- Извини, я не знал, что у тебя в бюджете есть свободных пятнадцать тысяч.

- Ско-олько? – вот те бабушка и ядрена кочерыжка. – Да я... да я лучше сам им эту стену замажу и бытовку в придачу выкрашу, а жиробасине щенка нового принесу! Пятнадцать кусков, фигасе!

- Общественные работы как меру пресечения может назначить только суд, - спокойно заметил адвокат. – А по закону ты не несешь...

- Да понял я, понял, - закусил я губу. Пятнадцать кусков! Маме три месяца пахать надо и никуда не тратить, чтобы такую туеву хучу бабла собрать. Мля, знал бы, куда вляпаюсь, никогда бы через этот гребаный забор не полез! – А что, если мы заплатить не сможем?

- Я же сказал тебе, Джек, - Себастиан повернулся, чтобы поймать мой взгляд. – О штрафе не беспокойся, я вам помогу. Но есть другие осложнения, с которыми справиться будет не так просто.

- Какие еще осложнения? – в животе у меня будто тяжеленный булыжник образовался, скользкий и холодный.

- В связи с новыми обстоятельствами социальные работники наверняка решат нанести вам с мамой визит. А ваши жилищные условия... Ты не думай, - заторопился он извиняющимся тоном, - я лично думаю, что у фру Люси очень уютный дом. Только и очень маленький тоже. Скорее всего, твоей маме...хм-м, предложат подыскать новую квартиру. Побольше.

Побольше?! Да мы теть Люсе платим сейчас тонну в месяц и то, как ма говорит, со скрипом. За такие деньги мы разве что собачью конуру снять сможем или скамейку на вокзале.

- А что, если мы не переедем? – тихо спросил я.

Себастиан немного помолчал, не отводя взгляда от дороги, на которой наша машина была единственной.

- Конечное решение будет зависеть от многих обстоятельств, но есть возможность, я подчеркиваю, есть возможность того, что тебя заберут у матери.

Это что, плохая шутка? Знаменитый датский черный юмор? Не веря своим ушам, я выпучился на адвоката, будто у него не профиль был, а ключ ко всем загадкам природы:

- Куда заберут?

- В суточное учреждение. Или приемную семью.

Суточное... Это что, детдом, что ли?! Нет уж, не выйдет! Я вам не малыш Микель!

- Хрен они меня заберут! Пусть только попробуют! – я понял, что ору Себастиану в лицо, но мне было пофиг.

- Джек, - начал адвокат таким тоном, будто успокаивал истерящего из-за игрушки пятилетку, - что ты сможешь сделать? Невозможно бороться против системы. Тут вопрос только в том, какая ее шестеренка повернется быстрее. Если миграционная служба, то вас с мамой вышлют назад в Россию. А если социальная – то сначала тебя определят в учреждение, а потом за ней приедет полиция и...

Я не стал слушать дальше. На глаза упала красная пелена, будто в них снова брызнули краской, и на этот раз я не успел увернуться. Собственный голос эхом отдавался в ушах, будто в мобильнике при плохой связи:

- Да на хрен нам сдалась эта Дания! Мы сами отсюда уедем, ясно?! И пошли вы все...

Я почувствовал чужую руку у себя на плече и рванулся, одновременно сдергивая ремень безопасности:

- Останови! Останови, или я выпрыгну нафиг!

- Джек!

Я толкнул дверь, преодолевая сопротивление ветра. Взвизгнули тормоза, мерс тряхнуло, когда он ударил поребрик. Я выкатился в ночь и побежал, припадая на одну ногу и судорожно хватая ртом влажный воздух. Куда – сам не знаю. В глазах все плыло, сливаясь в черные хребты и кратеры. Редкие световые пятна казались вкраплениями далеких звезд. Я был один на чужой ледяной планете, барахтался в невесомости без единого ориентира. Я был на темной стороне.

- Джек! Подожди, куда ты? – раздался откуда-то человеческий голос. – Постой, я ведь отвечаю за тебя. Я обещал маме привезти тебя домой.

Я споткнулся и проехался коленями по асфальту, больную лодыжку как током дернуло. Меня осторожно подхватили под мышки, подняли, усадили. Оказалось, я под козырьком автобусной остановки. Себастиан стоит рядом, нервно теребя пуговицу на пиджаке.

- Сигареты есть? – хрипло спросил я, когда чуть отдышался. – Мои панцири отобрали.

- Что? А, вот, - дак протянул мне мятую тощую пачку, на удивление похожую на мою. – Полицейские вернули вместе с телефоном, но я подумал, что тебе вредно...

- А зажигалку они тоже вернули? – меня мучила тошнота, так что было не до проповедей о присвоении чужих вещей.

Он молча протянул мне крикет, и я затянулся. Отметил про себя, что пальцы дрожат, и сжал их в кулак.

- Джек, - говорил Себастиан осторожно, будто пробовал слова на вкус, - послушай. Я сказал, что невозможно бороться с системой. Но ведь можно играть по ее правилам и выиграть. Понимаешь?

Я мотнул головой. На слова уже не хватало сил.

- Я... гхм, - он немного покашлял.

Дымом что ли подавился?

- Я хочу сделать твоей маме предложение.

Я медленно выпустил дым через нос и поднял голову. Лицо дака тонуло в тенях от козырька ракушки, но издевки в голосе вроде не было.

- Понимаешь, я бы и так его сделал... То есть, даже если бы ты не совершил эту глупость. Только теперь время поджимает и... Я хочу тебя спросить, как мужчина мужчину. Ты имеешь что-нибудь против?

[1] Perker – в датском языке ругательство, уничижительное общее название для эмигрантов, изначально – выходцев с Ближнего Востока.

[2] Коммуна – муниципалитет, орган власти на местах.

[3] Lykke – счастье по-датски, распространенная фамилия, а также имя в Дании

[4] Упрощенное Jobaholic – человек, испытывающий зависимость от работы

Поженились мама с Себастианом быстро и скромно – в городской ратуше. Свидетелями были тетя Люся и Питер, Себастианов коллега, тот самый юрист, который помогал маме разобраться с видом на жительство. На деньги, которые продули мне Мемет и Микель, я купил свадебный подарок. Долго не знал, что выбрать, и наконец посоветовался с тетей Люсей. Когда мы впятером сидели в ресторане, мама разрезала серебристую бумагу с розовыми ленточками и извлекла оттуда альбом для фотографий и рамку с сердечками.

- Ой, Женька, - растрогавшись, проворковала она. – Иди сюда, я тебя поцелую.

Нежно-голубое платье до пола и подаренная Себастианом диадема делали ее так похожей на королеву, что мне захотелось преклонить перед ней колено.

В свидетельстве о браке записали новую мамину фамилию: Люкке. Она была уверена, что семейное имя Себастиана принесет нам всем счастье, и убедила меня тоже стать Люкке. Я, в общем, особо не возражал. Лишь бы в новых паспорте и медицинской страховке вместо Евгения стояло Джек.

Переезд к Себастиану мать решила отложить на конец июня. Как раз начнутся каникулы, а с нового учебного года меня записали в школу Брюрупа – так назывался тот городок, где находился дом нового отчима. Накануне дня Х я покидал шмотки в видавшую виды спортивную сумку и пошел прощаться с друзьями.

Мемет и остальные уже были на месте – из-за шиповника у железки доносился речитатив «Моего ниггера». Я плюхнулся на горячие плиты рядом с разморенными солнышком ребятами.

- Раскурим трубку мира, бро? – лениво предложил Мемет.

- О, мы сегодня богатые, - обрадовался я, и косяк пошел по кругу.

Я задержал дым в легких, чтоб получше вставило: неизвестно еще, когда в следующий раз представится случай.

- Ты когда уезжаешь? – поинтересовался Мемет, сплевывая в пыльную траву.

- Завтра утром.

- И я тоже завтра, - объявил Микель, хихикнув. – С предками в Таиланд.

Мы его проигнорировали. Он часто вякал не в тему, а под травой так у него вообще башню сносило вместе с фундаментом. Один раз мы его едва от рокеров оттащили – он им фак показал, а они потом за нами еще полквартала гнались, хорошо не на байках, тогда бы мы нам полный пипец.

- Где там этот Зажопинск находится, куда тебя отчим увозит? – Мемет перевернулся на спину и засунул в рот соломинку. В его расширенных зрачках отразилось небо с пушистыми ватками облаков.

- Зажопинск зовется в миру Брюрупом, - напомнил я. – Двадцать пять км примерно отсюда. Туда, кстати, автобус ходит, я узнавал. Устроимся, приезжайте в гости.