— Вы не местные, — не вопрос, а утверждение, к которому добавлялась проскользнувшая в её глазах озадаченность. — Откуда вы? Кто вы? Откуда знаете парселтанг?

— Я Гарри Эванс, — он запнулся, размышляя, стоило ли лгать. — Я тоже наследник Слизерина.

— Наследники Слизерина, — презрительно фыркнув, Марла с трудом поднялась на ноги и, отойдя, стала вглядываться в мутные окна. — Всю свою жизнь только и слышу, что «наследники Салазара Слизерина, того самого», «реликвии», «чистота крови», «честь», «долг», — скользнув рукой в карман платья и что-то нащупав, Марла снова положила ладонь на живот. — Как вы мне осточертели.

Она замолчала, продолжая что-то высматривать в окне, хотя Гарри искренне не понимал, что можно было увидеть в таком сумраке.

— На протяжении двадцати лет, всей своей жизни, я только и слышала эти фразы, каждый день десятки раз. Моя мать была помешана на древних, как сам этот гнилой мир, побрякушках, а отец, сколько его помню, страдал безумием. Брат внушал мне, кем я должна быть, что всегда вызывало у меня дикий диссонанс: с одной стороны, я знатная дворянка, наследница самого Слизерина, его плоть и кровь, наследница Певереллов, ещё чёрт знает кто, но в то же время я ничтожество, служанка и рабыня своего мужа и господина, которая обязана лишь ублажать его, а в итоге произвести на свет пару таких же сумасшедших и помешанных на крови, мучении магглов и мёртвых змеях выродков. Так что не смейте заикаться о наследии Слизерина, мистер Эванс, иначе я не премину воспользоваться чем-нибудь таким, что будет больнее и опаснее Авады Кедавры.

Всё это время Марла не отводила пристального и осознанного взгляда от окна. Гарри слушал этот на первый взгляд равнодушный монолог и с каждым мгновением поражался всё сильнее. Хрупкая с виду девочка пятнадцати лет была жёсткой благодаря урокам жизни и собственной семьи женщиной, чьи взгляды на вещи оставляли желать лучшего, но от этого не были менее реалистичными. В ней не было никаких эмоций, кроме негодования и злости на мир, который был к ней чересчур несправедлив: ни любви, ни тоски, ни печали, ни боли и обиды. Её слова были словами бездны, которой было безразлично всё и все. И всё же отчасти в ней продолжала жить та самая пятнадцатилетняя девочка, которая дико боялась своих брата и мужа.

— Через сорок три часа у меня родится сын, — она заглянула в глаза Гарри. — Муж назовёт его Морфином. Ужаснее имени просто не придумаешь, на самом деле. Марволо не будет чаять в нём души, хотя и души-то у него давно уже нет. А мальчишка будет таким же, как Марволо.

— Откуда вы знаете это? — Гарри был удивлён тому, с какой точностью, хотя и довольно расплывчатой, Марла рассказывала о будущем.

— Мне снятся вещие сны, — она усмехнулась, отчего в трещинках на её тонких бледных губах выступила пара капель крови, которые Марла тут же утёрла тыльной стороной ладони. — Я знаю свою жизнь наперёд. Всё, что меня ждёт в ближайшие несколько лет, — побои, насилие, бесчисленные случаи выкидышей, пара очередных мертворожденных наследников Слизерина, больше похожих на зверей, нежели на людей, и, наконец, относительно здоровая дочь, которая получит имя Меропа. А потом, одной чудесной ночью, когда Марволо перестанет хватать игр с магглами, меня ждут девять кругов ада, после которых наступит вечное забвение.

— Вы видите будущее?

Гарри был озадачен. Никогда прежде он не слышал ничего подобного. Да, с предсказаниями ему доводилось иметь дело, но то, насколько он помнил, были кратковременные периоды, в течение которых старая добрая профессор Трелони изрекала загробным голосом нечто, что должно было до смерти пугать особо впечатлительных и портить жизнь конкретным младенцам, после чего напрочь забывала и произошедшее, и сказанное. А тут… такие подробности заставили Поттера поёжиться.

— Только своё, — Марла кивнула и пристально посмотрела ему в глаза. — Я не знаю, зачем они вам, но я не могу отдать их, как бы ни желала избавиться наконец от всего этого. Кольцо Певереллов всегда при Марволо, он кичится им почти так же, как нашим происхождением, а медальон, — она вытянула из кармана толстую цепь, вслед за которой показался массивный медальон с извивавшейся на ней изумрудной змеёй в форме буквы S, — моё личное клеймо, пропажа которого приведёт к моей ещё более скоропостижной гибели от рук любимого мужа.

Последние слова были произнесены с неприкрытой иронией. Уронив медальон обратно в карман, Марла замолчала. Ждала ли она, что Поттер что-нибудь скажет в ответ, или нет, но Гарри всё-таки рискнул:

— Ваш брат и ваш муж — один и тот же человек, — это даже звучало противно и противоестественно, так что уж было говорить о действительности. — Марволо Гонт.

— Старые добрые кровосмесительные браки, ещё одна моя любимая семейная традиция, — Марла усмехнулась, пожав плечами. — Раньше это пугало меня. Теперь уже не имеет значения.

Помолчав, она продолжила:

— В детстве я думала, что буду особенной, что мне удастся избежать той участи, что была у всех женщин этой семьи, но предопределённости очень сложно противостоять. И всё, возможно, было бы иначе, если бы не моё проклятье, которые некоторые по глупости своей считают даром.

— Вы знали, что мы придём?

— Как думаете вы сами? — заметив растерянный вид Поттера, Марла вздохнула, поджав и без того тонкие губы. — Я знала.

— Тогда почему вы пытались прогнать нас? К чему всё это было? — Гарри искренне не понимал, зачем были нужны все те сложности.

— Мои видения не театр, господин Эванс, — сухо вымолвила Марла. — Я знала, что вы явитесь. Я знала, зачем вы придёте. Но когда это произойдёт, что тогда случится и что будет после, было и является для меня такой же тайной мироздания, как для вас.

Тяжёлое молчание повисло в воздухе. Гарри одолевали смутные чувства: с одной стороны, он не добился ровным счётом ничего, но с другой, тяготило его совсем не это, а судьба стоявшей напротив него девушки. Молодая женщина с лицом ребёнка и взглядом старицы, она знала свою судьбу наперёд, знала обо всех кошмарах, что должны будут стать явью, ненавидела свою жизнь и свой дар, который по большему счёту был скорее проклятьем, не любила и жалела своих ещё не рождённых детей, презирала брата, ставшего её мужем, насильником, тюремщиком, но ничего не могла изменить. Или не желала что-либо менять?

— Не нужно меня жалеть, мистер Эванс, — покачала головой Марла, заметив что-то такое в выражении лица Поттера, что то ли оскорбило её, то ли раздражило. Не желая продолжать эту тему, она посмотрела поверх его плеча и с почти неуловимой усмешкой проговорила: — У вашего спутника такое выражение лица, будто его кровь сейчас вскипит.

Вздрогнув, Гарри обернулся. Он совсем забыл о Гриндевальде, о том, что, собственно, говорил на парселтанге, и где вообще находился. Лицо Геллерта не выражало ровным счётом ничего. За весь разговор он не вымолвил ни слова, не издал ни единого звука и вообще не выказал ни капли удивления или возмущения. Поборов отчасти нервное желание хмыкнуть, удивившись тому, что Гриндевальд сдержал слово, Гарри заговорил уже на обычном английском, снова обращаясь к Марле:

— Мы можем чем-то вам помочь?

Она покачала головой, снова запустив руку в карман и принявшись теребить цепочку от медальона Слизерина.

— Мне некуда идти, я не знаю, как жить иначе, и не знаю, что делать с этим, — кивнув на свой живот, Марла провела рукой по волосам. Вид у неё был такой, будто и сама она уже сотни раз думала об этом, а может, даже предпринимала попытки что-то исправить в своей жизни, и каждый раз её попытки увенчивались крахом, и теперь она лишь пыталась убедить саму себя в правдивости того, что говорила.

— Но мы могли бы… — будучи не в силах допустить мысль о том, что Марла останется здесь только потому лишь, что мысли о какой-либо другой, лучшей жизни казались ей неосуществимыми, упрямо начал Поттер, но она прервала его, сердито шикнув.

В тот же момент послышался глухой скрип открываемой двери и тяжёлые шаги. Тут же в дом ворвался шелест деревьев, в ветвях которых путался крепчавший ветер. Лицо Марлы вновь исказилось от эмоций, которые Поттер не мог распознать. Жестом велев Гарри подняться, она затолкала их с Геллертом в неприметный на первый взгляд тёмный угол и взмахом палочки наложила на них дезиллюминационные чары. Гриндевальд застыл, словно изваяние, будто для него в этом не было ничего удивительного, и Гарри даже дыхание его улавливал с трудом. У самого же него удары сердца отдавались в висках, и всё происходящее казалось чем-то далёким и нереальным.