— Пока мы здесь. Но когда мы окажемся на трассе, ты будешь думать иначе… — Чонин забрался на кровать, стянул с Ханя остатки одежды и склонился над ним, вжимая собой в матрас. Хань глухо застонал: узкие бёдра Чонина, обтянутые старыми кожаными брюками, тёрлись о его обнажённые бёдра, и это было просто невыносимо сексуально. Трение раздражало кожу и обостряло чувствительность до предела — мыслимого и немыслимого. Хань оплёл шею Чонина руками и притянул к себе сильнее, чтобы забраться пальцами под тонкую ткань тёмной кофты и провести подушечками по гладкой смуглой коже, спрятанной от его глаз доспехами из одежды, всё ещё остававшейся на Чонине.

После долгого поцелуя перевёл дух и шепнул:

— Хочу побыть сверху.

Чонин хмыкнул, но скатился с него и вытянулся на матрасе. Улёгся на спину, закинул руки за голову и сладко потянулся. Хань тут же вцепился в пояс кожаных брюк, повозился с молнией и провёл пальцами по напряжённому члену, повторяя рисунок из заметно проступивших вен, потрогал головку, наклонился и обвёл её кончиком языка, вскинул голову и довольно отметил прикрытые глаза Чонина и слабую улыбку на выразительных губах, чуть припухших от недавних поцелуев.

Хань перекинул ногу через узкие бёдра Чонина, сел на него, поёрзал с умыслом, сдвинулся немного, чтобы задрать кофту Чонина, потянуть вверх и опутать ею смуглые запястья. Чонин смотрел на него с удивительной безмятежностью и позволял связывать себя кофтой и ею же приматывать руки к изголовью кровати.

— Хочу, чтобы ты побыл немного у меня в плену, — выдохнул ему в губы Хань.

— Угу, тогда ты паршиво меня связал. Освободиться и сбежать ничего не стоит.

Хань легонько сжал ладонями смуглую шею, чтобы согнать с губ Чонина насмешливую улыбку.

— Неважно, потому что ты явно не собираешься сбегать.

— Пока что. Но если ты плохо позаботишься о моём удовольствии — сбегу непременно. — Чонин неожиданно запрокинул голову, продемонстрировав Ханю отчётливо проступившие гибкие мышцы, безупречные линии, изумительную ямочку меж ключицами и сами ключицы. Устоять было невозможно, да Хань и не собирался — припал губами к этому совершенству, целуя и проводя языком по тёмной коже, поглаживая пальцами и повторяя самыми кончиками каждую чёрточку.

Надолго, правда, Ханя не хватило. Он хотел большего, потому уверенно провёл рукой по груди Чонина, животу — до расстёгнутых брюк, чтобы вновь почувствовать в ладони горячую твёрдость, а после опуститься на неё, впуская в себя и замирая от чувства целостности, раскрашенного во все цвета удовольствия. Прижав ладони к животу Чонина, он сидел на нём, плотно прижимался ягодицами к сильным бёдрам и едва дышал, опасаясь пока что двигаться. Казалось, что движение просто убьёт его, что этого будет слишком много, так много, сколько нельзя вынести за раз.

— В отличие от тебя, я уж точно не мазохист, — хрипло позвал Чонин, — сделай что-нибудь, наконец, иначе…

— Ш-ш-ш… — Хань надёжнее упёрся ладонями в живот Чонина и медленно приподнялся. Крепкий ствол почти выскользнул из него. Хань поспешно опустился и зажмурился. Горячее меж ягодиц, растянутые мышцы входа, сладкая наполненность… Он тихо ахнул, когда Чонин резко вскинул бёдра и сильным толчком заполнил его собой до отказа, заставив тем самым двигаться и двигаться, чтобы удовольствие было постоянным, ни на миг не ослабевало…

Пожалуй, это в самом деле… слишком, но Ханю нравилось делать это вот так. Выбирать темп, глубину и частоту, водить пальцами по смуглому телу… словно… словно управлять болидом. Нравилось терять силы и падать, чтобы сильные руки его подхватывали и укладывали на простынях, чтобы гибкое горячее тело накрывало его, а движение внутри его тела становилось ещё более отчётливым и быстрым, чтобы его брали долго, но со вкусом, чтобы он метался под Чонином и хрипло шептал его имя, отдаваясь без остатка, сгорая вместе с Чонином и лишаясь всех сил разом. И засыпать после, будучи придавленным к влажным простыням приятной тяжестью…

И уже неважно, что через несколько часов всё будет иначе, а затем им придётся соревноваться на трассе и сражаться за победу.

— Всё равно выиграю… — едва слышно выдохнул Хань, блаженно прикрыв глаза.

— Попробуй, — отозвался Чонин и коварно оставил метку на шее под ухом губами. Метка дарила сладость удовольствия и лёгкую боль одновременно.

Чонин хотел приподняться и отодвинуться, но Хань крепче обхватил его руками.

— Не нужно. Останься так…

— Тебе будет неудобно.

— Мне чертовски удобно, — возразил Хань и закусил губу, продолжая чувствовать себя наполненным Чонином и не желая лишаться этого ощущения ни на миг. Для надёжности ещё и ногами обхватил, чтобы Чонин не вздумал выйти из него и ускользнуть. Потому что Ханю хотелось проснуться вместе с Чонином, а не в одиночестве. Интересно было попробовать…

Просто интересно, раз уж случай подвернулся.

Прим. авт.: Пожалуйста, не надо в ПБ исправлять “о его” на “об его”. В тексте всё правильно.

Памятное многим со школы правило гласит: предлог «о» употребляется перед согласным, «об» - перед гласным. Между тем есть нюанс: речь идет не о буквах, а о звуках. Так, к примеру, буква Е в начале слова обозначает два звука: согласный [j] (близкий по произношению к «й») и гласный [э].

Аналогичным образом буква Ю в начале слова представляет собой сочетание звуков [j] и [у], буква Я - [j] и [а]. То есть перед буквами Е, Ю, Я употребляется предлог «о», так как следующее за ним слово начинается с согласного звука.

Таким образом, правильно: о его достижениях, о еде, о юбилее, о Японии.

зы: и если вы хотите показать в ПБ какой-то косяк, то, пожалуйста, щедро выделяйте всю фразу, иначе найти одну букву/слово/словосочетание в таком количестве текста немыслимо.

========== Глава 21 ==========

Комментарий к Глава 21

Доброй ночи, любимые котики ♥

Бета несёт вам свежатинку и честно предупреждает о необходимости стратегических запасов льда. Желательно в виде айсберга. Или пары айсбергов. Но можно и больше :)

обложка: https://pp.userapi.com/c638029/v638029763/3a1aa/bCOam_C_iwE.jpg

Есть странный дар лететь на пламя,

Чтоб в нём остаться навсегда.

Ария — Замкнутый круг

Глава 21

Хань почти не спал и вместо этого всё время разглядывал спящего Чонина.

Этот конкретный альфа в глазах Ханя казался идеальным и словно созданным для любви во всех её проявлениях — от широких и жёстких плеч, за которые так удобно держаться, до длинных сильных ног с узкими ступнями, тонкий в поясе и бёдрах, будто неутомимый танцор и любовник, с цепкими руками, на которых выразительно проступали гибкие мышцы от запястий до плеч, с резкими чертами лица, выдававшими сложный характер вместе с ямочкой на подбородке, хищной горбинкой на носу и гордыми бровями… А ещё эти губы, от которых Хань с трудом мог отвести взгляд. Губы, которые умели целовать так, чтобы Хань забывал обо всём на свете. Полные и упругие, очерченные красиво и твёрдо.

На часах было шесть, когда Чонин вдруг крепко обхватил Ханя руками — до боли, прижался влажным от пота лбом к плечу и сонно нахмурился. Хань безотчётно провёл пальцами по его щеке, смахнул чёлку в сторону и погладил. Чонин завозился, отпустил его, вытянулся на смятых простынях и потёр ладонью глаза.

— Дурной сон? — шёпотом предположил Хань, вновь погладил по голове и тронул губами висок.

— Да так… — неохотно отозвался Чонин, сел, кое-как стянул кожаные брюки и скинул их с кровати, потом вновь лёг, подгрёб Ханя к себе поближе, понюхал шею и вздохнул. Через миг горячее тело вжимало Ханя в матрас, а полные губы скользили по коже под ухом, чуть позже поймали мочку, слабо сжали, отпустили.

— Дай мне сойти с ума… — едва слышным шёпотом на ухо и тут же языком по внешней кромке. — Ты так самозабвенно отдаёшься, без оглядки и ограничений, так по-настоящему, что…

— Что? — Хань не смог пережить паузу спокойно и проявить терпение.

— Что я схожу с ума. Дай мне сойти с ума…