К дому Батильды они, уставшие и грязные, подошли уже вечером, когда в воздухе витал приятный сладковатый запах трав и пыли, а солнце светило прямо в глаза, окрашивая мир в золотые краски. Ал не стучал — просто отворил дверь, предлагая им пройти внутрь и немедленно приступить к делу. Геллерт, в очередной раз пробурчав что-то нелицеприятное, принялся за потолок, не дав Поттеру даже подумать о том, чтобы притронуться к росписи. Время тянулось медленно, Ал рассказывал Гарри сказки барда Бидля, немного жутковатые, но чем-то очаровывавшие — чего только стоило одно «Волосатое сердце колдуна»! Геллерт был погружён в свои мысли, не замечая, кажется, ничего вокруг. Поначалу Батильда не появлялась, и к Поттеру начали закрадываться мысли, что она вообще могла ничего не знать об этой задумке Дамблдора, но ближе к ночи она пришла, о чём-то пошепталась с Альбусом, ехидно поглядывая на племянника и Гарри, и снова скрылась, вернувшись, по-видимому, к своему писательству.

Наконец, Дамблдор смилостивился, разрешив закончить с помощью магии, и даже немного помог, за что получил благодарную, полную раскаяния улыбку Поттера и одностороннюю усмешку Гриндевальда, словно говорившую «я же знал, что ты не сможешь спокойно смотреть на мои страдания».

Когда всё было кончено и они вышли на улицу, дуновение прохладного ночного ветра показалось новым глотком жизни, свежим и таким долгожданным. Уже стемнело (чёрт знает, который это был час после полуночи), серо-сизое небо отражало настроение каждого из них, кроме Ала, который был вполне удовлетворён и не испытывал ни капли сочувствия или жалости.

Гарри выгнулся и откинул голову назад, разминая затёкшую шею и затёкшее всё. Всё болело. То есть действительно всё, даже то, что, по идее, не должно было. За выходку Геллерта, в которой Поттеру волей-неволей пришлось принять участие, Альбус наказал их очень сурово.

— Бодрее, Эванс, — усмехнулся Гриндевальд, дразняще выгнув бровь и озорно сверкая глазами. Кажется, к нему вернулось ядовито-ироничное расположение духа. Что ж, хоть к кому-то. — Всё не так уж и плохо. В сущности, могло быть куда как хуже.

— Хуже? — оскорблённо прищурился Ал, взгляд которого не обещал ничего хорошего.

— Молчал бы, — в то же мгновение пробурчал Поттер. Его злило, что Гриндевальд был таким радостным, когда он сам был полностью выжат, словно лимон. Злило, что он, видимо, отделался слишком легко, манерный белоручка. Внезапно взгляд Поттера наткнулся на теперь уже пустые вёдра. Мысленно проклиная себя за то, что забыл, потому как с ведром это выглядело бы намного эпичнее, он направил палочку на Геллерта, окатив того с ног до головы струёй ледяной воды.

Ал смеялся, и Гарри смеялся вместе с ним, потому что не мог не смеяться — до того комично и несвойственно ему самому выглядел Гриндевальд. Вода стекала с волос и одежды, прилипшей к телу, зубы были стиснуты так сильно, что, казалось, был слышен их скрип, а пальцы — напряжённо выпрямлены, словно натянутые струны. Он был зол. Чертовски зол. Широко улыбнувшись и разведя руки в стороны, Гарри невинно бросил:

— Я же обещал.

В следующее мгновение реальность смазалась — ледяной холод обжёг кожу, а слух резанул ещё более громкий хохот Дамблдора, согнувшегося от одолевавшего его смеха, и такой же невинный, как до того был у него самого, но на самом деле плохо замаскированный убийственный голос Лера:

— Я же тоже.

Гарри снова засмеялся, хотя и было совсем не до того, просто Ал на него так действовал. И в следующее мгновение они с Гриндевальдом, не сговариваясь, одновременно окатили холодной водой Ала. Чтобы отомстить или чтобы успокоить — Поттер ещё не разобрался, но почему-то очень хотелось это сделать, практически до боли. Всё ещё смеясь, но теперь уже будучи мокрым, как и они, Альбус выпрямился и подошёл к ним. Гарри опасливо покосился на Гриндевальда, мысленно укоряя и сетуя, что теперь их ждала ещё одна выволочка, но Дамблдор лишь взъерошил волосы Поттера и всё ещё с нотками веселья в голосе позвал домой.

На втором этаже Геллерт, то ли спутав, то ли всё ещё считая, что нельзя, то ли и вовсе обидевшись на Ала, никого не спрашивая и ни с кем не разговаривая, направился в комнату Гарри и буквально повалился на кровать, даже не удосужившись высушить себя. Ал, увидев это, удивлённо и озадаченно приподнял брови, но тут же расслабился. В сущности, это было к лучшему. Они хотя бы относительно ладили.

— Ал.

Альбус обернулся. Гарри стоял, прислонившись спиной к стене, и премило улыбался, чуть-чуть закусив губу. Дамблдор приблизился вплотную, улыбаясь в ответ и опаляя кожу дыханием.

— Хочешь присоединиться ко мне? — ласково огладив щёку Поттера, практически промурлыкал он.

Гарри перехватил его руку и слегка поцеловал пальцы, медленно и тягуче, плавя Ала в нежности и немного извиняясь.

— Нет, пожалуй, изгнанникам лучше держаться друг друга, — едва слышно проговорил он. — И не досаждать своим присутствием честным людям.

— Ах, вот как, — Альбус тихо рассмеялся, не вырывая тем не менее руки. — Ну что ж, а если изгнанники перестанут быть таковыми?

— Но изгнанники ещё не понесли должного наказания.

— Всякое наказание можно отменить.

Широко, но удивительно невинно улыбнувшись, Гарри прижался к Дамблдору всем телом и посмотрел на него снизу вверх, постаравшись сделать щенячьи глаза.

— Так ты нас прощаешь?

Сработал этот взгляд или нет, Поттер не знал, но склонялся всё же ко второму, потому как чувствовал себя до ужаса глупо. И, скорее всего, Ал просто сжалился над ним, тяжело вздохнув и прошептав:

— Как я могу не простить, когда ты так просишь.

Мгновенно просияв, Гарри подался вперёд, быстро целуя Альбуса в уголок губ, и так же стремительно отстранился, скрывшись за дверью спальни и бросив на прощание:

— Но спать я всё же буду в своей кровати!

Альбус, уже прилично возбуждённый, недовольно застонал, прислонившись лбом к закрытой двери. Это было жестоко, чёрт, очень жестоко, потому что он уже успел предвкусить это долгожданное ощущение, не покидавшее его весь день. Горько рассмеявшись, он ответил, тем не менее сильно сомневаясь, что был услышан:

— Лер на тебя плохо влияет. Просто ужасно.

Он устало поплёлся в спальню, по дороге стаскивая с себя одежду и досадуя о своей незавидной участи — два любовника, а удовлетворять себя придётся самому в ванной. Ну да, он сам себя обрёк на это, и что? Они сами были виноваты. Только вот страдал сейчас он, Ал.

Приняв душ, уняв досаду и сняв напряжение, Альбус вернулся к спальне Гарри. На его стук никто не ответил, поэтому он уверенно толкнул дверь, заходя внутрь.

Они спали. Оба. Грудь каждого мерно вздымалась, они выглядели умиротворёнными, спокойными и безмятежными. Мокрые, грязные, уставшие, по-прежнему сохранявшие видимость вражды, но тем не менее спавшие сейчас в одной постели, пусть и по разные стороны барьера из подушек. Заклинанием Ал высушил обоих (не хватало ещё, чтобы заболели) и с нежностью, затопившей всё его существо, укрыл одеялом. Действительно, на них невозможно было злиться хоть сколько-нибудь серьёзно.

*

Гарри проснулся от внезапно оказавшихся под головой рук, а не подушки, как то должно было быть, и беспокойного шёпота с примесью раздражения.

— Ну подвинься, Лер, — это, несомненно, шипел Ал, стараясь спихнуть тушку Гриндевальда с кровати.

— Ал, отстань, у тебя своя кровать есть, ещё рано, какого чёрта ты вообще поднялся, — сонно бурчал в ответ тот, отбиваясь подушкой, которую стащил у Поттера.

— Сейчас мне нужна именно эта кровать, — упрямо продолжал Дамблдор, не оставляя своих тщетных попыток.

— Тогда скинь Эванса, он мелкий, это будет куда как легче и забавнее.

— Я сейчас тебя пну, — хриплым со сна голосом начал Гарри. — Будет очень больно.

— Ну извини, просто я реалист.

— Гарри!

— Гриндевальд! — зашипел Поттер, почувствовав, что колено уже упиралось ему в спину.

— Гарри, — Ал присел на край кровати, всё настойчивее требуя к себе внимания. Мысленно выругавшись, Гарри сел и принялся шарить руками по тумбочке в поисках очков. Альбус, улыбнувшись, мягко водрузил их на нос Поттера. Гарри заморгал, фокусируя взгляд на улыбавшемся Дамблдоре. Улыбавшийся, да. Это было странно — Ал никогда не улыбался в такую рань. Обычно спал, изредка — зевал и заедал горе в виде раннего подъёма сладостями, но улыбался — никогда. Размышления Поттера были прерваны мягким коротким поцелуем и последовавшим за ним шёпотом: — С днём рождения, Гарри.