низиться, светлые дни укоро́тились, дунули ветры холодные, замолкли птицы певчие, завыли звери дубравные, и вздрогнул от стужи царь и владыка той твари дышащей и недышащей…
Затуманилась Мать Сыра Земля и с горя-печали оросила поблекшее лицо свое слезами горькими – дождями дробными.
Плачется Мать Сыра Земля: «О ветре, ветрило!.. Зачем дышишь на меня постылою стужей?.. Око Ярилино – красное солнышко!.. Зачем греешь и светишь ты не по-прежнему?.. Разлюбил меня Ярило-бог – лишиться мне красоты своей, погибать моим детушкам, и опять мне во мраке и стуже лежать!.. И зачем узнавала я свет, зачем узнавала жизнь и любовь?.. Зачем спознавалась с лучами ясными, с поцелуями бога Ярилы горячими?..»
Безмолвен Ярило.
«Не себя мне жаль, – плачется Мать Сыра Земля, сжимаясь от холода, – скорбит сердце матери по милым по детушкам».
Говорит Ярило: «Ты не плачь, не тоскуй, Мать Сыра Земля, покидаю тебя нена́долго. Не покинуть тебя на́-время – сгореть тебе дотла под моими поцелуями. Храня тебя и детей наших, убавлю я на́-время тепла и света, опадут на деревьях листья, завянут травы и злаки, оденешься ты снеговым покровом, будешь спать-почивать до моего приходу… Придет время, пошлю к тебе вестницу – Весну Красну, следом за Весною я сам приду».
Плачется Мать Сыра Земля: «Не жалеешь ты, Ярило, меня, бедную, не жалеешь, светлый боже, детей своих!.. Пожалей хоть любимое детище, что на речи твои громовые отвечал тебе вещим словом, речью крылатою… И наг он и слаб – сгинуть ему прежде всех, когда лишишь нас тепла и света…»
Брызнул Ярило на камни молоньей, облил палючим взором деревья дубравные. И сказал Матери Сырой Земле: «Вот я разлил огонь по камням и деревьям. Я сам в том огне. Своим умом-разумом человек дойдет, как из дерева и камня свет и тепло брать. Тот огонь – дар мой любимому сыну. Всей живой твари будет на страх и ужас, ему одному на службу».
И отошел от Земли бог Ярило… Понеслися ветры буйные, застилали темными тучами око Ярилино – красное солнышко, нанесли снега белые, ровно в саван окутали в них Мать Сыру Землю. Всё застыло, всё заснуло, не спал, не дремал один человек – у него был великий дар отца Ярилы, а с ним и свет и тепло…
Так мыслили старорусские люди о смене лета зимою и о начале огня.
Оттого наши праотцы и сожигали умерших: заснувшего смертным сном Ярилина сына отдавали живущему в огне отцу. А после стали отдавать мертвецов их матери – опуская в лоно ее.
Оттого наши предки и чествовали великими праздниками дарование Ярилой огня человеку. Праздники те совершались в долгие летние дни, когда солнце, укорачивая ход, начинает расставаться с землею. В память дара, что даровал бог света, жгут купальские огни. Что Купало, что Ярило, всё едино, одного бога звания.
И доныне в Иванову ночь пылают на Руси купальские огни, и доныне по полям и перелескам слышатся веселые песни:
Купала на Ивана!
Где Купала ночевала?
Купала на Ивана!
Купала на Ивана!
Ночевала у Ивана!
* * *
Накануне Аграфены Купальницы, за день до Ивана Купалы, с солнечным восходом по домам суета поднимается. Запасливые домовитые хозяйки, старые и молодые, советуются, в каком месте какие целебные травы в купальские ночи брать: где череду от золотухи, где шалфей от горловой скорби, где мать-мачеху, где зверобой, ромашку и девясил… А ведуны да знахарки об иных травах мыслят: им бы сыскать радужный, златоогненный цвет перелет-травы, что светлым мотыльком порхает по лесу в Иванову ночь; им бы выкопать корень ревеньки, что стонет и ревет на купальской заре; им бы через серебряную гривну сорвать чудный цвет архилина да набрать тирлич-травы, той самой, что ведьмы рвут в Иванову ночь на Лысой горе; им бы добыть спрыг-травы да огненного цвета папоротника.
Добро тому, кто добудет чудные зелья: с перелетом всю жизнь будет сча́стлив, с зашитым в ладанку корешком ревеньки не утонет, с архилином не бойся ни злого человека, ни злого духа, сок тирлича́ отвратит гнев сильных людей и возведет обладателя своего на верх богатства, почестей и славы; перед спрыг-травой замки и запоры падают, а чудный цвет папоротника принесет счастье, довольство и здоровье, сокрытые клады откроет, власть над духами даст.
Молодежь об иных трава́х, об иных цветах той порой думает. Собираются деви́цы во един круг и с песнями идут вереницей из деревни собирать иван-да-марью, любовную траву и любисток. Теми цветами накануне Аграфены Купальницы в бане им париться, «чтобы тело молодилось, добрым молодцам любилось». А пол, лавки, полки в бане на то время густым-густехонько надо устлать травою купальницей. После бани сходятся девицы к одной из подруг. С пахучими венками из любистка на головах, с веселыми песнями, с криками, со смехом толкут они где-нибудь на огороде ячмень на обетную кашу, а набравшиеся туда парни заигрывают каждый со своей зазнобой… На другой день варят обетную кашу и едят ее у речки аль у озера, бережно блюдя, чтобы каши не осталось ни маковой росинки. Съедят кашу, за другие исстари уставленные обряды принимаются: парни возят девок на передних тележных колесах, громко распевая купальскую песнь:
Иван да Марья
В реке купались:
Где Иван купался,
Берег колыхался,
Где Марья купалась,
Трава расстилалась.
Купала на Ивана!
Купался Иван
Да в воду упал.
Купала на Ивана.
По́д вечер купанье, в одном яру плавают девушки с венками из любистка на головах, в другом – молодые парни… Но иной молодец, что посмелее, как почнет отмахивать руками по сажени, глядь, и попал в девичий яр, за ним другой, третий… Что смеху, что крику!.. Таково обрядное купанье на день Аграфены Купальницы.
Надвинулись сумерки, наступает Иванова ночь… Рыбаки сказывают, что в ту ночь вода подергивается серебристым блеском, а бывалые люди говорят, что в лесах тогда деревья с места на место переходят и шумом ветвей меж собою беседы ведут… Сорви в ту ночь огненный цвет папоротника, поймешь язык всякого дерева и всякой травы, понятны станут тебе разговоры зверей и речи домашних животных… Тот «цвет-огонь» – дар Ярилы… То – «царь-огонь»!..
Немного часов остается до по́лночи, когда на одно мановенье тот чудный цветок распускается. Только что наступит полно́чь, из середины широколистного папоротника поднимается цветочная почка, шеве́лится она, двигается, ровно живая, и вдруг с страшным треском разрывается, и тут является огненный цвет… Незримая рука то́тчас срывает его… То «цвет-огонь», дарованный богом Ярилой первому человеку… То – «царь-огонь»…
Страшно подходить к чудесному цвету, редко кто решится идти за ним в Иванову ночь. Такой смельчак разве в несколько десятков лет выищется, да и тот не добром кончает… Духи мрака, духи хлада, духи смерти, искони враждебные Солнцу-Яриле, жадно стерегут от людей его дар. Они срывают цвет-огонь, они напускают ужасы, страсти и напасти на смельчака, что пойдет за ним в заветную Иванову ночь… Они увлекают его за собой в страну мрака и смерти, где уж не властен отец Ярило… Страшно поклоняться Яриле в лесу перед таинственным цветом-огнем, зато весело и радостно чествовать светлого Яра купальскими огнями.
Наперед набрав шиповнику, крапивы и других колючих и жгучих растений, кроют ими давно заготовленные кучи хвороста и сухих сучьев. И лишь только за небесным закроем спрячется солнышко, лишь только зачнет гаснуть заря вечерняя, начинают во славу Яра живой огонь «взгнетать»… Для того в сухой березовой плахе прорезывают круглое отверстие и плотно пригоняют к нему сухое же березовое, очищенное от коры, круглое полено… Его трением в отверстии плахи вытирают огонь… И то дело одних стариков… И когда старики взгнетают живой огонь, другие люди безмолвно и недвижно стоят вкруг священнодействия, ожидая в благоговейном страхе чудного явленья «божьего посла» – царя-огня…
По́том обливаются старики, «творя божие дело»… Впившись глазами в отверстие плахи, стоит возле них по-праздничному разодетая, венком из цветов увенчанная, перворожденная своей матерью, девочка-подросток с сухой лучиной в высо́ко поднятой руке. Разгорелось детское личико, смотрит она, не смигнёт, сама дыханья не переводит, но не дрожит поднята́я к небесам ручонка… Безмолвно, набожно глядит толпа на работу старцев… В вечерней тиши только и слышны шурк сухого дерева, молитвенные вздохи старушек да шептанье христианских молитв… Но вот задымилось в отверстии плахи, вот вспыхнул огонек, и просиявшая восторгом девочка в строгом молчанье бережно подносит к нему лучину… Снисшел божий посол!.. Явился «царь-огонь»!.. Загорелся в кострах великий дар живоносного бога!.. Радостным крикам, веселому гомону, громким песням ни конца, ни края.
В густой влажной траве светятся Ивановы червяки28, ровно зеленым полымем они переливаются; в заливной, сочной по́жне сверкает мышиный огонь29, тускнет заря на небе, ярко разгораются купальские костры, обливая красноватым светом темные перелески и отражаясь в сонных водах алыми столбами… Вся молодежь перед кострами – девушки в венках из любистка и красного мака, иные с травяными поясами; у всех мо́лодцев цветы на шляпах… Крепко схватившись за́ руки, прыгают они через огонь попарно: не разойдутся руки во время прыжка, быть паре, быть мужем-женой, разойдутся – свадьбы не жди… До утра́ кипит веселье молодежи вокруг купальских костров, а на заре, когда в лесу от нечистых духов больше не страшно, расходятся, кто по перелескам, кто по овражкам.
И тихо осеняет их радостный Ярило спелыми колосьями и алыми цветами. В свежем утреннем воздухе, там, высо́ко, в голубом небе, середь легких перистых облаков, тихо веет над Матерью Сырой Землей белоснежная, серебристая объярь Ярилиной ризы, и с недоступной высоты обильно льются светлые потоки любви и жизни.
