Гарри широко улыбнулся, плавясь в тёплых и нежных объятиях Ала. Он не забыл, но и афишировать это событие не собирался, а мысли о том, что Дамблдор мог помнить, у него даже не возникало. Но это было приятно, очень, безумно приятно, и он чувствовал, как счастье медленно переполняло его, как хотелось взлететь или, может быть, станцевать, или даже попрыгать, словно ребёнок, — тогда бы он точно был похож на Руди. Но он лишь сильнее сжал Альбуса в объятиях, вкладывая в них всю свою благодарность и любовь.

— Да-а, Эванс, с днём рождения, — куда-то в подушку пробурчал Гриндевальд. Гарри хмыкнул, в мгновение повеселев, хотя и не понимал, что в этом было такого смешного. Момент был нарушен, Дамблдор нехотя отстранился, на его лице читалось явное сожаление. Замахнувшись одной из подушек, он обрушил её на голову Геллерта, причитая: — Ты даже не знал! Но всё равно влез, куда не просили! Ты, вредный, упрямый, несносный, испорченный…

Каждое слово он сопровождал новым ударом, делая таким образом большие паузы. Наконец, Геллерт сел, отнял у Дамблдора подушку и, бросив её в дальний угол спальни, перехватил руки Ала.

— И любимый? — усмехнувшись, от чего на щеке образовалась ямочка, он выгнул бровь в своей излюбленной манере.

— И любимый, — тяжко и смиренно вздохнул Альбус, тем не менее строго добавив: — Хватит портить такие моменты.

— Я спас Эванса, дав ему шанс свободно дышать, между прочим. Правда ведь, Эванс?

Они оба обернулись к Гарри, который всё это время трясся, уткнувшись лицом в подушку и беззвучно смеясь. Ал застонал, откинувшись назад, и мученически простонал:

— Вы оба невыносимы. Несносны. Неуправляемы.

В ответ на это Гриндевальд, нависнув над ним и загадочно сверкая глазами, таинственно проговорил:

— Мы — твоё проклятье, предназначенное тебе самой судьбой.

— Почему проклятье? — озадачился Альбус. — Хочешь сказать, я проклят?

— Все мы так или иначе прокляты, — Геллерт сел и безразлично пожал плечами. Гарри пригляделся к нему. Ему действительно было всё равно, как будто то, что он говорил, было обыкновением. Как будто они вели эту беседу уже несколько часов кряду и сейчас был подведён итог, гласивший: «Всё, ребят, расходимся, мы прокляты, пошли спать». Так странно.

— Ну не знаю, я не согласен, — Альбус тоже сел и скрестил руки на груди. — Думаю, сама жизнь — это дар, и всё, что у нас есть, — тоже дары. Судьбы, богов или кого там ещё. Потому что, если это проклятье, можно представить, что нас нет друг у друга, что-то вроде жизни без этого проклятья. Стали бы мы от этого счастливее? Свободнее? Увереннее? Ведь, по идее, без проклятья мы должны чувствовать себя лучше, разве нет? Так что, Лер, было бы тебе лучше без меня?

— Ал, тихо, — Геллерт взял его руки в свои и сильно сжал. — Нет, конечно же, не говори откровенных глупостей.

— Вот видишь. И я не был бы счастливее без тебя, — тихо отозвался Дамблдор и повернулся к Гарри. — И без тебя, Гарри.

Альбус, довольный и почти мурчащий, словно кот, улёгся на кровать, похлопал по обеим сторонам от себя, приглашая Гриндевальда и Поттера лечь рядом. Было неудобно и тесно, но Ал чувствовал себя счастливее всех людей на свете вместе взятых. Это было невероятно — чувствовать, как Лер самыми кончиками пальцев оглаживал его ладонь, наверняка вырисовывая знак Даров, как Гарри теснее прижимался к его боку, а непослушные волосы щекотали нос, как родные и любимые запахи перемешивались в один. Запах счастья, семьи, дома…

— А у меня завтра тоже день рождения, — неожиданно даже для самого себя оповестил Дамблдор. Возможно, он хотел лишь подумать об этом, но вышло вслух.

— Мы знаем, Ал, — засмеялся Гарри. Как-то непроизвольно вышло у него это «мы». Но с другой стороны, Гриндевальд ведь всё равно знал, так что да, они знали.

— Я знаю, что вы знаете. Так к чему я веду, — Альбус пустился в рассуждения. — Если судьба есть и она дарит-таки подарки, то, может, ты — мой подарок, Гарри?

— А я, видимо, прохожий с улицы, — тут же недовольно проворчал Геллерт.

Дамблдор засмеялся.

— Нет, что ты, милый. Ты, наверняка, и есть судьба. Щедрая, благосклонная и необычайно добрая.

— М-м, да, я такой, — Гриндевальд ухмыльнулся и скосил дразнящий взгляд на Гарри. Альбус же тем временем продолжал.

— Или наоборот, я — твой подарок.

— С каких пор ты веришь в судьбу, предначертания и всё такое? — с улыбкой спросил Поттер, перевернувшись на живот и с интересом наблюдая за Альбусом. Тот на мгновение задумался, выглядя чрезвычайно сосредоточенным и серьёзным. Геллерт тоже с интересом следил за ним.

— Ну, да, — глубокая морщина пролегла меж бровей Дамблдора. Смотрелась она чудовищно непривычно, была совсем не к месту и лишь портила прекрасное, всегда такое радостное и сияющее лицо Ала. — Ты прав. Всё это глупости, и мы сами строим свою жизнь. Правда ведь? — он поочерёдно посмотрел на обоих, Геллерта и Гарри. Гриндевальд кивнул.

— Конечно, Ал, — мягко улыбнулся Поттер. На душе у него было тревожно. Нет, кошки не скребли, но какая-то дикая тоска сковала сердце. Судьба или не судьба, но не здесь он сейчас должен был быть, не в объятиях Ала, не в одной постели с Геллертом, не в этом веке, не в этой жизни, но. «Но». Он не знал, что скрывалось за этим «но», но там определённо что-то было.

— А теперь пойдёмте есть торт! — радостно оповестил Ал, даже подпрыгнув от предвкушения на кровати. — Шоколадный, со взбитыми сливками и кусочками фруктов. Вам понравится.

*

Совы прилетели в тот самый момент, когда Ал подносил ложку с кусочком торта ко рту. Разочарованно посмотрев на почти нетронутый торт, на пару сов, яростно бившихся в оконное стекло, снова на торт и снова на сов, он разочарованно поставил тарелку на стол и пошёл открывать окно. Птицы по-хозяйски впорхнули в столовую, собравшись было приземлиться на стол, прямиком рядом с действительно шикарным и вкусным даже на вид тортом, но Дамблдор не позволил. Гарри наблюдал за всей этой картиной, тихо посмеиваясь, изо всех сил удерживая себя от громкого взрыва хохота. Геллерт казался невозмутимым и всё так же неторопливо потягивал кофе (от торта он наотрез отказался, предпочитая «попробовать его с чьих-нибудь губ». Не уточнялось, с чьих именно, но было вполне ясно), но Поттер видел, как он то и дело прикусывал щёку, сдерживая ехидную улыбку.

Закончив воевать с птицами и забрав-таки у них письма, Альбус, уже прилично растрёпанный и рассерженный подобным нахальством, выпроводил их в окно, даже не отблагодарив, что совсем было на него не похоже. Но с другой стороны, ни одна сова до этого не смела зариться на его торты.

— Что там? — полюбопытствовал Гарри, заглядывая Дамблдору через плечо.

— Список учебников для Эбби и результаты наших экзаменов, — глухо откликнулся тот. Поттер заметил, как руки его мелко дрожали от внезапно охватившего волнения, и спросил:

— Ал, всё в порядке?

Дамблдор качнул головой, силой воли унимая дрожь.

— Да, — не сразу отозвался он. — Да, всё в порядке.

Он протянул Гарри его конверт и отвернулся, вскрывая, по-видимому, свой. Поттер бросил обеспокоенный взгляд на Гриндевальда. Тот пожал плечами — «это Ал, ты же знаешь, тот ещё пай-мальчик, оценки, мнения и всё такое», но всё-таки лениво поднялся с места и подошёл к Дамблдору. Гарри немного расслабился. Уж в чём-чём, а в том, что касалось Альбуса, на Гриндевальда можно было положиться.

С долей безразличия Гарри вскрыл свой конверт. Становиться аврором теперь не имело никакого смысла, да и не хотелось, в общем-то, а перспектив было — раз… и раз. Всю жизнь проработать в кафе, бок о бок с вечно ворчавшей Лидией, состариться и умереть, как все нормальные люди. Хотя кого он обманывал, когда это он был нормальным.

Трансфигурация, Зельеварение и Гербология — «Выше ожидаемого», Чары и Защита от тёмных искусств — «Превосходно». Что ж, в принципе, вполне ожидаемые и закономерные результаты, правда, в Зельеварение, несмотря на довольно-таки неплохие оценки в течение года, всё ещё как-то не верилось. Что касалось их общего с Алом проекта, — за который они, к слову, получили десять баллов из десяти — тут Гарри снова одолела досада: воспоминание было не из приятных, а уж мысль о впустую потраченных силах, нервных клетках и времени и вовсе угнетали.