— Недурной выстрел, амазонка. Вот только вряд ли страшен тому, кто вышел живым не только из Голодных Игр, но и умудрился не пасть в Квартальной Бойне.
Он будто говорит на каком-то неведомом языке - слова вроде бы и понятны по отдельности, но вместе складываются в какую-то нелепицу, абсурд, горячечный бред.
— Что этот шнурок кланкоголовый там бормочет? - Галли ни к кому особо не обращается, но поглядывает на новенького, набычившись, явно готовый прыгнуть в любую секунду. - Все пошло наперекосяк, как только тут появился этот ваш Томми, - кривляясь, он выделяет имя особой интонацией, за что немедленно зарабатывает от Ньюта предупреждающий взгляд. - Потом - девчонка, которой даже имя вспоминать не потребовалось. Откуда мы можем знать, что она не одна из тех, что засунули нас в этот гигантский капкан? Блять, да вы на салагу этого мокрого только гляньте, у него же на роже написано все. А ты, Ньюти, поостерегся бы, уведет твоего сахарного мальчика, и останешься ни с чем. И вообще…
— Галли, захлопнись, пока я тебя не захлопнул, - Алби прыгает вперед (ловко, как те переродки-пантеры, думает Финник) и протягивает смуглую ладонь для пожатия. - Я - Алби, вроде как присматриваю за всем этим бардаком здесь. Ты, наверное, не помнишь еще…
— Нет времени, друг. Мое имя - Финник Одэйр, и все вы в смертельной опасности, потому что Кориолан Сноу сотрет Лабиринт с лица земли в ближайшие пару суток. Именно поэтому больше не приходит вакцина и не присылают новых ребят. Именно поэтому стены Лабиринта меняются хаотично, а гриверы ведут себя, как ужаленные. Тереза, - он мягко улыбается, кивая на замершую с приоткрытым ртом девушку, - пыталась помочь, не повезло, потому что память ее сохранилась только частично.
— Ты меня знаешь?
— Что ты несешь?
— Шанк, да тебя нихило так головой приложило в лифте.
— Просто запрем его на всякий случай в Яме…
Они орут все сразу, перебивая друг друга, брызжа слюной, вопя и толкаясь. Финник же с интересом смотрит на загорелого паренька, усыпанного родинками, как ночное небо - звездами, как Аренда - ловушками изобретателей Сноу. Томас, кажется, так его назвал самый хмурый из мальчишек. Томас - единственный, кто сейчас не вопит, не паникует, а смотрит на новенького словно бы ожидая чего-то. Томас, а еще щуплый блондин, что, как радар, считывает настроение друга и вперивает в Финника выжидающий взгляд.
— Томми, - тихо, но твердо зовет мальчишка и тянет того за рукав.
— Я думаю, этот парень знает, что говорит. Похоже, у него есть план, как вытащить нас из Лабиринта, - и обращается уже к Одэйру, чуть повышая голос: - Почему ты не потерял память и что здесь вообще происходит?
— Подожди, - Тереза кидается к новенькому, расталкивая глэйдеров руками, хватает (пытается ухватить) за воротник, но пальцы соскальзывают с гладкой ткани, и она просто колотит по твердой груди кулачками. - Откуда ты знаешь меня? Кто ты такой? Откуда ты взялся?
— Тише-тише, сестренка, не устраивай сцену, мальчики не привыкли к твоему взрывному и капризному характеру. Ну же, улыбнись. Ты все вспомнишь сразу, как мы выберемся отсюда. Бити обещал похимичить с какими-то схемами. Я не очень понял, но руки у него золотые. Учитывая, что Вайресс ему помогает и на вашем спасении настаивает Китнисс…
— Послушай, шанк, как там тебя, ты сказал? Финник? Так вот. Мы ни хера не понимаем. Быть может, с начала и по порядку?
И он рассказал. Он говорил долго, не пытаясь испугать притихших мальчишек, но разя каждым словом, как ядом гривера - не неведомого чудовища, отнюдь, всего лишь изощренным механизмом, созданном для развлечения скучающих богатеев. Государство Панем и двенадцать дистриктов, провинции, задыхающиеся от голода и нищеты. И Капитолий - столица, где зажравшаяся публика требует все новых яств, все более изысканных зрелищ. Голодные Игры, собирающие на Арене девчонок и мальчишек, убивающих друг друга, все еще веселили Президента Сноу и его холуев, но капитолийцы требовали чего-то нового, необычного, страшного… И получили Лабиринт, населенный чудовищами, которых практически невозможно убить…
— Но что то вышло из-под контроля, и гриверы могут вырваться в Капитолий. Лабиринт уничтожат вместе со всеми, кто находится здесь. А потом лаборатории ПОРОКа начнут новый виток испытаний.
— Почему мы должны тебе верить?
— Потому что я выведу вас отсюда, рискуя собственной шкурой? И кто-то из вас, возможно, даже поймет, мотивы моих поступков, - добавляет странный парень, косясь в сторону шушукающихся Ньюта и Томаса.
— Ты пришел спасти кого-то из наших парней? - охает Чак, расплываясь в пухлощекой улыбке. - Ты влюблен в одного из них? Возможно, это наш Томас или, может быть, Ньют? Но знаешь, у них вроде как любовь, хоть и скрывают тщательно, но…
— Успокойся, малыш. Не претендую я на ваших парней, просто должен спасти всех вас, вытащить ваши задницы из мышеловки, что скоро зажарится вместе с котом, понимаешь? - Финник улыбается грустно каким-то своим мыслям и задумчиво крутит гладкий золотистый браслет на запястье. - Там, за стенами, есть девушка. Можно сказать, Чаки, я делаю это ради нее. Чтобы она могла жить в мире, где можно засыпать без страха уже не проснуться или проснуться в камере пыток…
Чак всхлипывает, но парень ободряюще треплет его по плечу, а потом взъерошивает мягкие кудри, как бы говоря: “Не бойся, прорвемся”.
— И как мы выберемся? Мы пытались три года, многие - дольше…
— Мы просто пройдем этот чертов Лабиринт до самого выхода.
========== 25. Дилан/Томас (актеры) ==========
Комментарий к 25. Дилан/Томас (актеры)
Дилан/Томас
https://pp.vk.me/c630019/v630019352/4c1df/YVWppD4IyxU.jpg
Зима дышит холодом за воротник, скребется в окно ледяными пальцами, зима развешивает снежные узоры по украшенным рождественскими гирляндами разлапистым веткам и домам, что замерли вдоль улиц пряничными игрушками, развесили над дверями веточки омелы и пушистые еловые венки с золотистыми колокольчиками. В точности, как в санях у веселого румяного Санты.
У Дилана тошнотворная меланхолия, больше подходящая промозглой, плюющейся сгустками грязи осени, огромное ведро жареных крылышек и пульт от телека, а еще табличка - “не беспокоить” с другой стороны двери и отключенный телефон.
И все, вроде бы, хорошо. Съемки закончились, до промо-тура еще пара недель, ребята звали отметить праздники вместе. А он не то, чтоб не хотел никого видеть (или кого-то определенного), просто… Просто батарейки нуждались в подзарядке, быть может?
Вечером в Сочельник небо не темное, индиговое. Насыщенное, яркое, будто красками пропиталось. И звезды такие огромные и блестящие, что глазам больно смотреть. Ярче той самой праздничной иллюминации, искусственнее, резче.
Нерешительный стук в дверь - перед самой полночью, в тот самый час, когда Санта паркует оленью упряжку на крыше, а потом, пыхтя и отфыркиваясь, лезет в дымоход, чтобы разложить подарки по подвешенным к камину чулкам, распихать коробки под лохматые елки.
Осторожный стук костяшками пальцев.
Гость плевать хотел на все его “не беспокоить”, на “абонент не отвечает”, на синяки под глазами при последней встрече и предупреждение портье. Хотя, наверняка ведь улыбался - само очарование, наплел что-то про заболевшего друга, тотальное одиночество. И: “Рождество же вот-вот, а он там один…” .
Он умеет. Только он и умеет. Так, что не откажет никто. Будто гипнотизирует этим темным, до охуения ласковым взглядом, под кожу пробирается, в затылок вкручивается.
Дилан распахивает дверь, глядит исподлобья, насупившись, кутается в тонкий аляпистый плед, босые пальцы поджимает.
— Томми, ты на часы смотрел?
Ворчит, стараясь не замечать теплой волны, затапливающей изнутри - от макушки до пяток.
— С Рождеством, обормот, - Томас тянется, трогая губами гладкую щеку.
Холодный, присыпанный снегом и самую малость - смущением. Топчется у самых дверей, мнет в ладонях какой-то пакет. Ловит немой вопрос (за столько месяцев понимать друг друга без слов - что может быть естественней, проще?).
