Едва укрыв их, Марла трясущимися руками достала из кармана медальон Слизерина и застегнула цепочку на шее. Толстая цепь обвила её, словно ошейник, а слишком массивный медальон уродливым клеймом выделялся на груди. Пригладив волосы и заложив руки за спину, она выпрямилась, насколько позволил ей это сделать объёмный живот, и устремила взор прямо перед собой. Едва Марла вскинула голову, в проёме, где должна была находиться дверь, ведущая на кухню, появился плотный низкорослый мужчина.
Марволо Гонт был человеком неприятной наружности. Неопрятный и грязный, он выглядел не младше сорока лет, но Гарри знал, что ему никак не могло быть больше тридцати. Тёмные сальные волосы, в которых уже просвечивала седина, клоками торчали в разные стороны, маленькие глаза со злостью смотрели на всё вокруг, но особенно — на Марлу. Запах алкоголя, что доносился от Гонта, душил Гарри, вызывая тошноту и отвращение. Медленно, переваливаясь с ноги на ногу, Марволо подошёл к сестре.
— Ты снова его снимала, — просипел он, протянув руку к шее Марлы и поддев медальон Слизерина. Краем глаза Гарри уловил на его среднем пальце то, что видел уже несколько раз в своей жизни, — массивный перстень Певереллов. — Снимала?!
Его окрик вспорол тишину, отразившись от и без того напряжённых нервов Гарри. Тот хотел шагнуть вперёд, оглушить его, запереть в Азкабане на всю жизнь и избежать одним махом кучи проблем, включая недоразумение по имени Том Риддл, но Геллерт крепко удерживал его за локоть, а где-то на задворках сознания слышался едва уловимый голос внутреннего «я», говоривший, что неправильно, нельзя, запрещено вмешиваться в ход истории.
— Снимала, я спрашиваю? — замахнувшись, Гонт отвесил Марле тяжёлую пощёчину, отчего та пошатнулась, но с трудом устояла на ногах. — Какое оправдание своему ничтожеству ты придумаешь на этот раз?!
— Моё оправдание, — гордо выпрямившись и вскинув голову, ответила Марла, — всё то же. Этот медальон уродлив и весит несусветно много, из-за чего мне, а через меня твоему драгоценному отпрыску, — она указала на живот, — трудно дышать.
Её слова, казалось, лишь сильнее рассердили Марволо. Стиснув пальцы на её шее, он зашипел:
— Это называется «перехватывает дыхание от подобной чести», от того, что ты родилась в этой семье, что ты наследница двух величайших магических родов. Ты должна быть счастлива даже видеть такие вещи, не говоря уже о том, чтобы носить их.
— Да, — сухо отозвалась Марла. — Я просто на седьмом небе от счастья.
Гарри покачал головой. Марла не хотела ничего менять в своей жизни, опасаясь вызвать гнев судьбы или мужа, но в то же время дерзила и упрямилась, делая всё для того, чтобы вывести Гонта из себя.
Спохватившись и вспомнив, видимо, о гостях, Марла несколько побледнела и поспешила заговорить Марволо:
— Где ты был? Мне кажется, я слышала запах дыма.
— Проучил парочку магглов, — сменив гнев на ворчание, буркнул тот. Было видно, что подобный вопрос, который, кажется, весьма редко звучал из уст Марлы, польстил ему. Этот ответ заставил её едва заметно повести плечами. Желудок Гарри неприятно закрутило, и он обернулся, чтобы проследить за реакцией Геллерта, который по иронии жанра придерживался — или будет придерживаться — примерно тех же взглядов, что Гонты, но лицо того не выражало ровным счётом ничего. Заметив его пристальный взгляд, Геллерт удивлённо вскинул брови, будто спрашивал, в чём дело. Только тогда Гарри вспомнил, что он не мог понять, о чём шла речь.
— Расскажешь мне обо всём в гостиной, — Марла потянула его за руку. — Не могу больше стоять, ребёнок слишком тяжёлый…
Гонт скрипуче загоготал.
— Это мой мальчик, мой сын! Настоящий…
— …наследник Слизерина,— устало прикрыв глаза, закончила Марла. — Иди пока, я сейчас приду к тебе.
Марволо протянул к ней руку. Гарри уже приготовился было кинуться на него и убить собственными руками, но тот лишь потрепал Марлу по волосам и, развернувшись, вышел из кухни. В последний раз перед взором Гарри мелькнуло кольцо Певереллов — массивное, золотое с грубо вырезанными в нём узорами и неаккуратным большим чёрным камнем. В тусклом свете мелькнули какие-то линии, выгравированные на камне. Присмотревшись, Гарри скорее вспомнил, чем разглядел, — треугольник с вписанными в него линией и кругом. Подобный он уже видел не один раз: такой же знак, ало-бордовый, переливался на двери в комнату Альбуса, другой, чёрный, в разы больше своей копии на перстне, красовался на стене в самой комнате. Но Гарри был уверен, что видел этот знак где-то ещё, причём не единожды. То была едва уловимая мысль, которую он был готов вот-вот поймать, но она постоянно ускользала, оказываясь всё дальше и дальше. На задворках памяти закрутились смутные обрывки воспоминаний, и внезапно его осенило: при встрече с Бобом Огденом Гонт, когда тыкал ему под нос перстнем, называл это печатью Певереллов. Внезапная мысль охватила Гарри. Он буквально видел, как срывает с шеи Марлы медальон, как оглушает Гонта и, забрав кольцо, исчезает в тумане. Эта мысль была настолько заманчивой, что Гарри готов был поступиться своими принципами; но что будет после? Что станет с Марлой, которая так не хотела что-либо менять и жизнь которой круто повернётся, поступи он как последний дикарь? Да и что это принесёт ему? Чего он добьётся, уничтожив такие реликвии? Лишит Риддла возможности заключить куски своей души именно в них? И что тогда? Юного Тома озарит, и он вместо реликвий использует для создания хоркруксов пустые искорёженные консервные банки или и вовсе песчинки на побережье?..
Тихий вкрадчивый голос внутреннего «я» зазвучал в голове: «Ты можешь поступить куда как проще: тебе лишь нужно убить одного из них — Гонта или Марлу, а лучше сразу обоих, избежав таким образом кучи проблем…»
Это звучало заманчиво, и осознание этого факта бросило Гарри в дрожь. Убивать? Нет, нет и ещё раз нет. Он готов был убить Волдеморта, да и то даже эта мысль вызывала в нём отвращение к самому себе, но убить этих людей, несмотря даже на то, каким мерзким чудовищем был Марволо Гонт, он не мог. И убить Марлу он не мог. Да и какие были бы последствия подобного деяния? Он не знал, как может измениться от его действий мир, и не знал, как тот уже изменился от его связи с Дамблдором и Гриндевальдом. Вмешиваться в прошлое, меняя таким образом и будущее, было опасно. Нужно было действовать осторожно и тихо. Нужно было найти остальные хоркруксы и следить за ними до тех пор, пока не придёт время избавиться от них. И не дай Мерлин упустить хотя бы один из осколков души Волдеморта!..
— Уходите, — одними губами прошептала Марла, повернувшись к ним. — Вам больше нечего здесь делать.
— Идёмте с нами, — дотронувшись до её руки, отчего она вздрогнула, зашептал Гарри. Марла осторожно высвободила руку. Впервые за всё их кратковременное знакомство в её взгляде промелькнуло нечто, отдалённо напоминавшее сожаление и непередаваемую печаль. И дикий страх дикого зверя.
— Марла!
Окрик Гонта разрезал буквально наэлектризованную тишину, как острое лезвие вспарывает кожу, — болезненно и оставляя ничем не поправимые следы. Заглянув Гарри в глаза, она машинально погладила медальон, покоившийся на её груди.
— Уходите.
Развернувшись, она медленно направилась к дверному проёму и скрылась за поворотом, так ни разу и не обернувшись. Мгновение спустя снова раздался противный голос Гонта, в котором перемешивались самодовольство от того, что он поджёг пару домов, проучив их хозяев — магглов-фермеров, отказавшихся отдавать ему овец только лишь потому, что он был великим и ужасным Марволо Гонтом, наследником Слизерина и Певереллов, и сожаление по поводу того, что во время пожара никто не пострадал. Почувствовав, как Геллерт снова потянул его за локоть, явно намереваясь аппарировать их домой, Гарри покачал головой и перехватил его руку. Рано было исчезать. У него ещё были планы.
Рывок аппарации перенёс их к входу в дом Гонтов. На улице уже стемнело, но вдали, в стороне деревни, отчётливо виднелся поднимавшийся к небу столп дыма. Змея, прибитая к двери, больше не шевелилась, безвольно повиснув. Покачав головой, Гарри взмахом палочки выкорчевал гвоздь из промокшего насквозь дерева и, поймав мёртвую змею, выкопал небольшую ямку и, положив в неё змею, присыпал землёй. У него было двоякое отношение к змеям: с одной стороны, с детства у него остались тёплые и искрящиеся весельем воспоминания об удаве из террариума, а с другой, его всё ещё бросало в дрожь от мыслей о том терроризирующем страхе, в котором василиск Слизерина держал на протяжении целого года весь Хогвартс. Но что бы там ни было в его восприятии, ни одно живое существо не заслуживало такой участи. Поттер с сожалением посмотрел на закрытую дверь. Жалость и сожаление сковали его сердце. Никто не заслуживал, да, но некоторые добровольно выбирали такую судьбу.
