Короче, вынес Паровозику благодарность за бдительность, но тут он меня за рукав дергает и глазами за спину показывает. Оборачиваюсь – блин, Лэрке! А я без подготовки, у меня реакция одна – улыбка дебила. Она стоит – бледная, губы в ниточку, в глазах плещется что-то темное и холодное.
- Джек, отойдем?
Ну, пошел я за ней, как бычок на веревочке. Она меня в угол приткнула за кабинетом биологии и перешла прямо к делу:
- Это ты со своими дружками брата моего избили?
- А его избили? – включил я дурачка. – Что, сильно?
Лэрке прищурилась, прямо как на прицел взяла:
- Руку сломали. Вот эту, - она сунула мне в морду свою, с повязкой на пальцах. – Ходит на костылях. Скажешь, ты ничего не знал об этом?
Я мотаю головой:
- А что он сам говорит?
- Говорит, его отметелили каки-то гопники в капюшонах. Прямо в гимназии. Беспредел!
Ух, какая она все-таки красивая, когда злится! Стоит тоненькая такая, в кружевной кофточке, а в глазах – убийство. Мое, между прочим.
- Мало ли гопников в большом городе, - пожал я плечами. – Почему ты всегда обо мне плохо думаешь?
Она взглядом меня смерила с головы до ног, подбородок вздернула и пошла прочь. А походка, как по канату.
- Чего от тебя хотела эта психичка, Джек? Дже-ек!
Адамс помахала ладонью у меня перед глазами. Блин, эту-то откуда черти принесли?
- Не называй ее так! – буркнул я.
- Психичка и есть, - Наташа проводила Лэрке уничтожающим взглядом. Челюсти яростно перемалывали жвачку. – Ты разве не знал, что она в дурке лежала?
- Да чего ты мелешь! – я схватил Адамс за плечо и тряхнул. Ее голова дернулась, волосы взлетели и прилипли к намазанным блеском губам.
- Ай, Джек! Мне больно, - пискнула она, кривясь и пытаясь оттолкнуть меня пухлой ладошкой.
Я опомнился, разжал пальцы:
- Извини, Наташа. Я... Я думал, ты...
- Вру, да? – в ее глазах блестнули слезы, губы дрожали. – А это правда! У кого хочешь спроси! – развернулась и бросилась бежать, заплетаясь жирными ляжками.
Вот это гондурас! Я подумал-подумал, ногти покусал и поплелся искать Томаса. Обнаружился Паровозик в кабинете биологии. Но не успел я к нашей парте подойти, как зазвенело, и в класс влетела училка, чуть не сбив меня с ног. Волосы развеваются, под мышкой – плакат, в трубочку свернутый.
- О, Джек! – поймала меня за рукав. – Не поможешь повесить наглядное пособие?
Почему бы и не помочь? Биологичка – девица зачотная, только после универа. Щечки розовые, глазки блестят, грива до попы. Попа... Хм, на вид очень неплоха. Ну, там над доской крючок такой. Я вытянулся, чтобы плакат за него зацепить, а Шарлотта – это так училку зовут – рулон разматывает.
И тут класс как грянет: гы-гы-гы, га-га-га! Я стою, туплю. Смотрю, Лэрке на первой парте даже глаза ладонью прикрыла, чтобы позорища такого не видеть. Зато Бриан угорает, чуть не ссытся. Оборачиваюсь я это, значит, чтобы посмотреть, что же мы такое смешное повесили. А там, мля, щель! В смысле женская, между раздвинутых ног! Вот это подстава!
А Шарлотта улыбается такая и говорит:
- Как видите, сегодня мы будем говорить о сексе. Садись, Джек.
Короче, пока я до места своего дошел, все у меня из башки о Лэрке и психушке выветрилось. А дальше начался цирк. Сначала говорили о половом созревании, у кого где волосы растут и все такое. Потом училка завернула об онанизме. Как это типа парни делают, а как девчонки. Луиза – это та самая с метровыми ресницами и шваброй на башке – решила блеснуть знаниями:
- А некоторым девчонкам нравится палец себе в зад засовывать. И парням, кстати, тоже!
Опытная, мля. Все ржут, а училка такая:
- Да, у многих людей зона вокруг прямой кишки – очень чувствительная.
Я сижу, глаза в стол, тошнота к горлу подступает, в ушах шумит. Палец, блин! Знала бы ты, какие предметы в моей чувствительной зоне побывали... Слышу, как издалека, - Шарлотта спрашивает, кто хочет выйти к доске и показать на рисунке клитор. Ну все только бугага, желающих нет. Тогда Вильям такой орет с камчатки:
- А пусть Джек покажет! Он уже на практике с Наташей все прошел!
Адамс вскочила красная, как помидор перезрелый, - вот-вот от чувств лопнет. Запустила в тыл бумажным шариком. Училка еле ее успокоила и указку мне протягивает:
- Так как, Джек?
И тут я понимаю, что не уверен, где этот факинг клитор находится. То ли это та дырка, куда член совать надо, то ли бугорок над ней. Конечно, порно я посматривал, но там все как-то больше: «О, милый, воткни мне глубже! Да! Да!» А куда кто чего втыкает особо не объясняется. Короче, сижу я, руки под партой прячу, потому что трясутся, в глазах темнеет все и пятнами расплывается. Ступор, мля, полный. Ни бе, ни ме сказать не могу, вообще ничего. То есть мозгом секу, что даже если неправильно покажу, ничего не случится. Но мозг от тела отключился и перешел в спящий режим. А вместо него когти в меня запустил страх. Страх, что все все поймут. Что любой гетеро-дурак, конечно, знает, где этот гребаный клитор находится, и я себя выдам с потрохами.
И тут слышу - голос Лэрке:
- Мне кажется, такое должна показать девушка. Можно?
И каблучки к доске цокают. Я взгляд вскидываю: точно! Стоит у плаката и указкой в бугорок, который и подозревал, тыкает. А сама прямо мне в глаза смотрит, и лицо строгое, будто это она училка, а не Шарлотта.
- Вот это девушка! – Томас рядом пыхтит. Ладошки потные, аж следы на парте оставляют. – Не понимаю, Джек, почему ты не ее выбрал, а эту скучную Наташу?
Да, брат, хочешь веселья? Флаг тебе в руки. А я своего как-то уже хлебнул.
- С чего, - говорю, - ты вообще взял, что я выбирал? Что мне Лэрке нравится?
Томас посмотрел на меня с жалостью, как на больного:
- Джек, я ж не слепой. Да ты за ней ходишь, как стрелка компаса за магнитным полюсом. Пялишься на нее все время. Вот и сегодня...
Но тут мы перешли к обсуждению женских эрогенных зон, и он переключился.
Дома Себастиан первым делом напустился на меня за то, что я трубку не беру. Он мне, мол, целый день названивал, а я не отвечал. Пришлось рассказать ему сказочку про утопленника в стортире. Тогда он вроде немного оттаял:
- Хорошо, куплю тебе новый. Но нам нужно поговорить. Мне удалось перенести встречу в школе на вторник, и к ней надо как следует подготовиться.
- Какую встречу? Это вы о чем? – подняла голову от домашнего задания ма. Она делала его в гостиной, без отрыва от кулинарного шоу.
Короче, было море эмоций и киллограм соплей. Орала она на меня так, что хрусталь в горке звенел, пока ей Сева запись не дал прослушать. Тут уже козлом стал Медведь, и, надеюсь, от маминых выражений ему в тот день не раз икнулось. Мне пришлось рассказать всю историю в подробностях, причем отчим записывал цитаты из Медведя в свой айпад. Потом ушел в кабинет и попросил не мешать.
Я поскакал к себе весь радостный. Может, отчим у меня и мудак, но дело свое знает. Так распидорасит Бьярне перед коллегами и директором, что гемморой этот уволят потом нафиг. Только вышло все немного иначе.
Во вторник я летел домой, как на крыльях. Все, думаю, набили из Медведя чучело, пусть Себастиан расскажет, где поставили. А меня мать с порога за шкирку и на ковер. Тот самый, белый и пушистый. Это мои «выходные» всплыли, когда я к Лэрке отсыпаться ходил. Короче, вылила на меня ушат говна, ничего толком про Медведя не объяснила - велела сидеть, отчима дожидаться. Сева с работы пришел и потащил в кабинет для «мужского разговора».
Оказалось, математика не уволили, предупреждение вынесли только. Вроде как записи с Томасова телефона оказалось недостаточно. Голос типа похож на учительский, а вдруг не его? Не будешь же экспертизу из-за такой ерунды проводить? Сам Медведь вообще заявил, что все – монтаж и подстава. В итоге, как ни крути, все свелось к тому, что мое слово – против его. А кто я? Трудный подросток, на котором хулиганка и употребление висят. Да еще психолог после первой консультации в школу телегу отписал. «Психологический портрет озабоченного малолетнего преступника» называется, блин. То есть, Карстен этот, конечно, не такими словами выражался, но смысл-то один.
