Однако, все знают, что это не так. Никто никогда не говорит об этом, но все знают, что

если девушке не подбирают партнера, это полностью ее вина. Всегда виноваты девушки.

Первое имя — Люк Аллен. Он блондин, с россыпью веснушек на носу, похожих на

коричневый сахар. На мгновение его глаза широко раскрываются, когда миссис Латтимер

разрывает конверт с его именем и вытаскивает бежевого цвета карточку.

— Эмили Торн, — произносит она.

Я слышу шуршание позади себя и возбужденный шепот, и поворачиваю голову. Крошечная

девушка со светло-каштановымм волосами пробирается через девушек, сидящих в ее ряду. Она

слегка спотыкается, поднимаясь по лестнице на сцену, и Люк торопится вперед, чтобы взять ее за

руку. Некоторые из девушек позади вздыхают, будто это величайший романтический жест,

который они когда-либо видели, в то время

как я сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза. Люк и Эмили неловко стоят рядом, бросая

друг на друга взгляды, пока их не просят отойти к краю сцены, чтобы можно было объявить

следующую пару.

Спустя несколько часов остается только один конверт, не смотря на то, что в зале все еще

сидит много девушек, в том числе и рядом со мной. Рыжая девушка начинает плакать, когда

миссис Латтимер поднимает последний конверт. Мне хочется сказать ей, чтобы она радовалась,

что идет домой сегодня. И что теперь у нее есть шанс понять, что она на самом деле хочет от

жизни. Но я знаю, что она пропустит мои слова мимо ушей, поэтому я даже не пытаюсь.

Миссис Латтимер смотрит на своего мужа, который подходит к ней на подиум. Он очень

высокий мужчина, сразу видно откуда это у его сына. У него темные волосы с проседью на

висках. Его бледно-голубые глаза просматривают толпу и задерживаются на мне. Я начинаю

дрожать, но смотрю ему в глаза.

— Сегодня особенный день, — говорит он. — Даже более особенный, чем обычно.

Несколько лет назад, после войны, в нашем обществе шли разногласия по поводу того, как мы

должны восстановить нашу жизнь. В конце концов, обе стороны смогли прийти к соглашению.

Интересно, как он превратил войну в разногласие, а навязанное мнение в соглашение. Он

всегда умел мастерски подбирать слова и искажать истории, которые он нам рассказывает.

— Как вы все знаете, мой отец, Александр Латтимер, возглавлял группу, которая, в

конечном итоге, пришла к власти. Вы также знаете Сэмюэла Вестфалла, выступавшего против

него, но который со временем согласился с мнением моего отца.

Это ложь. Мой дедушка никогда не соглашался с Латтимером. Он хотел

демократию, чтобы люди могли голосовать и выражать свое мнение о своей жизни. Он

провел годы, помогая и управляя постоянно растущей группой выживших, пока они не нашли это

место. И затем все это было отобрано Александром Латтимером, который хотел династию для

себя и своих потомков.

Я не могу повернуть голову, чтобы найти моего отца или Келли в толпе. После всех этих

лет, они умеют скрывать свои эмоции, но я ясно увижу ярость в их глазах, и не могу позволить,

чтобы это было заметно и на моем лице.

— И сегодня, впервые в истории, мы организуем свадьбу между Латтимером и

Вестфаллом, — говорит президент с улыбкой. Она почти искренней, может, так и есть, но я также

знаю, что этот брак значит для него. И этому он сейчас рад — еще одна возможность укрепить его

власть. После моего отца больше не будет Вестфаллов. Президенту недостаточно, что на моем

отце закончится династия Вестфаллов, ему нужно сделать его детей Латтимерами. — До

недавнего момента, наши семьи не были особо успешными в рождении девочек, — продолжает

президент Латтимер. В толпе слышится смех, но я не могу заставить себя присоединиться, хотя и

знаю, что должна. Когда смех стихает, президент поднимает вверх конверт, чтобы все его видели.

— Сын президента и дочь основателя, — объявляет он.

Понятное дело, мой отец не основатель, это мой дед основал этот город, который забрал у

него Александр Латтимер и его приспешники. Однако, тогда была заключена договоренность о

том, что все преемники основателя будут носить этот титул, также, как и преемники Александра

Латтимера будут носить титул президента. Титул основателя абсолютно ничего не значит. У

основателя нет права слова, он всего лишь церемониальная фигура, чтобы показать, как хорошо

мы живем в мире и насколько хорошо работает наша система правления. Титул основателя похож

на красиво обернутый подарок, который пуст внутри. Они надеются, что мы будем рады красивой

обертке, и не заметим, что коробка пуста.

— Бишоп Латтимер, — произносит президент звонким голосом. Звук

разрывающейся бумаги конверта кажется таким же громким, как чей-то крик. Я чувствую

на себе сотни глаз и высоко поднимаю голову. Президент Латтимер достает бумагу из конверта и

улыбается мне. Он называет мое имя, Айви Вестфалл, но из-за звона в ушах и стука моего сердца,

я совсем его не слышу.

Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на ноги, пытаясь найти в себе мужество. Мои

каблуки стучат по плиточному полу, когда я направляюсь к лестнице. Позади меня, толпа хлопает

и кричит, в этом хаосе даже слышно несколько свистков. Когда я начинаю подниматься по

лестнице, президент Латтимер тянется вперед и берет меня за локоть.

— Айви, — говорит он. — Мы рады, что ты присоединяешься к нашей семье, — в его

взгляде я вижу теплоту. Но его взгляд должен быть ледяным и безразличным, чтобы

соответствовать его внешности.

— Спасибо, — отвечаю я ровным голосом, который совсем не похож на мой собственный.

— Я тоже рада.

Как только я оказываюсь на сцене, другие пары еще ближе подходят к краю, чтобы я

смогла пробраться к центру, где меня ждет Бишоп Латтимер. Я пристально смотрю на него. Он

выше, чем я думала, но я тоже не маленькая, так что, на этот раз мой рост — это благословение. Я

бы не хотела, чтобы этот парень затмевал меня. Я и так чувствую себя бессильной.

У него темные волосы, как у его отца, хотя вблизи, среди темно-каштановых прядей я вижу

более светлые, будто он проводит много времени на свежем воздухе под солнцем. Вполне

возможно, что так и есть, учитывая то, что я слышала о нем на протяжении многих лет: он больше

предпочитает быть на улице, так что ему отцу приходиться заставлять его присутствовать на

собраниях совета, и что его чаще всего можно встретить на реке.

Глаза Бишопа ясные, светло-зеленого цвета и они изучают меня очень пристально, от чего

мой желудок сводит. Его взгляд не враждебный и не приветствующий, а какой-то оценивающий,

будто я проблема, и он думает, как ее решить. Он не двигается мне навстречу, но, когда я

приближаюсь, чтобы протянуть руку, как меня учили, он берет ее в свою. Его теплые и сильные

пальцы сжимают ее, отчего у меня перехватывает дыхание. Он пытается быть любезным?

Успокоить меня? Я не знаю, потому что, когда я смотрю на него, его взгляд направлен на

министра, ожидающего в стороне.

— Давайте начнем, — говорит президент Латтимер.

Все на сцене занимают правильное положение — встают напротив своего предполагаемого

супруга, а мы с Бишопом остаемся в центре. Бишоп берет мою другую руку в свою и мы стоим

лицом к лицу.

Я хочу закричать, что это неправильно, что я не знаю этого парня. Мы ни разу в жизни не

разговаривали. Он не знает, что мой любимый цвет фиолетовый, или что я все еще скучаю по

матери, которую я не помню, или что сейчас я просто в ужасе. Я кидаю панический взгляд в зал,

но вижу только улыбающиеся лица, смотрящие на меня. Это делает все хуже, потому что я вижу,

что все идут на поводу у этого фарса. Я знаю, что никто не кричит или не пытается помешать