Пока Геллерт размышлял обо всём этом, Гарри, не отходя далеко от дома, упал в самый высокий сугроб и, раскинув руки и ноги, заворожённо уставился в небо. Геллерт, чертыхаясь и сетуя то ли на себя за чрезмерную мягкость, то ли на Эванса за детское упрямство, а не исключено, что и на обоих, зашагал в том же направлении. Он скептично взглянул на Гарри сверху вниз: тот-то укутался с ног до головы — шапка, шарф, тёплые, хотя уже и сырые, варежки, — а вот Геллерт, ещё утром считавший себя взрослым и разумным человеком, не способным на глупости вроде той, что собирался сделать прямо сейчас, не надел ничего, кроме зимней мантии и тонких перчаток. Скрепя сердце, он натянул на голову капюшон и, раскинув руки в стороны, плюхнулся в снег рядом с Гарри, который всё это время насмешливо наблюдал за его мучениями.

— Добро пожаловать на тёмную сторону, мистер Гриндевальд, — усмехнулся тот. — У нас есть шоколад и котята.

— Не люблю ни то, ни другое, — Геллерт фыркнул. Это что, было своего рода соблазнением?

— Не беда, с нами интереснее в любом случае.

Гарри снова перевёл взгляд на тёмно-синее, почти чёрное небо. Геллерт последовал его примеру… и дыхание перехватило. Звёзды мерцали, словно подмигивали друг другу и тем созданиям далеко внизу, чей век слишком короток. Снегопад замедлился, одинокие большие хлопья снега кружили в затейливом танце. Возникло ощущение, будто он обрёл то, что давно потерял: покой, равновесие.

— Это волшебно, не правда ли? — Гарри искоса и как-то хитро глядел на него, отчего Геллерту стало не по себе. Что-то такое было в его взгляде…

— Да.

Они молча смотрели на небо, будто хотели утонуть в этом мерцающем океане, который бороздят несколько оставшихся в живых звёздных китов. Время летело, стремительно холодало. Наверно, была уже ночь, когда Геллерт наконец поднялся на ноги и протянул руку Гарри, готовясь на корню пресечь любые возражения. Однако их не последовало, и Гарри охотно принял его предложение, напоследок бросив прощальный взгляд на два кукольных силуэта на снегу.

Едва они зашли в дом, щёки и кончики пальцев тут же начало покалывать. В голове проскользнула мысль, что неплохо бы согреться чем-нибудь покрепче кофе, но Геллерт отогнал её. Он и сам отдавал себе отчёт в том, что в последнее время количество бутылок в винном погребе значительно сократилось, да и острота реакций оставляла желать лучшего.

— Я сейчас с удовольствием бы впал в спячку. С норкой и все дела, — сонно пробормотал Гарри, снимая с себя мокрую одежду. Геллерт готов был с ним согласиться.

Потягиваясь и зевая, Гарри устроился в кресле у камина, где, зажжённый заклинанием, весело потрескивал огонь. Геллерт покачал головой, но скорее в силу привычки, чем потому, что был на самом деле удивлён. Повесив мантию на вешалку, он пошёл на кухню. Никакого алкоголя, никакого кофе, горячий чай и тёплый сон — то, что колдомедик прописал.

Вернувшись в гостиную, он отдал Гарри кружку. Тот благодарно кивнул. От камина тянуло теплом… или вовсе и не от него, а от сонного, домашнего, уютного мальчишки Эванса. Геллерт мысленно покрыл себя трёхэтажными ругательствами. Таки да, Ал оказался прав. Как всегда, ничего нового. Тяжело вздохнув, словно окончательно смирившись, он стянул с дивана плед и накинул его на плечи Гарри, который сразу же завозился, устраиваясь удобнее. Только когда присел на подлокотник кресла, Геллерт осознал, насколько устал и как, несмотря на это, легко он себя ощущает.

*

Дни сменяли друг друга, неделя летела за неделей, и Гарри не заметил, как неожиданно подкралось Рождество. Погода испортилась, последние дни выдались отвратительно тёплыми, снег подтаял и смешался с грязью, время от времени моросил холодный дождь вперемешку с сырыми снежными хлопьями. О прогулках и играх пришлось забыть, и это огорчило Гарри: он только вошёл в раж, только почувствовал то, чего был лишён в детстве, и вот такой облом.

Ал обещал вернуться к Рождеству, и Гарри — как и Геллерт, даже биться об заклад не нужно — ждал этого момента больше, чем само Рождество. Судя по письмам, Альбус был в приподнятом настроении, и никакие итоговые экзамены не омрачали его настрой. Он писал о подарках и неком сюрпризе, который заставит Гарри и Геллерта «задохнуться от восторга». Это, однако, интересовало Поттера в последнюю очередь. У самого него, к слову, всё ещё не было подарков ни для Ала, ни для Геллерта. Откровенно говоря, он просто не знал, что подарить: оригинальность никогда не была его сильной стороной. Выбор подарков всегда был для него карой небесной или чем-то вроде, и этот раз не обещал стать исключением.

Раз за разом на протяжении недели они откладывали поход на Косую Аллею в меру тех или иных обстоятельств: то Батильде требовалась помощь с вычиткой рукописи (Геллерт эту просьбу услужливо проигнорировал, но Гарри, конечно, не мог отказать), то Геллерту пришло какое-то срочное письмо и он снова закопался в своём уголке из тайн и секретов, то погода за окном совсем не располагала к долгой прогулке. В итоге из Годриковой Впадины они выбрались лишь в последний день перед Рождеством. Геллерт и от этого был не в восторге, но Гарри удалось убедить его в том, что Рождество без ёлки и не Рождество вовсе, и вообще, он же не хочет, чтобы Ал расстроился! Закатив глаза и скрепя сердце, Гриндевальд согласился на вылазку.

Косая Аллея была переполнена. Буйство красок, суета, шум, радостные возгласы детей и их светящиеся счастьем глаза — всё это в считанные секунды привело Гарри в дикий восторг, и он вполне успешно слился с толпой восторженной ребятни. Геллерт держался спокойно, казалось, его всё это нисколько не трогает, но Гарри знал, что где-то глубоко-глубоко в его душе за угольно-чёрной шторкой танцуют крошечные еноты в красочных носочках.

Они обошли каждую лавку. Буквально. Гарри так и тянуло всё увидеть, потрогать каждую ёлку, вдоволь надышаться запахами хвои, солёной карамели и шоколада. С горем пополам он всё-таки сумел выбрать и подарки. Для этого им с Геллертом пришлось разделиться (у того, по его словам, были какие-то невероятно важные дела, но Гарри готов был побиться об заклад, что проблема подарков — головная боль не для него одного). Впрочем, это было даже удобнее: без каких-либо насмешек, ехидных комментариев и просто-напросто присутствия над душой он справился со всем запланированным, пусть и не так быстро, как рассчитывал. Дольше всего, уже вновь встретившись под вечер около аллеи деревьев, они выбирали ёлку, пока не остановили выбор на высокой, пушистой, дурманящей пряным ароматом, тёмно-зелёной ели, в которую Гарри влюбился чуть ли не с первого взгляда. Уменьшенные пакеты, завёрнутые в праздничную ало-зелёную упаковку коробки и ель были уменьшены и спрятаны в карманы. Гарри облегчённо выдохнул, как будто у него гора свалилась с плеч, причём не только фигурально выражаясь.

— Мне нужно кое-куда заскочить по пути, — сказал Гарри, когда они подходили к «Дырявому котлу». — Возвращайся домой, я буду чуть позже.

Геллерт остановился и развернулся к нему.

— А что, — подозрительно прищурился он, скрестив руки на груди, — составить тебе компанию нельзя?

— Можно, конечно, — с секундной задержкой растерянно отозвался Гарри. — Не думал, что ты захочешь.

Это Гриндевальд оставил без ответа.

— Руку, — вытянув ладонь, скомандовал Гарри. Геллерт (почти даже не раздумывая, доверие вышло на новый уровень!) ухватился за его ладонь, после чего их сразу же подхватил вихрь аппарации.

— Где мы? — брезгливо оглядывая обшарпанные стены зданий, обклеенных листовками, ржавые сточные трубы и грязь под ногами, подозрительно спросил Гриндевальд.

— Да у тебя сейчас сердечный приступ случится! — усмехнулся Гарри, пустив в голос пару иронических ноток. — Сейчас я выведу тебя из тёмного страшного места и провожу в светлое уютное кафе.

Геллерт пробормотал что-то себе под нос — Гарри не разобрал — и угрюмо умолк, спрятав руки в карманы. Поттер хмыкнул: вот уж кто, наверное, впервые чувствовал себя не в своей тарелке.