Ты многое поймёшь, идя вослед
Седой старухи, знахарки от Бога…
И страха нет, и боли тоже нет.
Есть только Солнце, Небо и Дорога.
А коль дойдёшь до домика её
( и пусть стоит он на куриных ножках ) -
Не устоишь, огнём заворожён,
Чтоб не спросить её о невозможном.
А вдруг она раскроет свой секрет,
В росе под утро собранный гербарий,
И разложив,… нащупает ответ,
Да пару слов своих ещё добавит?
Затем тебя посадит у печи,
Обдаст теплом, сомнения лишая
И пред огнём оплавленной свечи,
Погонит прочь того, кто так мешает.
Да я и сам глядел в её глаза,
В доверии отдавшись без остатка,
Дивясь тому, как та могла смотать
В один клубок презренные нападки.
Затем благодарил её, достав
Из партмане хрустящих пять «бумажек»…
Но знахарка, в замок, сомкнув уста,
Взглянула так, что страшно стало даже.
Я оробел и вышел на крыльцо…
Пугливый кот глядел из-за гвоздики
На то, как я кривил своё лицо,
Невесть кому, раздаривая фиги.
А надо мной кружилась мошкара,
Всё время целясь избранно и точно.
Недаром, видно, бабушка добра
Была в ответ, согласная помочь мне?
ВО ТЬМЕ ПРИВИТЫХ СЛОВ
Когда лишь ветер мог сорвать листок,
А молния – пронзить живую душу,
Вздымался в центре острова чертог,
Что полнился монахами. Послушны
Монахи были Слову. Купола
Манили их к высокому покою.
Нашли приют здесь бывшие изгои,
«сходя с ума», сгорая спрохвала.
Лишь колокол ударит на заре,
Как те уже с молитвою вставали…
А жизнь спустя, послушно отбывали
В потусторонний город – Назарет.
Легка ли доля? Вытеснив врагов
Из шатких мыслей, плача втихомолку,
Отдать пришлось намоленное – Волку
Мамай-орды, с товаром до краёв.
Средь голых стен печали не снести.
Гудели ветры… Лаяли с амвона,
Зверея от поклона до поклона,
Степные азиатские вожди.
Века прошли, пока не воссоздал
Народ свой мир под маковкой крестовой,
Забыв свои первейшие основы,
Он славил ложь и с ложью умирал
Во тьме и страсти злом привытых слов,
Усердно выдавая их за правду.
Загнав луч Солнца в чёрную лампаду,
Воссел на трон сикстинский богослов.
Так правил он, урода за уродом
Провозглашая ставленником зла,
Воцерковляя всякого козла
Служить его святейшеству в угоду.
И вот чертог, столетьем не тревожим,
Опять попал к хазарам под пяту…
И заражённый вирусом безбожья,
Боящийся шагнуть через черту,
Служитель культа звёзд не замечает,
Блукая в лабиринтах долгих снов…
«Я не готов. Ещё я не готов…», -
Пред образом он, молча, отвечает…
РАДУГА
Прочертилась без карандашей
Арка семицветная под тучей.
И с зеркальной радостью в душе,
Я спешу цветение озвучить,
Чтоб по-настоящему принять
Этот знак – спасенье миллионов;
Этот знак, что может воздымать
Из забвенья тысячи влюблённых.
Семь цветов – как семь чудес: они –
Окаём Всевидящего Ока…
Нам ли быть тенями перед Ним,
Обращаясь с Правдою жестоко?
Но сей мир – не создан для Высот
И светлеет радужное диво…
…жизнь пройдёт, но пусть она пройдёт
Семицветной радугой, красиво…
ВЧЕРАШНИЙ МАЛЬЧИК
Он говорил:
– Мне здесь завязан пуп.
Анисья-бабка сказками кормила.
И старый поп, что был на слово скуп,
Дымил вокруг меня своим кадилом.
Я – сын природы. В лёгком естестве
Мелькнуло детство, как за вздохом выдох.
И то, что я в лесу на бересте
Врезал ножом – почти уже не видно.
Я рос с травою, листьями, хвоёй,
Я вместе с рыбой в озере плескался
И незаметно в «таинство» своё
Плывущим в небе облаком вписался.
Промчались годы. Только и теперь
Я возвращаюсь выцветшими снами,
Открыв на миг незапертую дверь,
Как престарелый маг, за чудесами.
И мне тогда на ум приходит мысль,
Что жизнь свою я, в общем то и… прожил…
Теперь я кто?.. Зависим, глуп и лыс:
Сухой моллюск, что солнцем обезвожен…
Договорив, достал свои «ноль-пять»
И без закуски выбулькал, как воду:
Вчерашний мальчик жаждущий летать
И он же – зэк, шагнувший на свободу.
ЖОПАЧА
(из воспоминаний одного деревенского мужичка)
Мы исползали на задницах с ребятами
Все ближайшие поляны, хохоча…
До сих пор наверно там трава примятая
Помнит милую игрушку – «жопача».
Отбивали мы свой мяч ногами слабыми,
Что в промашке иногда трещала грудь.
Эх, крутились мы, от боли землю грабая,
Но играли, чтобы вдруг не соскользнуть
И не вылететь пинком под смех и возгласы,
Посрамлено уходя через поля…
По сю пору каракатицами ползая,
В этом деле мы – почти учителя…
Но до первого «мяча», до неприятностей…
И как в детстве, в шмоть изодраны «штаны»,
Совершённою ошибкою запятнаны,
Мы…
всё тою же игрой увлечены.
ПСИНА
Ну что ты смотришь жалостливо, псина
И ждёшь усердно взгляда моего?
В бездомности своей ты не спесива, -
Подобный нрав даётся нелегко.
В любых глазах ты ищешь только друга.
Впустить тебя – всё тоже, что предать:
Невиданною верностью напуган,
Тебя впустивший станет – выгонять,
А ты – скулить, искать предлог остаться,
Давясь слюной, раскрыв в улыбке пасть…
Не от того ль нам с Небом не связаться?
А коли так – не лучше ли пропасть?
Кому нужны неласковые люди:
Их пасмурные души – не отмыть…
А потому та псина кость добудет
Совсем не там, где надо бы добыть…
… И ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ
Дрозды-шустрецы облепили кусты
И шарообразною стаей кружатся
Над теми кустами, что были густы
От ягод, с которыми можно расстаться
Дня за два. А после – банальный итог:
Последняя ягода. Вот наказанье!
Останется только прочесть эпилог:
«Кому-то – урок, а кому-то – экзамен…»
Таятся повсюду свои сорняки,
Раскрыться в цветах не давая побегам.
И хочется крикнуть, что силы: «Беги!
Спасайся!..» Да только не все могут бегать.
Возможно ли это – от зла убежать? -
Поверь, оно всюду следит за тобою
И ждёт не дождётся, когда ты восстать
Решишься, Герой, приготовившись к бою.
Хватило минуты, чтоб снова начать,…
Зашторив полнеба пернатою сеткой.
Трещит под когтями ослабшая ветка:
Последнее птицам готова отдать..
ПОСЛЕПРАЗДНИЧНАЯ ВСТРЕЧА
Мир в хату, дед Иван! Не обессудь,
Что в Ильин День я всех кормил стихами.
А кое-кто, ты помнишь, «отдыхая»,
Меня готов был взглядом развернуть…
Стряхнув пыльцу бессонницы, я вновь
На полну грудь дышу таёжным краем,
