– Все… Спасибо…
– Вань, без щук обратно не возьмем! – крикнула Настя.
– А я без щук и не вернусь.
– Все вы так говорите, – непонятно о чем отозвалась та.
Платформа скрылась за деревьями.
Отец вскинул мешок, пошел от колеи в лес. Сашка заторопился следом, и скоро они вышли на еле заметную тропинку. Та попетляла, попетляла среди белоствольных берез и редких низкорослых елей и вывела вдруг к невесть откуда появившимся нескольким мощным дубам. Лес сразу посветлел, заполнился пением птиц, жужжанием оводов и диких пчел. Задрав голову, Сашка засмотрелся на вершину огромного дуба с резными листьями, сквозь которые пробивались солнечные лучи, но отец его поторопил:
– Скоро жор кончится, догоняй…
Он уже спускался по плавно уходящему вниз травянистому склону, усыпанному старыми желудями и листьями, к небольшому озеру, где возле берега стоял плот с воткнутым посередке шестом. Отец с ходу прыгнул на него, потопал, подымая мелкие волны.
– Иди сюда, посмотрим, удержит он нас?..
Сашка прыгнул на связанные бревна, плот качнулся, коричневая вода прокатилась по ногам.
– Придется мешок на берегу оставить.
Отец поднялся к ближнему дубу, выложил из мешка блесны, тесак и круг толстой лески и повесил его на сухой сук. Вернувшись, вытащил шест из чмокнувшего ила, оттолкнулся, подождал, пока плот выплывет за камыши, тянущиеся полосой вдоль берега, подгреб шестом, выравнивая его, сказал Сашке:
– Подожди, я попробую…
Взял длинный спиннинг, окинул взглядом блесны, выбрал большую, желтую, привязал и сделал заброс в сторону берега, под золотистые кувшинки.
Стоя на другом краю плота, Сашка наклонился, зачерпнул ладонью воды. Она действительно была коричневой и остро пахла.
– Торфяники кругом, – сказал отец, заметив, как он наморщился. – Поэтому и запах. А рыба хорошая, не пахнет.
Он развернулся, забросил в другую сторону, крутанул катушку, и почти сразу же удилище рванулось, отец резко потянул его на себя и прошептал:
– Есть…
Удилище прогибалось, щука была сильной и не хотела ловиться.
Она метнулась на середину озера, потом к кувшинкам, плот задергался, поплыл следом.
– Упрись шестом, – сказал отец. – А то она нас затянет…
Сашка поднял шест, воткнул его в илистое дно, обхватил руками, но плот продолжал двигаться, и отец раздраженно произнес:
– Не так, вставь шест между бревнами…
Сашка потянул шест на себя, но тот не вытаскивался, и тогда отец шагнул к нему, отчего плот накренился и вода залила Сашкины сандалии, одной рукой помог вырвать шест, вставил его, с силой надавив, между бревнами и, вновь обхватив двумя руками трещащую катушку, стал медленно подматывать, приподымая удилище, пока из воды не показалась большая острая морда.
– Крюк забыли, – оглянувшись, огорченно произнес он. Еще раз окинул взглядом замершую на поверхности воды рыбу, потом плот и, вырвав шест, нетерпеливо протянул его Сашке. – Толкайся к берегу.
Сашка засуетился, ткнул шестом в дно и чуть не свалился в воду.
– Не торопись, лучше подгребай…
Отец чуть отпустил катушку – щучья морда скрылась в воде, потом подал вперед удилище и тут же неторопливо потянул его обратно.
– Уже подустала…
Сашка старательно подгребал. Рубашка и шаровары были мокрыми от стекавшей с шеста воды, но берег приближался.
Отец стал медленно подкручивать катушку, потом быстро прошел по плоту, размашисто шагнул на берег, одновременно поднимая вверх спиннинг и рывком выбрасывая на траву длинное пятнистое тело, пружинисто изогнувшееся в воздухе. Сашка прыгнул с плота, но до берега не достал, упал в воду, чуть не заплакал от обиды, а отец, откинув щуку дальше от воды, торопливо достал его и вытащил на берег.
– Килограмма на три, – возбужденно произнес он и, окинув Сашку взглядом, приказал: – Снимай все.
Пока Сашка раздевался, он отнес щуку в тень дуба, придавил обломком пня. Потом разложил Сашкины шаровары и рубашку на солнцепеке:
– Есть хочешь?
Сашка мотнул головой.
– Давай обсыхай… Можешь с берега побросать, а я сейчас быстренько вдоль камышей проплыву… И за щукой присмотри, чтоб не упрыгала…
И торопливо пошел к плоту, сильно оттолкнулся от берега, положил шест и сделал заброс…
Пока плот был виден, он ничего не поймал. Потом камыши закрыли отца.
Сашка поднялся к дубам, но и оттуда дальний конец озера не был виден, и он вернулся к разложенным вещам, успокоившейся щуке, сел рядом.
Солнце уже ощутимо припекало, над водой летали неторопливые стрекозы, лес еще сильнее звенел от пения невидимых птиц, глаза закрывались сами собой, но уснуть не получилось: вокруг него закружили оводы, и он решил, что лучше бросать спиннинг. Но первый же заброс оказался неудачным: катушка сорвалась, из лески получилась борода, которую он с трудом распутал, а когда начал вытягивать блесну, та зацепилась за корягу. Он походил в разные стороны, подергал, но отцепить не получилось. Хотел сплавать, вошел в воду и сразу же провалился в ил, из которого с трудом выбрался. Оставив спиннинг на берегу, вернулся к дубам.
В их тени было прохладно, и вновь появился плот. Он стал наблюдать за отцом, но жор, наверное, уже кончился.
Потом плот опять исчез, уже под ближним берегом. Сашка стал собирать желуди, попутно придумывая, что из них можно будет сделать, и не заметил, как причалил отец. Подбежал к плоту. Отец выбросил на берег двух щук, но они были явно меньше первой, воткнул посередине плота шест, спрыгнул сам. Подхватив под жабры щук, отнес их к первой в тень, спросил:
– Ты крапивы нигде не видел?
– Не видел.
– Пошли, поищем…
Они обошли весь берег, но крапивы не нашли, нарвали осоки, смочили водой и накрыли ею рыбу.
Отец снял мешок, развязал, разложил под дубом припасы, сказал: – Давай поедим… Жарко уже, охота закончилась. А ты почему не бросал?
– Зацепилась, – сказал Сашка.
– Поедим – отцепим, – вяло произнес отец, глядя на щук. – Как думаешь, на котлеты хватит?
– Хватит.
– Значит, слово мы с тобой сдержали, – весело сказал он.
…После еды выходить на солнце совсем не хотелось, они прилегли в тени, и скоро отец захрапел.
Сашке спать расхотелось. Он прошел к озеру, с трудом вытащил шест, почему-то стараясь не шуметь, поплыл к коряге. Отцепил блесну, бросил пару раз, потом положил спиннинг, нырнул с плота, проплыл к кувшинкам, понюхал желтый цветок, вернулся обратно, вскарабкался на плот. Мигом слетелись оводы, и, отмахиваясь от них, он торопливо поплыл к берегу. Надел уже пересохшую рубашку, разостлал рядом с отцом шаровары, лег на них и закрыл глаза.
…Хорошо было на Селигере: напекло солнышко – перевалился за борт, поплавал, вылез обратно; ветерок обдувает, оводы не летают, сидишь, блаженствуешь, на поплавок смотришь… Задергался, ушел под воду – тащи… Не такая, конечно, рыба, как сегодняшние щуки, зато много и не скучно… И рука не устает… А вечером во дворе с пацанами и Аней картошку на костре пекли… Вкусная картошка… Аня снетки приносила, такая рыбешка маленькая, вкусная… Как семечки.
Таких на удочку не ловят… А еще она говорила, что в Селигере русалки и водяные водятся, только они близко к берегу не подплывают, озеро ведь большое… И что на островах, которых там видимоневидимо, всякие звери живут. И даже плохие люди, которые с войны остались… И разбойники. У Ани отец в охране работает, по озеру на лодке моторной ездит, он их с Сашкой как-то прокатил. Втроем они доплыли до большого острова, на котором медведь живет, и даже походили по берегу, шишек сосновых насобирали… И когда там вдвоем гуляли…
Кто-то толкнул Сашку в бок, он открыл глаза.
– Пора собираться, Санек.
Отец встал, потянулся, скинул брюки, разбежался и прямо с плота, уткнувшегося в берег, нырнул в озеро. Размашисто выбрасывая руки, поплыл к противоположному берегу. Доплыл до кувшинок, развернулся, довольно пофыркивая, так же энергично и высоко выбрасывая руки, поплыл обратно. Возле плота попытался встать на дно, но тут же, чертыхнувшись, ухватился руками за бревна.
