- И почему я тебя ждал, а не поужинал сам? - взорвался теперь и ее брат.
- Мой любимый бра-атик, - мурлыкала Мэри, исчерпавшая причины для волнений. - Какой у вас чудесный домик! Не сравнится с той квартиркой, не сравнится. А что сделали с дачей, где мы встречались последний раз?
- Всё ещё продается. Не хочешь купить?
- Хм! Ты загнул цену, вот и не можешь продать, я же не дура.
Мэри нахваливала запеченную скумбрию Кати, восхищалась домашним сыром, свечами в стальных канделябрах... Она не умолкала, замечала всё и не оставляла без комментария. После ужина Мэри помогла убрать со стола, потом посидела с Павлом в кабинете, разговаривая о множестве мелочей, которые он больше ни с кем не обсуждал.
А Катя прилегла на диван в гостиной, с усталостью прикрыв глаза.
- Как я от неё устаю, просто до боли...
- Она милая, наблюдать за ней так интересно, - заступилась и одновременно попыталась сгладить углы Лена.
- Конечно, но сколько надо выслушать глупостей, и похвалы, и вопросов... Мэри так меня утомляет, займи ее внимание, пожалуйста.
Лена согласилась с готовностью, потому что утомлять Катю, в самом деле, грозило опасностью для всех. И Мэри отличалась выразительной красотой, ярким характером, за которыми девушке нравилось наблюдать. Белолицая, красногубая и черноволосая, с огромными круглыми глазами, обволоченная в легкий, но сложный аромат духов (название которых держала в секрете), в дорогой одежде из шикарных тканей - она везде казалась неуместно роскошной, но прекрасной. С ней связывались прилагательные только превосходной степени. Мэри была женщиной, которой Лена никогда не стала бы из-за внешности и не посмела из-за характера.
Опытный взгляд заключил бы, что они одного цветотипа, но между ними были и значительные различия, что казалось: Лена - бледный вариант Мэри, сомнительное достоинство кровной связи. Глаза не такие огромные и гораздо светлей, то с зеленоватым, то с голубым оттенком, как у новорожденных, радужка которых еще не обрела настоящий цвет. Волосы темно-каштановые, губы бледные, кожа никогда не белела в самые пасмурные уральские зимы, но и не загорала. Лена всегда сравнивала себя с тётушкой в пользу последней, и не догадывалась увидеть в себе чуть больше изящества, женственность иного типа, не кричащую. Если бы Мэри была рекой, то выливалась бы из берегов, затапливая прибрежные дома и смывая дороги, а Лена была бы прудом с тихой водой без течения и волн, с целой жизнью на дне, если только человеку взять на себя труд, прогуляться загород и вглядеться в прозрачную поверхность.
Она разобралась с Антой, помогла матери пропустить молоко через сепаратор, потом приняла душ и читала в своей комнате, с тревогой ожидая визита Мэри.
Павел не спешил отпускать сестру. Он видел её неуловимой бабочкой, которая постоянно улетала из силка. По натуре властный, он был за хозяина в родительском доме, и никто не возражал, только Маша всё делала наоборот, будучи на семнадцать лет младше. И дело не в том, что она поступала неправильно, а в том, что справлялась без него. Намучившись в деревне, работая наравне со взрослыми по хозяйству, Маша мечтала убежать оттуда. Она не отличалась никакими талантами в школе: ни гуманитарий, ни технарь. Характер, с первого взгляда, мог показаться несерьезным, и этим часто норовили воспользоваться деревенские парни. Будь они понаглее, могли причинить ей вред, но с этой стороны беда миновала, да и старшие братья за спиной - угроза достойная. Как получилось, что она написала целую трилогию и отправила в издательство? Как ее книги приняли? Он не верил, что она талантлива. Видел потрепанные черновики, исписанные кривыми слипшимися буквами с невероятным наклоном, с отвратительными помарками и глупейшими ошибками. Вот так Маша и уехала, помахав им ручкой, потом превратившись в странную его взгляду женщину с новым именем. Он пытался контролировать ее жизнь, но ничего не получилось: Катя не вытерпела, что муж делит внимание на многих. В первые годы брака им пришлось вынести друг от друга странные поступки, они могли развестись сотню раз, если бы не понимали, что свои тараканы не выведешь. Так и улетела бабочка.
И сейчас, в этом кабинете, она позволяла ему примерить роль старшего брата, притворялась, что дала над собой контроль. Отвечала, как распоряжается средствами, пообещала научиться управлять автомобилем, а не надеяться на чудом полученные права, поклялась, что ведёт себя примерно с мужчинами, хотя последнее его не интересовало до такой степени, чтобы требовать клятв.
- Хорошо, я счастлив слышать, что всё в порядке.
- Что ж, позволь тебя покинуть? Я соскучилась по племяннице.
Тихий голосок Маши казался Павлу неестественным для нее, да и за отрешенным выражением-маской скрывалась усмешка, сдерживаемая в зажатых мышцах. Так и хотелось уколоть, что монашеская покорность не ее амплуа. Но неделя выдалась напряженной, и строить на пустом месте ссору не возникало желания.
- Спокойной ночи, - сдался он, так как из этой двоечницы отличницу не получить никогда.
Она подошла, поцеловала его в макушку и вышла. Павел понимал, что Маша сильно влияет на Лену, что они подруги. Его никогда не обманывала картинка "для всех": за общим столом тётушка спрашивает про учёбу, отметки и медали, а потом, в спальне, они шепчутся до рассвета, конечно, не о двойках и пятёрках. Как удержать дочь, в отличие от сестры, если влияние станет вредным, он еще не знал, но следил пристально за этими отношениями.
Лена заслышала скрип старой лестницы, под ногами Мэри дерево пело совсем иначе, нежели под другими. Она вошла в комнату без стука, с тёплой улыбкой, столь странной на страстном лице.
- Доброй ночи! А почему так светло?
Мэри выключила люстру и включила ночник.
- Другое дело, правда? Теперь эти книги выглядят куда более прилично, не бросаясь взгляду явной ветхостью. А пахнет недурно, мне нравится. У меня, кстати, хороший подарок для тебя.
Она всегда оценивала свои подарки на хорошие, отличные и чудесные, хотя Лена все считала одинаково замечательными. Тётушка достала из кармана коробку в черном бархате, внутри которой оказался флакон с холодным отливом голубого.
- Водянистый, свежий, но со сладостью... - она погладила по волосам племянницу. - Ну, и что... - тут завибрировал телефон. Мэри ругнулась и достала аппарат из другого кармана.
- Звонит после полуночи, будто для меня это удобно! - прошипела она. - Да, дорогой, - нежно ответила Мэри в трубку, но не дала собеседнику слова и закричала, - Не пошёл бы ты к чёрту, дрянь?!
Пока та выясняла отношения с иллюстратором, Лена налила кофе из термоса и наблюдала, попивая мелкими глотками.
- ...не брала трубку, потому что проблема решена, и не с твоей помощью, мне от тебя больше ничего не нужно. Сейчас? Ах, надо было отклонить? Да из-за тебя моя линия целый день занята! Не даёшь приличным людям позвонить!
Лена огляделась в поисках ценных, но хрупких вещей, которые Мэри могла бы разбить от гнева, и спрятала под кровать термос, будильник и радиоприёмник.
- Как тебе обложка? Она идеальна, да? О, я не в городе, в ближайшее время ты меня не убьёшь, а сам будь осторожней с конфетами!
Она завершила вызов и отключила телефон.
- Надеюсь, за роуминг он разорился! Что-то мы мягко поговорили...
Лена усмехнулась.
- Ты его всё ещё любишь? Столько лет!
- Кто ж об этом думал?! Но надо на ком-то срывать злобу.
Она нагнулась и извлекла из-под кровати термос, желая тоже выпить кофе. Не сговариваясь, подруги легли поперёк кровати, подложив под спины подушки.
- У нас с моим художником ничего не клеится. Жаль, жаль. И чего нам не хватает? Наверно, борьбы, опасности потерять друг друга... Любовь не приживается в пресной среде, но усиливает вкус в неблагоприятной.
- Мэри, ты - ходячая неблагоприятность.
- Да все привыкли! - махнула она. - М-м-м, с ванилью... Очень нежно! - она прикрыла глаза в блаженстве. - А что там за красавец на твоём горизонте?
