Так закончилась авантюра с бронепоездом. Мы с братом не знали, чем заниматься дальше, но тут, как всегда, на помощь пришел отец. Используя свои связи, он устроил Александра на службу в жандармский корпус, а меня адъютантом к генералу Иванову, военному коменданту Харбина.

Служба брата была более интересной. В его обязанности входил сбор информации о японцах и особенно об их активности в Маньчжурии и Сибири. Как бывший студент консульской школы во Владивостоке, он был лучше, чем кто-либо, подготовлен для такой работы. Большую часть сведений он получал от своих информаторов на местах, а также из обширной переписки и тщательного изучения японской периодики и газет. Как теперь известно, Япония имела целью оторвать большой кусок от Восточной Сибири, оправдывая свои действия тем, что союзники делали то же самое в Европейской России[5].

Моё же новое занятие было своеобразным, если не сказать более. Помимо множества прочих важных функций, комендант обладал полномочиями по надзору за поведением всех воинских частей, расположенных в городе. Для этого он завел штат из трёх адъютантов, в обязанности которых входило перемещаться по городу и следить за тем, что происходит. Каждый из них имел в своём распоряжении взвод солдат на случай экстренных ситуаций. Адъютанты обладали властью налагать взыскания вплоть до ареста за любые нарушения воинских уставов. Это было довольно почетным и необременительным занятием, пока ничего не происходило, но грубым и неприглядным, как только что-то начинало идти не так. В целом, оглядываясь назад, могу сказать: те несколько месяцев, что я провел под началом генерала Иванова, были худшими во всей моей военной службе.

Мой «рабочий день» протекал обычно следующим образом: разбитый и не выспавшийся, я вставал около полудня. В двенадцать часов мы должны были расписываться в книге приказов в штабе, куда ежедневно вносились все новые распоряжения. Меня раздражала эта обязанность, и вскоре я научил своего денщика писать за меня моё имя и кратко, очень кратко докладывать наиболее важные или интересные приказы, пока он подавал мне завтрак в постель. Отдохнув достаточно от похождений прошедшей ночи, я отправлялся в центр города и лениво прогуливался там по улицам. Здесь или там, по своей прихоти, я останавливал солдата, проверял его увольнительную и отчитывал за ношение фуражки не по уставу или плохо начищенные пуговицы. Я следил, чтобы все военные отдавали честь друг другу и делали это надлежащим образом. Иногда я мог остановить даже офицера и поинтересоваться, на каком основании он носит кавалерийскую саблю, будучи пехотинцем. Вскоре я выработал наглое и враждебное отношение ко всем военным, и их публичное унижение стало доставлять мне удовольствие. Военные платили мне той же монетой, и их ненависть добавляла остроты ощущений в мою жизнь.

Ночная жизнь Харбина не отличалась умеренностью и воздержанием. Большинство военных в городе были казаками из Забайкалья и с Уссури; к ним добавились отчаянные головы, заброшенные в Маньчжурию революцией. Ожидая появления силы, которая бы организовала их и бросила на борьбу с большевиками, они тонули в пьянстве и буйных развлечениях. В пьяном виде, в котором они пребывали почти постоянно, военные превращались в главных общественных раздражителей Харбина. Они преследовали и задирали гражданское население направо и налево, слепо обвиняя всех в своих частных несчастьях и в крахе страны. Они видели себя героями, проливавшими кровь за отечество, пока гражданские сидели в тылу и наживались на войне.

Трения между враждебными лагерями военных и гражданских призваны были изо дня в день сглаживать мы, адъютанты. Военные, естественным образом, всегда оказывались в роли зачинщиков конфликтов, и мы, так же естественно, сдерживали в первую очередь военных. Гражданские чувствовали, что мы находимся на их стороне и, как следствие, мы стали желанными гостями во всех клубах, театрах и кабаре города. Лучшие еда и напитки, лучшие места всегда были в нашем распоряжении абсолютно бесплатно. Однако все эти вещи мы воспринимали как должное и относились к хозяевам с плохо скрываемым презрением.

Эта череда дней нескончаемого веселья и нервного напряжения закончилась довольно неожиданно. Свой последний вечер, мне помнится, я провел в отчаянных попытках развлечь двух очаровательных дам, свидания с которыми я спутал. Дамы и места были разными, а время я назначил одно. Пока я пил коктейль с первой, мне позвонил по телефону ординарец. Извинившись и сказав, что меня «вызывают в штаб по срочному делу», я понесся к другой, снова пил коктейль и снова был «вызван в штаб», чтобы вернуться к первой. Словом, вечер выдался хлопотливый. В конце концов мы все настолько устали и разочаровались друг в друге, что больше не встречались.

Злой на весь мир, я отправился в оперу, где встретил брата Александра. Представление нам обоим не понравилось, и Александр предложил пойти послушать новую певицу, только что прибывшую в один из модных ночных клубов. На входе в заведение происходил какой-то шум. Молодой поручик привел своего дядю показать большой свет. Оба были пьяны, и офицер вел себя вызывающе. Я отдал ему честь и сказал:

– Разрешите представиться. Я адъютант коменданта города. Властью данной мне, я призываю вас к порядку.

– Идите к чёрту! – ответил поручик.

Я медленно натянул перчатки и дал сигнал своей охране быть наготове.

– Мне очень жаль, но я вынужден арестовать вас, – произнес я, выхватывая его пистолет из кобуры.

Охрана накинула ему на плечи веревку, и прежде чем он смог опомниться, его уже посадили в такси, плотно зажав между двумя крепкими солдатами, и повезли в комендатуру, где его ждала ночь в темной камере.

Внезапно дядя поручика, про которого все забыли, пришел в чувство и бросился на меня. Но тратить время на гражданских я бы не стал ни при каких обстоятельствах. В первый момент я был просто ошарашен его дерзким поведением. «Чертова тыловая крыса!», – подумал я в гневе и, зло улыбнувшись, сказал:

– Похоже, тебе тоже нужен урок! Как насчет такого?

И ударил его в челюсть. Затем повернулся и, не торопясь, вошел в здание, оставив жандармам грузить его в патрульный автомобиль.

Мой брат посмотрел на меня с отвращением, но я постарался не придавать значения инциденту.

– Это входная плата, которую мне приходится платить регулярно, – небрежно бросил я.

Тут появился хозяин заведения и с заискивающим видом повел нас в личный кабинет коменданта.

– Шампанского? – спросил он. – Или желаете сперва отужинать? Нам только что доставили отличный французский коньяк.

– Всё здесь в порядке? – поинтересовался я.

– Кажется, да, но пока еще рано судить.

– Отлично, принесите нам чего-нибудь легкого закусить и бутылочку приличного бренди.

Александр снова улыбался. Мы сняли сабли и поставили их в угол.

– Посмотри, там, внизу, – сказал он, указывая в главный зал, где несколько столиков были составлены в круг перед сценой. За столами ужинала компания из четырех или пяти армейских офицеров, уже порядочно пьяных. Один из них пытался резать шашкой хлеб на потеху своим собутыльникам.

– Ну что же, вечер обещает быть интересным. Если они станут буянить, мне придется вмешаться.

– Можешь рассчитывать на меня, – сказал Александр.

И тут же один из этих героев достал пистолет и стал меткими выстрелами сбивать плафоны освещения.

– Скорее! – крикнул я. – Вызывай дежурный взвод и стой внизу у гардероба. И поторопись, пока они не убили кого-нибудь.

Сбежав вниз по лестнице, я вошел в зал, притворившись сильно пьяным, и, подойдя к компании, хвастливо закричал:

– Плафоны? Это ерунда! Я знаю фокус поинтереснее, господа. Вы можете попасть в лезвие шашки так, чтобы пула разлетелась надвое? Идемте, я покажу вам.

Они встретили меня громким смехом и охотно последовали за мной в бильярдную, где освещение было лучше для стрельбы. Алекс шел за нашей компанией на расстоянии.