Родителей своих я нашел сильно постаревшими. Мать – ей едва исполнилось пятьдесят – была совершенно седой; плечи отца ссутулились, он выглядел измученным. Двое их сыновей погибли на фронте, и они жили в смертельном страхе, что и оставшиеся два могут также не вернуться. Теперь, когда мы оба были здесь, они смотрели на нас влажными от слез глазами, со счастливыми улыбками на лицах.

Спустя несколько дней армейские друзья пригласили нас осмотреть бронепоезд, подготовленный ими для борьбы с большевиками. Меня особенно заинтересовала дрезина на четырех человек. Эта тележка должна была идти впереди состава и обследовать путь, снимая мины, установленные противником. В теории самое худшее, что могло случиться, это подрыв дрезины до того, как поезду будет причинен какой-либо ущерб. Горячо обсудив перспективы дела, мы обнаружили, что из шестидесяти человек я был единственным, кто имел хоть какое-то представление о моторах. Было решено без спора, что я присоединюсь к операции и буду отвечать за эту разведывательную тележку, следующую впереди бронепоезда в поисках неприятностей и гибели.

Зимой 1917 года трудящиеся массы в России были заняты в основном сведением счетов со своими землевладельцами. К весне они наконец обратились к проекту строительства нового государства. Тем временем некоторые наиболее удачливые представители аристократии, богатой буржуазии и офицерства сумели вырваться из когтей революции и бежать на окраины империи. Здесь они постепенно организовывались в военную силу и готовились выступить против коммунистов.

Среди этих групп запоздалых «реставраторов России» было несколько, выбравших Маньчжурию в качестве своей базы. Все они были разными по своим возможностям, качеству и количеству. Первым среди всех выступил полковник Орлов, не имевший еще конкурентов в реализации своих инициатив. Он начал с того, что нарядил сотню сторонников в невообразимо яркую форму – и тем ограничился. Жителям Харбина оставалось лишь думать, что в их город вторглась армия швейцаров и портье из европейских столиц.

Затем другой джентльмен, генерал Хорват, неожиданно выпустил манифест и провозгласил себя Верховным Правителем России. Правда, ему хватило здравого смысла прибавить к этому смягчающую формулировку: «до созыва Учредительного Собрания». Взгляды всего мира обратились на Харбин; именно Хорвату этот город обязан своим местом в лучах газетной славы. Однако международные дипломатические круги оказались в смущении, когда не смогли найти столицу «правителя» на карте. Хорват не мог управлять Россией из Харбина, находившегося на китайской земле, поэтому объявил столицей никому неизвестную станцию Гродеково в тридцати верстах на восток от границы. Может показаться странным, почему он не выбрал Владивосток или Хабаровск, крупные и важные центры на Дальнем Востоке. Ответ, вероятно, состоял в том, что это было бы слишком рискованно для человека, которому могло понадобиться быстро спасаться бегством. Но даже в Гродеково Хорват не поехал, предпочитая чужую, но безопасную землю Маньчжурии. Похоже, ему не слишком нравились его «подданные»: слишком они были непредсказуемы и опасны, особенно теперь, когда решили управлять собой сами. Но Гродеково было удобной столицей для человека, совмещавшего две работы – правителя России и управляющего Китайско-Восточной железной дорогой.

У Хорвата было существенное преимущество перед Орловым. Он командовал остатками армейских частей, расположенных вдоль всех полутора тысяч километров линии КВЖД, которой управлял уже два десятка лет. Кроме того, у него была казна железной дороги с солидным ежедневным доходом, и он мог рассчитывать на полную лояльность двадцати тысяч железнодорожных служащих.

Кроме нескольких лиц, имевших личные амбиции, большинство русских в Харбине любили этого старика, которого называли «дедушкой». Высокий и грузный, с благообразной серебристо-белой бородой до пояса, он был здесь привычной и величественной фигурой.

Строительство бронепоезда под руководством военных инженеров продвигалось медленно. Задача оказалась сложнее, чем представлялось в начале. Было относительно несложно превратить длинный американский грузовой поезд в настоящую крепость; сложнее оказалось добыть сталь для бронещитков, орудийных башен и оснований для тяжелых орудий. Однако в конце концов поезд был готов, и мы получили приказ отбить у большевиков «столицу» Хорвата Гродеково, недавно попавшую к ним в руки.

До русской границы мы добрались не без происшествий. На станции Пограничная китайская таможня, в которой работали в основном англичане, хотела досмотреть наш поезд, в соответствии со стандартной процедурой досмотра всех составов, пересекающих границу. Наш законопослушный командир согласился, и в то время, пока большинство личного состава находилось в станционном ресторане, в вагонах оставался только караул под моей командой. Нас возмутила сама мысль, что русскую военную машину будут досматривать иностранцы. Я приказал закрыть все щитки и запереть двери, а людям занять свои места. Так мы начали свою собственную революцию – и угрожали открыть огонь по каждому, кто приблизится к поезду. Англичане тут же исчезли, и даже наш командир смог попасть внутрь только после долгих переговоров.

Характерно, что я не был отдан под трибунал за этот случай. С другой стороны, командир понимал мои чувства и, уступая общему одобрению моих действий большинством офицеров, предпочел забыть этот инцидент как незначительный.

На границе мы отцепили пассажирский вагон, и люди перешли в бронированные отсеки. Все щитки были закрыты, кроме бойниц для орудий и пулеметов; офицеры заняли места в командирских башенках, и мы медленно вкатились в Россию, следуя за разведывательной дрезиной впереди. Мы ожидали, что пути будут заминированы – и примерно через пять верст после границы действительно обнаружили и сняли первые мины. Следуя дальше, за изгибом дороги мы внезапно обнаружили на путях огромный валун. Дав сигнал поезду остановиться, сами мы затормозить не успели, и пришлось прыгать с дрезины, пока она не врезалась в гигантский камень. Топливный бак сдетонировал, и остатки машины охватило пламя. С большим трудом нам удалось сдвинуть валун и тлеющие обломки дрезины с путей, и, перейдя в поезд, мы снова двинулись в набег на Гродеково.

Мирный сельский пейзаж предстал перед нами в чистой белизне раннего зимнего утра. Глубокие сугробы тянулись бесконечной снежной пустыней до горизонта, перемежаемые лишь редкими темными оазисами обнаженных деревьев. В туманной дали мы заметили небольшую деревушку. Она была почти погребена в снегах, и, если бы не дым нескольких труб, ее совсем не было бы видно. Деревня, отрезанная от мира, казалась ненастоящей, как будто кто-то извлек ее из детской книжки с народными сказками и случайно бросил тут.

Но мои мечтания были внезапно прерваны появлением старика. Он бежал по пути навстречу нашему поезду, отчаянно размахивая своим пальто, чтобы мы остановились. Но прежде, чем мы заметили его, еще четыре человека выпрыгнули из укрытия у дороги и что есть сил бросились в соседние кусты. Затем оглушительный взрыв сотряс землю, вырвал рельсы из креплений и высоко подбросил массивные деревянные шпалы. По счастью, мы успели остановить поезд, прежде чем он взлетел на воздух вместе с полотном дороги. Наши люди бросились в погоню, и скоро пули настигли своих жертв; однако все были в такой ярости, что продолжали бить их прикладами до тех пор, пока лица мертвых не превратились в кровавую кашу. Это, однако, не помешало старику узнать среди погибших своего внука, и он тихо рыдал, обнимая дорогие останки. Произошедшее не укладывалось у меня в голове, и я стоял, потрясенный ужасной картиной. Старик спас нас от крушения, а его собственный внук пожертвовал жизнью, чтобы спасти Гродеково от нападения безжалостного врага. «Возможно, потому, что они оба русские», – думал я в недоумении.

Наш поезд имел необходимое оборудование для ремонта мелких повреждений, но уложить новые рельсы на взорванное полотно дороги мы не могли. Нам пришлось вернуться в Маньчжурию, не выполнив задания.