- Да кто вы такой, чтобы приказывать мне!.. Я не собираюсь тратить силы на это!

- У Покровки не было медалей за спринт и за бега вообще лет десять. У нашей школы не было медалей.

- Не надо давить на патриотизм, я учусь здесь всего второй месяц. И я не буду делать то, что не нравится отцу.

- Ты уже это сделала.

- Я дала слово одному человеку и выполнила, всё. Больше не приду!

- Я сообщу твоему отцу, что ты приходила.

Казалось, он сам удивился сказанному.

- Это же ябедничество какое-то.

Он снова вздохнул и покачал головой.

- Верно, я не смогу так поступить. Послушай, если ты откажешься, мне придется уговаривать Свету, а она теперь не согласится.

- Мне-то что, я в этом не участвую. Я не знала, что сегодня пройдет отбор!

- Нам нужна эта медаль, Лена. Я хочу только бронзу, для всех этих ребят. Пусть они знают, что занимаются не напрасно.

- Я для них чужая, им будет неловко.

- Если не это, нас вовсе разгонят и не дадут встречаться. Света не выиграет, я знаю точно.

- Алёна...

- Алёна ненадёжная! Сегодня прибежала второй, на прошлой неделе прибежала четвертой. Так не пойдет.

Ей хотелось согласиться. Она спорила, чтобы не сблизиться и не привязаться к нему, но не хватило твёрдости держаться на своём.

- Ладно, ладно, ладно! И что дальше?

- Соревнования пройдут на ноябрьских праздниках, в этом году позже, чем обычно. Осталось три недели тренировок. Удобней всего бегать вокруг этого стадиона по вечерам.

- На какие дистанции я буду заявлена?

- Триста метров и три тысячи, хорошо?

- Не возражаю.

Он замолчал, пристально разглядывая ее, и вызвал смущение.

- Что не так?

- Да ничего, - но Костарев не смог сдержать легкой усмешки. - Не привык общаться с юными благовоспитанными барышнями.

Лена не совсем поняла такое объяснение, но и выяснять смысл глубже желания не возникло. Что-то высокомерное и насмешливое, как же иначе?

- Я побегу на этих же дистанциях. Мы поедем вместе, если выдадут автобус.

- А почему этим не занимается физрук?

- Потому что нет финансирования, да и Степаныч сто лет как пенсионер, ему не до соревнований. Директор тоже не заморачивается, не так ли?

- Если нет финансирования, что сделает отец? Мы не ожидали, что Покровка окажется таким...

- Захолустьем? Так и есть. А как было там?... Откуда вы перебрались?

- Отец всегда получал приглашения, давал распоряжение или приказ физрукам, насколько помню. Он не препятствовал школьникам в участии...

- Особенно родной дочери?

- Какое остроумие.

- Прости, Аверина Лена. Обычно я не обижаю младших, просто ты пытаешься быть взрослее, чем есть на самом деле. На самом деле я благодарю тебя за наш договор, ведь мы договорились? Отлично.

- Взамен не настраивайте школьников против отца, - потребовала она.

- Я никогда этого не делал, даю слово.

Лена собралась с силами и выпалила:

- В чем смысл этой вашей секции?

- Ребята и девчата хотят быть сильными и ловкими, вот и весь смысл. После соревнований начнется гимнастика и бокс, а когда выпадет снег - коньки и лыжи. Осчастливите ли нас своим присутствием, барышня?

- Я люблю лыжи.

- Будем рады.

Он завел машину и повёз её домой.

- Простите за карету, хорошей тыквы не нашёл.

Лена не ответила, отвернув лицо к окну, по которому текли чуть ли не ручьи. Видимость в метрах посчитать оказалось невозможным, но Костарев как-то управлялся, словно знал все кочки и повороты наизусть.

- Вот и добрались, барышня с Цветочной улицы.

Лена чуть улыбнулась, забрала толстовку и вышла под дождь, не слишком торопясь: льёт так, что всё равно промокнешь. Костарев подождал, пока она скроется за калиткой, обвитой увядшим хмелем, и тогда уехал.

Мэри разругалась с иллюстратором, потом попросила прощения, потом снова разругалась, и это грозило длиться вечность, хотя книгу требовалось сдать срочно. В отчаянии, в оскорбленных чувствах она зарегистрировала аккаунт на сайте фрилансеров и заказала обложку первому попавшемуся никнейму. Аватар у того был впечатляющий: девушка с идеально оливковой кожей, шоколадными глазами и волосами, грамотный макияж. Картинка явно пережила редактор, но как здорово выглядела! Эта *Джесс* должна прочувствовать ее героиню и нарисовать, наконец!

За срочность *Джесс* утроила ценник, потом двое суток не выходила на связь, отчего Мэри пришлось не выходить на связь с редактором. А на третьи на электронный ящик пришла папка с образцами. "И проверьте через поиск картинок Яндекса", - посоветовала та напоследок. Мэри с облегчением нашла подходящее изображение и добавила к ценнику премию.

Редактор, сидевший на корвалоле, Мэри, явившуюся лично, уже видеть не мог, и, получив обложку, выпроводил ее поскорее, дав согласие и не глядя на сие произведение искусства. Ему еще надо было разобраться с иллюстратором, подавшим заявление об уходе.

- Отдохни, дорогая, - последнее слово произнесено было тоном ругательства. - Такой труд с плеч твоих хрупких... Тебе надо куда-нибудь съездить, набраться вдохновения.

- И рада бы сказать, что не дождешься, да пообещала родственников навестить, - щебетала Мэри, светясь довольством и радостью на зло всем.

- И где они живут? Это те, которые в Праге?

- В Праге, дорогой, живут родители моей героини. А мои родственники - неподалёку, так что держи руку на пульсе. Корвалолом запасись! - она послала воздушный поцелуй, ибо отличалась брезгливостью к мужчинам, тем более чужим, и вылетела из издательства яркой бабочкой: в красном брючном костюме, с черным платком на шее, в распахнутом кашемировом пальто, с легкой походкой на тонких шпильках.

В канцелярском магазине Мэри попросила распечатать одно из изображений, подписала его с обратной стороны и вложила в конверт. Также оставила несколько автографов на своих книгах (отчего-то не похожие друг на друга), и ушла с подозрением, что сейчас поменяют их ценники. В супермаркете нашла самую дорогую коробку конфет и оберточную бумагу, завернула вместе с письмом. Потом заказала такси и в отделении Почты России послала мелкий пакет бывшему иллюстратору.

- Вот так тебе, упрямый ишак! - мстительно приговорила она, ставя точку на бланке. - О, разумеется, я не о вас, - ответила она удивленному взгляду оператора.

Теперь оставалось упаковать чемодан, положив самые неподходящие для деревни вещи, и поехать на вокзал. Разумеется, билетов не оказалось, ведь она ни разу не звонила хотя бы навести справки о рейсах до Покровки ("Какое убожество, туда автобусы не идут!"). Грозил риск завести собственную машину, большую часть времени отдыхавшую на стоянке, но такая опасность миновала, благодаря таксисту с чутким слухом. Он предложил довезти ее до Кизила ("Причем тут какой-то Кизил?"), а там и до Покровки такси найдется. Путешествие стало походить на лабиринт, но деваться некуда, Мэри поторговалась и согласилась. Потом полчаса искали в Кизиле банкомат, нашли, и еще двадцать минут искали другой - рабочий. Конечно, таксист не согласился довезти ее до Покровки за двойную цену. Он сдал Мэри другому водиле, который блестел золотым зубом и дымил "Примой" в салоне своей девятки. Мэри прятала личико в носовом платке, потом в бумажной салфетке с запахом ментола, меняя ее каждые десять минут, пока не израсходовала пачку. Так и дотряслась до Покровки, чуть не позабыла чемодан, убегая, а потом ужаснулась, что все придется проветривать и стирать, да и сама готова была залезть в стиральную машинку.

Когда она влетела в дом, Аверины подумали, что Мэри вот-вот рухнет в обморок. Но эта мысль синхронно закралась к ним только из-за долгой разлуки с родственницей. Все же прекрасно знали, что Мэри крепка и вынослива, но эмоциональна сверх нормального. Пока нашли ей "достойную" одежду, подходящий шампунь и мыло, дождались её из душа, прошло два часа.