— Нам пора, — голос Геллерта раздался над самым ухом. Гарри вздрогнул. Отчего-то нервы сыграли с ним злую шутку, и всё воспринималось острее, чем обычно.

— Нет, — слегка заторможенно отозвался он, качнув головой. — Нужно помочь тем магглам.

— Каким магглам, Гарри?

Сфокусировав озадаченный взгляд на Гриндевальде, он заметил, что тот так же удивлённо смотрел на него самого. Опомнившись — уже в который раз, — что Геллерт не понимал парселтанг, Гарри рассказал о том, что услышал от Гонта. Тут же целый спектр эмоций отразился на лице Геллерта: непонимание, недоверие, осуждение и наконец — смирение. Он ничего не сказал, даже не издал ни единого звука, то ли смирившись, то ли решив не спорить в данный конкретный момент.

Деревня гудела, повсюду были люди, что-то кричавшие, бегавшие туда-сюда с вёдрами воды наперевес и не замечавшие ничего вокруг, помимо оставшихся непотушенными очагов пламени, плакали дети, и истошно вопили животные. Небо озарилось ярко-алым заревом, плавно переходившим в тёмно-синее бескрайнее звёздное небо. Туман рассеялся, и Гарри мог бы пересчитать все созвездия, хотя и знал их не особо много, но время было совсем не подходящее. Время ему вообще никогда не подходило.

Он не помнил ни как отвлекал магглов с помощью магии, ни как тушил последние огненные всполохи, ни как восстанавливал сгоревшие дома, ни как стирал магглам память о произошедшем за последние несколько часов, — а может, всё это и вовсе делал Гриндевальд, — но осознал, что происходит, лишь тогда, когда Геллерт, аппарировав их обратно в свою комнату, уже разматывал шарф и расстёгивал пуговицы его мантии. Гарри чувствовал себя опустошённым. Силы покинули его, а мысли то и дело возвращались то к Марле, то к магглам, над которыми издевался Гонт, то к мёртвой змее, то к хоркруксам, то к идеям, что возникали у него в голове и бросали в дрожь, то к возможности или невозможности изменить время. Он не знал, к чему могут привести его действия, он не знал совершенно ничего и ничего не мог сделать, так в чём был смысл? Зачем Дамблдор отправил его сюда? Зачем вообще это было нужно, если всё заранее обречено на провал?..

Чёртов мир с его чёртовыми правилами, «правильно», «неправильно» и «просто так надо, смирись». Гарри ненавидел его всей душой. И себя вместе с ним.

========== Глава 29. …и неслучайные совпадения ==========

Спальня была погружена в полный, беспросветный мрак, Гарри не видел ничего, кроме тускло блестевших глаз Геллерта и тонкого месяца за окном. Сознание будто затуманилось, подёрнувшись очень тонким, но от того не менее плотным занавесом впечатлений этого вечера.

Словно во сне он наблюдал за тем, что происходило: в камине вспыхнул и заиграл прыгающими язычками пламени огонь, Геллерт, усадив его на край кровати, куда-то ушёл и не возвращался, казалось, никак не меньше половины ночи, но всё-таки вернулся и, присев на корточки напротив него, вложил Поттеру в руку что-то холодное, что, как мгновение спустя отметил Гарри, было бокалом, почти до краёв наполненным тёмно-красным, казавшимся в сумраке почти чёрным, вином. Гарри наблюдал и осознавал, что то была явь, как осознаёшь, когда спишь, что тебе всего лишь снится сон, не становящийся тем не менее от этого осознания менее реалистичным, но явь эта, наоборот, казалась сном.

— Пей, — поднеся его руку с бокалом в ней ко рту, велел Гриндевальд. Голос его звучал мягко, но в то же время не терпел никаких возражений. Гарри послушно — хотя скорее всё ещё не осознавая до конца, что происходило, — сделал большой глоток. Резкий сладко-горький вкус показался ему неприятным, вино, проскользнув в желудок, тут же стало неприятно греть, а после — и вовсе обжигать внутренности, сердце забилось раненой птицей, захотелось возмутиться, но сил не осталось, а Геллерт был слишком настойчив, безмолвно заставляя осушить бокал полностью. С каждым новым глотком вкус вина менялся, становясь поначалу весьма терпимым, а позже и вовсе довольно приятным. Теперь оно не обжигало, а приятно грело, кружило голову и избавляло от лишних мыслей, что тяготили его. Немного расслабившись и раскрепостившись, Поттер потянулся, разминая затёкшие мышцы. — Теперь лучше?

Гарри неопределённо качнул головой, но Геллерт, расценив это как согласие, удовлетворённо кивнул. Приподняв его голову за подбородок и заглянув в глаза, он усмехнулся, заметив каплю сонливости и чуть больше — опьянения во взгляде Поттера.

— А теперь ты расскажешь мне, что там происходило?

Гарри повёл плечом. Он не хотел углубляться в подробности, не хотел вообще что-либо рассказывать. Заметив его нежелание, Гриндевальд подлил в его бокал ещё вина. Гарри усмехнулся. Намеревался ли Геллерт его споить, раскрепостить или просто успокоить нервы, но этот жест заметно повеселил его. Залпом осушив бокал, — в голову ударила очередная порция алкоголя, сознание поплыло, унося с собой всю тяжесть прошедшего дня, месяца, года, жизни, — Поттер откинулся на подушки и протянул руку к потолку, словно пытался что-то поймать. Геллерт лёг рядом, подперев голову рукой и прожигая его взглядом. Вздохнув, Гарри начал сухо и коротко излагать факты, но эмоции захлестнули его, и несколько фраз, которыми он планировал описать саму суть, превратились в длинный монолог.

— Мне нужно было забрать кое-какие вещи, которые… очень важны для меня, — помолчав немного, размышляя, стоит ли вдаваться в подробности, он продолжил: — Я знал, что они были у них, у Гонтов. Гонты — последние прямые потомки Салазара Слизерина, они кичатся своим происхождением, своими цацками, своим наследием, считают себя выше не то что магглов, но и волшебников, даже чистокровных, — Гарри усмехнулся. — Они же, чёрт их подери, наследники Слизерина. Я знал кое-что о Марволо Гонте. Противный, высокомерный, безжалостный и не видящий ничего, кроме собственного «я». Одним словом, я знал, к чему следует быть готовым, но нас встретила девушка, Марла, его, как позже выяснилось, сестра и по совместительству жена.

Я никогда не слышал о ней, не имел ни малейшего понятия даже о самом факте её существования, что совсем не удивительно: она сама не хочет, чтобы о ней узнали. Она слишком гордая, слишком упрямая, слишком сильная, чем-то она даже напомнила мне Лидию, но, в отличие от неё, Марла не хочет что-либо менять. Нет, она не боится. Она просто не хочет. Она видит вещие сны о своём будущем и верит, что попытки изменить его окажутся тщетными. То, что мы придём, она тоже видела. И знала, что мне было нужно. И поэтому сразу сказала, что не может отдать мне ни медальон, ни кольцо потому, что иначе сама пропадёт. Хотя не знаю, что было бы хуже: смерть или жизнь, которую ведёт она.

Странно это или нет, но в голове постоянно крутились мысли: «Сорви медальон с её шеи, оглуши Гонта, упеки его в Азкабан за все его преступления, забери кольцо и исчезни в неизвестном направлении, возьми то, что тебе нужно, и не думай о том, правильно это или нет, от того, что ты сделаешь так, как нужно тебе, мир не перестанет крутиться, и конец света тоже не наступит». Я даже сделал уже было шаг — оставалось протянуть руку к её шее и дёрнуть, но потом я подумал: а что станет после этого с Марлой?..

— Ты слишком много думаешь о других людях, — прервав его, проворчал Гриндевальд, успокаивающе поглаживая его живот. — Совсем как Ал. И даже сегодня, помимо той девчонки, ты стал думать о магглах, наплевав никак не меньше чем на десяток законов и статутов.

— Я безнадёжен, — тихо рассмеявшись, хотя абсолютно ничего смешного в этом не было, и уткнувшись носом в шею Геллерта, ответил на это Гарри.

— И правда.

На протяжении нескольких минут слышалось только медленное дыхание, треск огня в камине и тихое курлыканье посапывавшего Блэкфайра. Геллерт гладил Гарри по голове, его пальцы путались в волосах, время от времени задевали шею, приятно щекоча. Лёгкие прикосновения и умиротворяющая тишина убаюкивали Поттера, его клонило в сон, но тут Гриндевальд снова заговорил.

— Так ты правда знаешь парселтанг.