Они сохранили друг другу на мобильные телефоны номера.
- Ладно, я поеду с Тимуром. Знаешь, гора с плеч, хорошо-то как не готовиться к этим проклятым дистанциям!
Она забавно пошевелила пальцами на прощание и побежала к машине Костарева. Лена медленно зашагала домой, пряча руки в карманах тонкой ветровки. Волосы растрепались, лезли в глаза и рот. Осень победила, день ото дня становилось только темней и холодней, домики выглядели грязными и нежилыми, если бы не свет в окнах. "Что с моей "манерой держаться"? Я ведь не притворяюсь, не выдумываю о себе глупостей, не строю загадочных образов... Или в этом и есть ответ?"
Вместе с первой влюбленностью приходит и чувство самоопределения. Кто ты есть, кем будешь: кокеткой, страдалицей, романтичной воздыхательницей, синим чулком, кем-то ещё? Мэри не доверилась первому чувству, но всем остальным она отдавалась с головой, бояться было некого. Следовать примеру тётушки казалось пародией, унижающей самоё себя. Она никогда не бывала так же эмоциональна или чувственна.
Катерина всю жизнь любила и страдала от собственной верности. Пример матери никогда не вдохновлял дочь, как бы первая ни старалась создать идеальный образ счастливой жены. Раздумывая о матери в этом контексте, Лена задерживала дыхание от предчувствия беды. Беда приходила редко, но надолго, и никогда не уходила навсегда...
"С чего это я разволновалась?" - с нарастающей тревогой подумала девушка, входя во двор. Ведро, в которое Лена утром подоила свою Анту, валялось у входа в палисадник. Обычно она мыла его и вешала на дверку сушиться. Сегодня утром она опаздывала и все дела остались Катерине. Лена представила, как вечно мёрзнущая мать выходит из дома с вымытым ведром, широкими шагами, с резкими движениями, одетая в какой-то тонкий домашний халат назло всем, как будто в этом есть польза и отмщение. На полпути к дверце терпение лопается, и Катерина бросает ведро на землю, возвращается, хлопая входной дверью на всю Цветочную улицу. Возможно, она рыдает...
Лена вошла в прихожую, свет в доме не горел. Пахло чем-то подгоревшим, похожим на жареную картошку. Стояла тишина. Лена не стала переодеваться, только умылась и сразу принялась за ужин. Заслышав, что кто-то вернулся, Катерина что-то разбила. Может, она уносила в спальню кружку с кофе. Если нет, то ей пришлось разбить что-то более ценное.
Лена молча достала из холодильника форму с яйцами, натерла морковь и обжарила, добавила поверх всего ломтики сыра и включила чайник. Отец задерживался. Катерина врубила на полную громкость Кипелова. Трагические образы песен совсем не подходили к ситуации, но, вероятно, боль была также невыносима. Лена чувствовала давление матери, её ненавидящий, самый тяжёлый взгляд из-под длинных густых бровей, злые зеленые глаза, криво застывшие тонкие губы над острым подбородком... На бледном лице - чёрные круги и пятна, волосы спутано распущены, доставая до пояса... Никто не мог ей помочь, а если бы и мог, Катерина такого не простила бы никогда. Может, отец уже увидел всё это и куда-то скрылся.
- Дрянь! - закричала мать, ни к кому не обращаясь. Что-то ещё упало, возможно, стул.
"Ох, Мэри, лучше бы ты не приезжала!.."
Каждый раз она ожидала тётушку с восторженным предвкушением, а после отъезда той жалела. Катерина ненавидела Мэри, её голос, одежду, красивое лицо и всю её жизнь. Она ненавидела так сильно, как только может тот, который никогда так не будет жить и не в состоянии выразить свою злобу, зависть и отвращение.
Она бы любила Мэри, да слишком разными были эти женщины по две стороны от Павла. Катерина вышла замуж в студенчестве, потом ушла в декрет и еле-еле получила диплом. Она так и не работала по специальности и жалела об этом периодически, когда накатывали эти чёрные дни. В светлое время Катерина считала педагогику скучнейшим занятием... Она грамотно вела хозяйство для девушки, до замужества даже не мывшей посуду. Идеально готовила, научилась вязать и шить, заботилась об общем уюте, постоянно читала книги, чтобы не прозябать в рутине, красиво одевалась и красилась... Но стоило только Мэри появиться на горизонте, Катерина чахла, увядала и теряла себя. Она с трудом отвоевала Павла от его семьи, дав этим свободу его сестре. Она стала домашней тенью, считала Катерина в чёрные дни. Она не выносила духи, которыми пахла золовка, её небрежно завитые пышные волосы до плеч, одежду с обилием красного, её глупый псевдоним...
Тут у Лены зазвонил мобильный. Быстренько заварив чай, она взяла трубку.
- Да, Мэри?
- Родная моя, как ты там? Подожди, я спрашиваю для приличия. Только что узнала, что Павел готовит родительское собрание! Так вот, если он меня не впустит, то хотя бы ты впусти, договорились? Представляю, какой базар поднимется!
- Куда не впустит? - не поняла Лена.
- К вам, к вам. Я собираюсь участвовать в этом собрании, на стороне Тимура, конечно! А, моя девочка, ты ведь не понимаешь, что происходит... Просто держи нейтралитет, хорошо? На самом деле всё не так уж и серьёзно... То есть... Просто держи нейтралитет. Я приеду в четверг!
Под какие-то крики Катерины Лена попрощалась с тётушкой и опустилась на табурет, уронив вафельное полотенце с пятнами от пролитого кофе. Раздался громкий, красивый звон из тонких осколков от бывшего зеркала, закончившийся хриплыми рыданиями. Несчастная Катерина могла всех вокруг сделать такими же. Лена заткнула уши пальцами и зажмурилась.
Её всегда любимая Мэри, ни в чём не виноватая, так мешала Катерине.
"Неужели это ждет и меня?" - ужаснулась девушка, страстно желая, чтобы Мэри больше никогда-никогда не приезжала...
