— Когда будете прыгать, думайте об одном. Вы с идином — одно целое. И при этом вы — против всего мира. Вы должны победить — вдвоем.

Я летела галопом к бревну. Господи, как страшно! Но я ведь знаю, как прыгать.

Нет — мы с идином знаем.

— Вперед! — скомандовал Айлин.

Прыжок!

Я приподнялась, держась за шипы, а потом приземлилась.

— Отлично!

Айлин улыбался. Подошел, похлопал идина по шее и дал ему кусочек вкусного корешка — любимого идинского лакомства.

— Я же говорил, что у вас получится? Ведь вы не боитесь?

— Не боюсь, — храбро соврала я.

— Еще?

Конечно, разве я могу что-то возразить! Я веду себя как идин и делаю то, что говорит заклинатель. О, моя несчастная гордость!

Я снова разогнала идина и снова прыгнула.

На этот раз Айлин решил поставить препятствие повыше. Он стоял рядом, когда я летела к бревнам. Я смотрела на него и поэтому забыла подняться.

Удар по мягкому месту был не таким уж сильным, но почему-то я вылетела вперед, кувырнулась, успела схватить идина за шею, ударилась о шипы, не удержалась и отлетела в сторону.

Меня кто-то поймал. Хотя понятно — кто. Мы упали в мох. Как тогда. Только теперь я оказалась сверху.

Айлин смотрел мне в глаза.

Сердце, конечно, екнуло и провалилось вниз.

— Ведь Сирены не было, — пролепетала я, пытаясь отшутиться, чтобы только не сделать какую-нибудь глупость — например, поцеловать его.

— Не было, — согласился он, глядя на меня серьезно.

Я сделала попытку подняться, потому что все это было невыносимо. Потому что руки сами тянулись обнять его за шею. Потому что хотелось подставить ему для поцелуя губы. Закрыть глаза. Слушаться. Довериться. И будь что будет.

Я дернулась, но его руки крепко меня держали.

У меня кружилась голова, внутри все тянулось к нему на встречу, как будто из меня пытался прорасти какой-то огромный и прекрасный цветок. Я крепилась из последних сил, чувствуя, что сейчас просто разрыдаюсь.

— Отпустите, — попросила я еле слышно. — Я так больше не могу.

— И я так больше не могу, — прошептал он и раздвинул губами мои губы.

Я вздохнула, окончательно сдаваясь. Теперь мне все равно.

Пусть думает, что хочет. Пусть я дура, пусть я делаю глупость, о которой потом пожалею, но это — потом.

Сейчас есть он и я.

Он перевернулся со мной в руках, и я почувствовала, что проваливаюсь в мох. Вздохнула и обняла Айлина за шею. Закрыла глаза, отдаваясь этой жаркой волне, которая поднималась у меня изнутри, раскрываясь навстречу — его рукам, губам, теплу и тяжести его тела. Огромный цветок внутри, уже ничем не сдерживаемый, стремительно прорастал наружу и вдруг в перерыве между поцелуями вырвался каким-то вздохом-всхлипом:

— Я тебя люблю…

Он поднял голову и посмотрел на меня изумленно.

— Что?.. Как ты сказала?

Я растерялась и была готова уже все отрицать. Какая я идиотка! Призналась в любви!

— Ты сказала это на языке идинов, — сказал Айлин растерянно.

— На языке идинов? — пролепетала я. — Я не знаю их языка.

— Знаешь, — он улыбнулся, поднялся и помог подняться мне. — Я чувствовал, что ты из заклинателей. Еще когда ты только в первый раз вошла в манеж, я понял, что ты, несмотря на свой гордый вид и работу в Лаборатории «А», сможешь поладить с идинами.

— Я не могу знать язык идинов, ведь я всю жизнь работала с программами и расчетами, я никогда не была в лесу, я…

— Это дар от рождения. Ему не учатся — он либо есть, либо нет. Возможно, твой отец был заклинателем или мать.

Родители… Ведь я их не помню! И даже не знаю, где искать родственников. Дядя Эдус пытался, но никого не нашел. Отец мог быть заклинателем? Или мама? Они жили в лесу?

Айлин подозвал идина.

— Попроси его опуститься на колени, — сказал Айлин.

Я смотрела на идина и ничего не могла сказать.

— А если так? — спросил Айлин и обнял меня сзади.

Внутри опять стал подниматься и раскрываться диковинный цветок. Но я больше не хотела вести себя, как идин. Это глупо! Призналась ему в любви, целовалась с ним, а он…он ведет себя, как заклинатель и делает со мной, что хочет. Нет уж!

Я решительно высвободилась из объятий Айлина.

— Я не знаю языка идинов, все, что сейчас произошло — чистая случайность, — сказала я как можно суровее. — Извините меня. Это было какое-то помрачение. Возможно, я ударилась головой, когда упа…

Айлин притянул меня к себе и обнял так крепко, что я задохнулась.

— Хватит, — сказал он спокойно. — Я тебя так давно люблю и так давно этого жду, что больше не хочу терять ни минуты.

— Давно? — переспросила я изумленно.

Он кивнул.

— Еще когда ты только первый раз здесь появилась. В этой своей юбке. Сердитая и гордая. Лесная фея. Я даже и мечтать не мог, что ты, сотрудник лаборатории «А», защитница города, такая умная и красивая девушка, когда-нибудь обратишь на меня внимание…

Я внимательно посмотрела Айлину в глаза — нет, он надо мной не смеялся.

— Все что мне оставалось, это красоваться перед тобой на идине, постоянно прыгать через препятствия, чтобы ты видела… так что не думай, что только ты делаешь глупости. Видишь, я тоже признался.

— Значит, ты все это специально…

Он кивнул.

— А еще помнишь, когда мы упали в первый раз… Я еще тогда хотел тебя поцеловать. Так что больше я тебя никуда не отпущу.

Он опять наклонился к моим губам. И опять я чувствовала себя идином, и опять внутри что-то стало подниматься к нему навстречу — ну и пусть, пусть он мой заклинатель!

— Айлин, — прошептала я, крепче обнимая его за шею. — Айлин…

В дверях манежа раздалось нарочитое покашливание. Мамочки! Мы совсем забыли про учеников!

— Можно я войду? — тоном оскорбленной императрицы поинтересовалась пожилая дама, с которой у нас с Айлином было больше всего хлопот.

— Да, конечно, — ответили мы хором, отпрыгнув друг от друга, и тут же оба хихикнули.

Дама, поджав губы, протопала к нам, неодобрительно качая головой.

Айлин подозвал идина, и мы начали урок.

***

Вечером мы никак не могли расстаться. Айлин провожал меня до дома, мы везли мой велосипед, и останавливались, чтобы целоваться, под каждой аркой моста, у каждого разрушенного здания. Мир плыл и качался у меня перед глазами, мы шатались как пьяные, и выкатившийся на небо Гилеон двоился и казался огромной призрачной бабочкой.