— Эрин, остановись! — цедит Президент Латтимер.

— Айви не сумасшедшая, как и ее мать, — сказал мой отец. — Но…это в ее характере…

— Она переживала за браки, — говорит Келли. — Что это не правильно.

Наступает тишина.

— Ерунда, — говорит Бишоп. — Это полная туфта.

— Бишоп!

Даже сейчас слова Бишопа заставляют меня улыбнуться. Он верит мне, хотя не должен.

— Я не знаю точно, что происходит, но то, что вы говорите об Айви, — не правда, —

говорит он. — Либо вы не знаете ее вообще, либо вы врете. Я жил с ней. Я спал рядом с ней. И в

ней нет ничего плохого. Она… — его голос срывается, и я закрываю глаза. Я знаю, что Бишоп

тщательно скрывает свои эмоции ото всех. Я ненавижу себя за то, что довела его.

— Мы тоже жили с ней, Бишоп, — говорит отец. — Намного дольше, чем ты. Никто не

знает ее лучше, чем мы.

— Тогда как ты мог позволить ей выйти замуж за нашего сына? — спрашивает Эрин. —

Зная, что она неуравновешенная?

— Это было не наше решение, если вы помните, — говорит отец. — Он должен был

жениться на Келли. Но он выбрал ее, — он такой самодовольный, так уверен в себе, не смотря на

то, что его план разбился на тысячи кусочков. Он не сможет сам убить Бишопа, по крайней мере, в

ближайшем будущем. После моего обвинения, отец не будет рисковать.

— Независимо от этого, вы обязаны…

— Успокойся, — твердо говорит Бишоп. — Просто заткнитесь, вы все, — наступает пауза,

а затем его голос становиться громче. — Я хочу увидеть Айви.

— Нет! — говорю я прежде, чем могу остановить себя. Я встаю со своего места и задираю

голову, но они меня не слышат. — Нет!

— Я хочу увидеть ее, — повторяет Бишоп. — Сейчас.

— Дай мне минутку, — говорит Виктория.

— Спасибо, — говорит Бишоп, и наступает тишина.

Глава 25

Виктория не вернулась ко мне, но пришел Дэвид и отвел меня в мою камеру. Я пыталась

сказать ему, что я не хочу гостей, но он сказал, что это не его дело. Бишоп подходит к решетке

через несколько минут.

— Эй, — говорит Бишоп тихо. — Мы должны вытащить тебя отсюда.

Я смотрю в стену и не хочу разворачиваться к нему. Я не хочу его видеть. Но я уговариваю

себя и поднимаю голову. Его знакомое, красивое лицо смотрит на меня.

— Бишоп… — мой голос охрип, будто я не разговаривала неделями. — Тебе не следовало

приходить.

Он сжимает прутья железной решетки, разделяющей нас.

— Конечно, стоило. Где еще мне быть?

Я подавляю смех.

— Где-нибудь.

— Иди сюда, — говорит он. — Ближе ко мне.

Я качаю головой, сжимая край кровати изо всех сил. Я боялась, что его прикосновение

сделает меня слабой, когда я так отчаянно нуждаюсь в силе.

— Что случилось, Айви? — спрашивает он. — Я знаю, что ты не собиралась травить меня.

Так зачем ты берешь вину на себя? — он делает паузу. — Это твой отец? Это он тебя надоумил на

это?

— Зачем ему делать это? — спрашиваю я, глядя в пол. — Может, ему не нравится политика

твоего отца, но он живет с ней.

Бишоп изучает меня.

— Я видел его несколько минут назад. С твоей сестрой. Он сказал, что ты нестабильна.

Келли сказала, что они не удивлены, что ты могла сделать что-то подобное.

Как я и подозревала, он не знал, что динамик был включен. Маленький подарок от

Виктории. Она, наверное, надеется, что услышав, что моя семья сказала, я решусь на суд. Я молчу.

— Почему они говорят это? Мы оба знаем, что это неправда. Я жил с тобой, разговаривал с

тобой каждый день. Ты самый стабильный человек, которого я знаю.

— Они жили со мной дольше, — повторяю я слова своего отца.

— Мне плевать! — он практически кричит, и я слышу, как тяжело ему держать себя под

контролем. — Я бы понял, — он понижает свой голос. — Я знаю тебя.

Он прав. Он знает меня лучше, чем кто-либо. Но я выбрала трудный путь, и он не должен

быть со мной. Любовь… Ей плевать, легко ли людям любить друг друга. Все, что мы можем, —

это либо подчиниться ей, либо избегать чувства.

— Где ты взяла яд? — спрашивает он. — Если это был твой план, кто дал его тебе?

Я качаю головой.

— Человек, который дал мне его, не знал, что я хотела сделать. Неважно, откуда он взялся.

— О, — говорит Бишоп, — ну, это удобно. Человек, который дал тебе яд, оставил в

кабинете Виктории анонимную записку. Удивительно…

— Перестань пытаться выяснить это, Бишоп, — говорю я. — Просто оставь это.

— Ты серьезно? — спрашивает он. — Я не оставлю это просто так. Это не какой-то глупый

спор о том, чья очередь убирать комнату. Это твоя жизнь, Айви! — его голос становится громче с

каждым словом. — Ты знаешь, что произойдет, не так ли? Если ты признаешь себя виновной?

Я смотрю вниз.

— Черт побери! — взрывается Бишоп. — Посмотри на меня! Мой отец выставит тебя. За

забор. Ты это понимаешь?

— Я знаю, — говорю я, голос тихий.

— Ты знаешь? Ты знаешь?

Я страдальчески улыбаюсь.

— Может быть, я буду в порядке. Может быть, я найду океан.

Он смотрит на меня.

— Может быть, ты будешь в порядке? — повторяет он, наконец. — Может быть, ты… —

его голос затихает, и он упирается лбом в решетку. — Пожалуйста, поговори со мной, — говорит

он. — Скажи мне правду, чтобы мы могли выяснить, что делать. Что, черт возьми, происходит?

Я смотрю на его склоненную голову, вспоминая ощущение его волос, скользящих между

моими пальцами.

— Я не хотела выходить замуж. Я не хотела выходить за тебя. И твой отец не стал слушать.

Ему плевать на всех девушек, которых заставляют рожать детей. У нас нет никакой свободы, — я

делаю глубокий вдох. — Я хотела, чтобы он знал, каково это — потерять что-то. Как мы потеряли

наш выбор.

Он не двигается в течение длительного времени, и я думаю, может быть, я сделала это, я

убедила его, что это моя вина. Он поднимает голову и смотрит на меня.

— Я не верю тебе, — говорит он.

Почему он все усложняет? Почему он не может принять самое худшее обо мне? Почему бы

ему просто не отказаться от меня и уйти, как моя семья сделала?

— Ты пытаешься заставить меня поверить в то, что все это ложь? Ты подделала все между

нами? — он качает головой. — Ты не такая хорошая актриса. Ты не умела скрывать свои чувства,

даже тогда, когда пыталась.

Я кусаю губу, а потом срываюсь. Я рыдаю.

— Посмотри на меня, — говорит он отчаянно. — Посмотри на меня и скажи, что все было

неправдой.

— Не надо, — тихо говорю я. Я не могу смотреть на него.

— Скажи это, — он требует. Когда я смотрю на него через пелену слез, я могу сказать, что

он думает, что он победил. Он знает, что я не могу смотреть ему в глаза и говорить, что я ничего

не чувствовала к нему. И если я не смогу сделать это, он будет знать, что это ложь.

Он не сводит с меня глаз. Я делаю шаг к нему.

— Это все правда, — говорю я сквозь слезы. — Я полюбила тебя.

Я вижу облегчение и боль в его глазах. Он открывает рот, чтобы заговорить, но я

протягиваю руку и сжимаю прутья решетку.

— Но это правда, Бишоп. Это мой яд, — я сжимаю его пальцы. — Я хотела убить тебя.

Хотя мои слова были правдой, я знаю, что они — самый ужасный обман. Я сжала челюсти.

Я не хочу, чтобы он догадался. Он пристально и с мольбой смотрит в мои глаза.

— Помнишь, когда ты рассказал мне, почему я понравилась тебе? Как ты увидел меня

впервые, когда я была напуганной, но гордой? Когда я была легко читаемой снаружи, но сложной

внутри? — он не отвечает, его глаза впились в мои, пытаясь найти в них ложь. — Я по-прежнему

та же девочка, — говорю я ему. — Я люблю тебя. Но я должна была убить тебя.

Нас окутывает тишина, и я ослабляю хватку на его руках. Он пытается поймать мою руку,