В гостиной Равенкло было много, очень много книжных шкафов. Надеясь найти какую-нибудь информацию о перемещениях во времени, Гарри по два раза исследовал каждую полку, но всё было без толку. Либо подобная информация действительно находилась только в Запретной секции, либо, что намного страшнее, вообще отсутствовала. В любом случае, поиски, на которые Поттеру удавалось выбить время (в основном Альбус тогда был на уроках), ни к чему не приводили.

Возвращаясь к путешествию по гостиным, следовало отметить, что Гарри был приятно удивлён тем, что гостиная Хаффлпаффа во многом была похожа на гриффиндорскую: так же по-домашнему уютно и весело. Только, пожалуй, чуть меньше шума и света из-за того, что гостиная находилась в полуподвальном помещении. Хаффлпаффцы больше, чем другие факультеты походили на одну большую семью. Дружелюбные и открытые, они, объединившись против общей угрозы, могли превратиться в силу, намного более страшную, чем заслуженные «мерзавцы» Слизерина.

Альбус во время визитов в гостиную Хаффлпаффа выглядел действительно расслабленным и… довольным, словно именно эта гостиная напоминала ему о чём-то приятном.

В общем, за две недели в этом Хогвартсе он повидал примерно столько же интересных помещений, сколько за шесть лет в своём.

Солнце уже клонилось к западу, но Гарри совсем не хотел идти в слизеринскую гостиную. Да, там был Альбус, но… Сейчас Поттеру было необходимо подумать и составить дальнейший план действий.

Гарри вышел во двор. Вечер был тёплый — один из последних тёплых дней года. Скоро начнутся дожди, потом — заморозки, а там уже и первый снег не за горами.

«Так. Стоп, — прервал свои размышления Поттер. — Какой, к чёрту, снег? Я не задержусь здесь так долго, даже не стоит думать об этом».

В ответ раздался лишь саркастичный смех внутреннего голоса. Он не разговаривал с Гарри уже четвёртый день, а до этого с каждым часом, потраченным, как он говорил, «на развлечения, а не на поиски», становился всё мрачнее и мрачнее. Поначалу Поттер, не привыкший к такому поведению, пытался успокоить своё вредное внутреннее «я», говоря, что, как только жизнь войдёт в привычное русло, они обязательно займутся поисками, на что внутренний голос отвечал: «Пока мы не займёмся поисками, жизнь не войдёт в привычное русло». Это были его последние слова. Сначала они показались Гарри странными, но потом он понял: внутренний голос прав. Но ведь и сам Гарри тоже был прав! Замкнутый круг какой-то.

Резкий порыв ветра взметнул полы мантии, и Поттеру поневоле пришлось отвлечься от своих дум, чтобы вернуть одежде надлежащее положение.

Гарри осмотрелся. Оказалось, что он, сам того не заметив, пришёл на квиддичное поле. Не став задаваться вопросом, почему именно сюда принесли его ноги, он принял это как данность, знак судьбы, да что угодно — какая разница? У Поттера появилось непреодолимое желание подняться в небо, так высоко, чтобы стало чертовски холодно, чтобы стало трудно дышать, чтобы ощутить себя живым…

Найти сарай с мётлами не составило труда — его местоположение за сотню лет не изменилось. Гарри осмотрел надписи на древках мётел — ни одного знакомого. Либо компания к концу двадцатого века прекратила своё существование, либо поменяла название выпускаемой продукции. В любом случае, сейчас он этого узнать не мог. Выбрав самую прилично выглядевшую метлу, Поттер вышел из пыльного сарая.

Глянув на запад, Гарри отметил, что солнце село почти наполовину.

«Ничего, я ещё успею», — отмахнулся он от мыслей, что пора бы уже возвращаться в замок.

Привычным, отработанным до автоматизма движением Гарри перекинул правую ногу через метлу и, оттолкнувшись от земли, поднялся в воздух. Зависнув в двух метрах над землёй, он прислушался к ощущениям: метла была исправна, легко управляема, висела ровно, не вибрировала. Насколько быстра она была — уже другой вопрос, главное, что она смогла поднять его в воздух.

Рискнув, Поттер поднялся на высоту десяти метров. Всё по-прежнему шло гладко, даже как-то подозрительно, но, решив не зацикливаться на таких незначительных деталях, как только что проснувшееся чувство самосохранения, Гарри отдался ощущениям.

Как давно он не был в воздухе! Как давно не ощущал этого чувства свободы, чувства полёта! Как давно он не чувствовал себя… Всё это время он кем-то притворялся, лгал не только другим, но и себе. Временами он даже верил в то, что говорил. Это стало ошибкой номер один. «Не забывай, кто ты, — сказал он сам себе. — Ты — гриффиндорец. Ты — самый молодой ловец за последние сто лет. Ты — Мальчик-Который-Выжил. Ты — Избранный. Ты — Гарри Поттер».

Далее. Ошибка номер два. Она заключалась в том, что он слишком привязался. К Кейтлин, к Лидии, к Алу. Нельзя было этого делать, потому что… потому. Сердце Гарри Поттера не способно отпускать дорогих ему людей. И не будет ничего, кроме новой боли. Поэтому надо разорвать все ниточки, которые привязывали его к этому миру, резко и с первого раза, и поскорее отсюда убраться.

И вот как раз в этом — третья ошибка. Внутренний голос прав. Они загостились. Пора было вылезать из спячки и переходить к активным действиям.

Гарри сфокусировал взгляд на древке метлы. «Как там? Резко и с первого раза? Ну, что ж».

Дёрнув древко вверх, он стал подниматься. Воздух холодел, очки от дыхания затуманились, и Гарри наскоро протёр их рукавом. Поднявшись, как ему показалось, на достаточную высоту, он огляделся. Здесь, наверху, было туманно, так туманно, что Поттер видел не дальше собственной метлы. Настал тот момент, когда стоило вспомнить, понять, кем он был, причём был на самом деле, чего стоил, какая дорога лежала перед ним и что делать: пойти дальше или повернуть назад.

Гарри направил метлу вниз. Что поможет лучше маленького воспоминания из той, настоящей жизни?

Где-то на задворках сознания возникла мысль, что он не знал, на что именно была способна эта метла, что то, что он собирался сделать, могло быть ей не по силам, но Гарри, как истинный гриффиндорец, бесстрашный и безрассудный, загнал её как можно дальше.

И он стал спускаться. Сначала небыстро, но потом набирая всё большую скорость. Метла держалась молодцом — не Молния, конечно, но всё равно. Ветер сильно бил в лицо, благо, что он был тёплым и сухим, иначе — бр-р-р.

Гарри почти распластался по древку, крепко его сжимая. Он летел уже практически вертикально по направлению к земле, собираясь выйти из пике, как всегда, только у самой земли, но вдруг на трибуне увидел ярко-рыжее пятно.

Поттер вышел из пике намного раньше, чем намеревался, и со всей доступной этой метле скоростью рванулся к трибунам. Радость и счастье переполняли его: сейчас он наконец-то увидит своих друзей. Не задаваясь глупыми вопросами «как» и «почему», он лихорадочно всматривался в пространство рядом с рыжим пятном: там абсолютно точно должно было быть и каштановое.

Гарри подлетал всё ближе и ближе; к рыжему присоединилось что-то зелёное (что уж точно не могло быть Гермионой). И вот, наконец, он парил над самыми трибунами, но, как ни странно, Гермионы там не оказалось. И Рона тоже. А рыжим пятном был Альбус, а зелёным — его шарф. Слизеринский шарф.

Улыбка так и застыла на лице Поттера, а сам он думал: «Мерлин, какой же я кретин!»

Гарри мрачно думал, что сейчас слова Снейпа про его тупость полностью оправдались. Каким идиотом нужно было быть, чтобы поверить в чудо? Даже не в чудо, а в свои собственные больные фантазии. Никогда ещё Гарри так не разочаровывался.

«Не надейся — не придётся разочаровываться, — раздался в голове сухой голос внутреннего «я». — Пора бы уже понять это и повзрослеть. Серьёзно. Ты как ребёнок, который упрямо не желает видеть, что Санта-Клаус — это переодетый в красный халат и налепивший искусственную бороду отец».

— Эй! — в поле зрения Поттера появилась рука Альбуса, которой он махал, привлекая тем самым к себе внимание.

Гарри моргнул пару раз, прогоняя депрессивные мысли, и ответил:

— Привет.

— Привет, — Альбус глубокомысленно закивал, смотря на него, как на больного. — Мы сегодня вообще-то уже виделись. Утром, на первом уроке, на втором, — начал он перечислять, загибая пальцы, — на обеде, на пятом уроке и перед твоим экзаменом.