Мне пришлось посетить Херсон летом этого года. Революционная история Херсона так запутана, что самые жители города сбиваются, рассказывая ее.

Приблизительно эта история такова. После Керенщины в городе недолго продержалась власть рады, единовременно заседали и дума и совет, в которых украинцев было мало.

А с фронта стекались демобилизовавшиеся солдаты, им дали работу – срывать старые крепостные валы. Работа шла слабо, все время происходили столкновения из-за вопроса о плате. Наконец, вспыхнуло восстание, и фронтовики захватили город. Образовался совет пяти, в котором, между прочим, участвовал какой-то румынский поп.

Совет фактически власти не имел. Политических партий в среде фронтовиков почти не существовало. Они стремились к солдатской «справедливости».

Трудно разобраться в этой путаной истории, но ясно одно, – буржуазии города «справедливость» не понравилась, и она вызвала немцев из Николаева.

Немцы приехали на автомобилях и заняли город по-своему.

Фронтовики собрались толпами и прогнали немцев. Началась фантастическая защита города.

Не было никакого командного состава, то есть кто-то командовал, но никто команды не слушал. Днем выходил кто хотел с винтовкой и садился, где хотел в окопе за городом. Ночью почти все расходились. Если наступали немцы, то по городу посылали людей с трубами, трубили сбор и люди выходили на валы. Немцы наступали большими силами, но бои все-таки продолжались более двух недель. Наступали и австрийские части и как всегда переходили массами.

Местность под Херсоном открытая и идет в гору – позиции были хорошие.

К концу боев подошли из деревень крестьяне и собирались принять участие в защите. Но пришли они нерешительно, постояли в городе со своими возами, а потом ушли, говоря: «Вам хорошо, вы можете уйти, а мы хозяева».

В конце концов, несмотря на поддержку подошедшего матросского отряда, город был взят. Фронтовики защищались в самом городе в старых валах, но были разбиты.

Немцы объявили, что дом, в котором будет найден хоть один патрон, они сожгут дотла.

«Справедливость» кончилась, начался немецкий «порядок».

Те, кто был на Украине во время конца гетмановщины, помнят, как внезапно истлела немецкая прочность.

Ушли немцы. Немцев в Херсоне сменила антантовская оккупация. Французы, греки и англичане. Больше всего в Херсоне стояло греков[23]. Они держались в центре города, так как на окраинах уже заезжали разъезды повстанцев и пользовались ненавистью и презрением всего города.

Рассказывают об их пехоте с походкой старцев и о кавалерии на ослах. Ненависть эта объясняется тем, что греки превысили даже ту меру притеснения, к которой привыкла все видевшая Украина.

Греками была собрана в амбарах на набережной целая толпа херсонцев, не то в качестве заложников, не то в качестве арестантов.

Амбары были деревянные. Во время боя греков с атаманом Григорьевым[24] амбары вспыхнули и сгорели вместе с людьми. Среди сгоревших были женщины. Греки мер к спасению не приняли.

Греков выбивал из Херсона атаман Григорьев. Вместе с ними ушли почти без боя и французы. Англичане еще раньше сели на суда.

К лазарету, в котором лежали раненые греки, подъехали с дровнями и сказали, что пришли убить и увезти греков. Но удалось уговорить не трогать раненых. Григорьев пришел еще, как сторонник советов. После него в городе держалась советская власть. К осени, к поре, когда поспела кукуруза, со стороны Крыма пришли белые. Белые на Украине – явление сезонное, они всегда являются к осени.

Пришли белые, заняли город и сразу обнаружили свое неумение что-нибудь наладить. Самым прочным воспоминанием о них осталась лезгинка со стрельбой в воздух. Херсон они почти не ограбили, не то что г. Елизаветград, который ободрали и выскребли.

По обвинению в заговоре против белой власти расстреляли несколько человек, в том числе одного мальчика, левого с. – р. Полякова, лет 17[25]. По официальному сообщению, Поляков умер с криком: «Да здравствует советская власть». Тело его, как и тела других расстрелянных, было повешено на фонарном столбе и так висело несколько дней.

Дети, идя в школы, собирались вокруг повешенного за шею трупа и стояли долго кучками.

Перед уходом белые мобилизовали гимназистов. При паническом бегстве они бросили этих детей, и потом родители разыскивали их на брошенных и замерзших на Днепре судах и привозили в город в женских платьях.

Масса беженцев и раненых погибла от морозов. Через два-три дня после ухода белых вошли советские войска.

Вот краткая история города Херсона, один из кусочков истории Украины, за время от керенщины до весны сего года.

На Врангелевском фронте я был в самом начале его появления – в июне, начале июля.

Самое характерное в нашем днепровском участке фронта было то, что он появился внезапно, среди поля.

И штаб, и обоз, и инженерные части – все это организовывалось в боях на скорую руку. Поэтому многое, что я напишу, относится не к Красной армии вообще, а к Красной армии на нашем участке фронта.

Часть, в которой я находился, была из войск внутренней охраны. Состав солдат – питерцы, псковичи, новгородцы. Несмотря на то что мы стояли в богатой деревне, где было много молока и сала, солдаты тосковали по северу и говорили: «В Питере лучше». Солдаты были все больше старослужащие, многие из военнопленных, почти те же солдаты, которых я видел в ту, прошлую войну.

Но люди изменились, – они как-то истолковывали все к лучшему, старались извинить недостатки положения, не винили никого, не озлоблялись на командиров.

Особенно это меня поразило во время разведки. Мы должны были ночью плыть через Днепр в составе приблизительно 30 человек. Для переправы в стороне от деревни, в которой мы стояли, были, как нам сказали, приготовлены лодки.

Приехали туда на подводах, сошли с высокого берега к тихой воде Днепра… Лодок нет.

Приехал какой-то кавалерист в черной бурке. Это ему было приказано приготовить все для переправы.

Сказал: «Сейчас все будет». Ускакал. Опять приехал и сказал с сильным кавказским акцентом: «Лодки есть близко». Пошли, приходим – есть три лодки, а весел нет. Достали какие-то обломки весел у изб рыбаков, по паре на лодку.

Нужно торопиться, нужно вернуться до рассвета.

Поехали.

На середине Днепра вода, бывшая в лодке, поднялась почти до скамеек, в то же время к нам подплыла другая лодка; в ней были мобилизованные коммунисты, пошедшие с нами на разведку. С этой лодки тихо говорят нам (неприятель на том берегу, а на воде слышно далеко): «Тонем». И действительно тонут. Поехали они обратно и еле доехали, отчерпались шапками и переправились на тот берег. Вылезли. Разведка наша кончилась тем, что мы заблудились.

Я оттого так длинно рассказываю про эту неудачную разведку, что в таких случаях, когда каждый чувствует, что нас путают, ничего не идет толком, происходит проверка доброй воли солдат.

Я видел сейчас только маленький кусок фронта и притом фронта, составленного из наспех развернутых частей, и не могу сказать, хорошая ли армия Красная армия, но знаю одно, что она очень хочет быть хорошей армией.

Вот почему она выдерживает ошибки и поражения.

Я не могу сказать, что отношение между нашими солдатами и крестьянами деревень, в которых мы стояли, были хорошие, но отношения красноармейцев к крестьянам были хорошие.

За время революции крестьянство Новороссии сильно поправилось и подравнялось. Бедняки разбогатели, кулаки превратились в помещиков. И если деревня и нуждалась в чем, так это в рабочем скоте.

Мы били деревню по больному месту. Передвигались войска, и нам приходилось брать подводы, а шла косовица – уборка хлеба.

Деревня давно ничего не видала от города и уже научилась обходиться без него. Мы были ей в тягость.