— Вот как? А вчера ты меня не любил? — протянул тот. Глаза Альбуса стали подозрительно расширяться, и Гарри, боясь, что если Дамблдор снова сделает щенячий взгляд, то он не выдержит такого морального давления и точно останется, распахнул дверь и чуть ли не вывалился наружу.

Последнее, что он услышал, прежде чем дверь за ним затворилась, были смех Ала и его слова о том, что он будет ждать. Гарри прислонился к двери и широко улыбнулся. Всё это определённо было странно и, как он уже говорил, непривычно, необычно, да и вообще просто невероятно, если честно. Но он определённо был счастлив.

*

Вернувшись в спальню, Альбус счастливо повалился на кровать. Геллерт зашипел, всем своим видом выказывая недовольство и пренебрежение. Прильнув к нему, Ал довольно улыбнулся, даже не стараясь скрыть своего счастья. Да и зачем бы он стал это делать? Зачем, ведь ничего постыдного и предосудительного он не сделал, да и сейчас не делал и делать не собирался — он просто был счастлив. Просто счастлив, но как же много было в этом маленьком «просто»!

— Он ушёл? — проворчал Гриндевальд, крепко прижимая его к себе. Голос его звучал грубо и ворчливо, но Альбус знал, что всё это было напускным.

— Да, — откликнулся он, довольно жмурясь от всё ещё свежих и ярких воспоминаний и ощущений.

— Чего это ты такой довольный? — подозрительно прищурился Лер, скосив на него взгляд. — Вдруг он снова сбежит в то время, как ты тут валяешься и радуешься непонятно чему?

— Нет, не сбежит, — вздохнул Альбус. — Чего ты такой мрачный?

— Просто я реалист.

Альбус смотрел, как уголок губ Гриндевальда дёрнулся в улыбке, и залюбовался. Чёрт, всё-таки как же ему повезло! Рядом с ним были два самых потрясающих человека на свете, более того, оба они его любили, и он любил их. И что ещё нужно было для счастья? Ну, разве что большую плитку молочного шоколада с изюмом и орехами… Алу хотелось, чтобы каждый человек на свете был счастлив так же, как был счастлив он, и чтобы мир для каждого был так же ярок и прекрасен, как он был ярок и прекрасен для него.

— Он сказал, что не сбежал бы. Сказал, что любит, — поделился Альбус, поднимая голову и заглядывая Леру в глаза.

— Ну, — Геллерт замолчал. Казалось, он не знал, что ответить. Чуть ли не впервые в жизни, наверное. — Для начала не так уж и плохо, верно?

— Это хорошо. Это просто потрясающе, — кивнул Альбус. — Но что ты с ним сделал?

— Я? — если бы не знал Гриндевальда слишком хорошо, лучше, чем тот сам себя знал, Ал подумал бы, что он был искренне удивлён. И сам бы от этого удивился не меньше. Продолжая сверлить Лера взглядом, Альбус даже не мигал, чтобы не испортить впечатление. Так они и смотрели друг на друга — долго и пристально, но сдаваться первым Ал не собирался, хотя выносить проникавший прямо в душу, выворачивавший нутром наружу взгляд становилось всё труднее. Наконец, Геллерт моргнул и почему-то усмехнулся. Такие усмешки обычно ничего хорошего не обещали, и Альбус незаметно напрягся, ожидая чего угодно. — Ну ладно, так уж и быть, — Лер приблизился к самому его уху и, коснувшись его губами, от чего по коже Ала побежали мурашки, а дыхание резко прервалось, медленно, выделяя каждое слово, заговорил: — Вчера мы с твоим Гарри занялись жарким сексом. Прямо на улице. Прямо под дождём. Прямо без тебя.

На мгновение Альбус потерял дар речи. Что? Погодите-погодите… что?! Только через минуту до него дошло понимание, что это была всего лишь шутка.

— О, — только и смог вымолвить он. Откашлявшись, Ал заставил себя продолжить. — Ну… поздравляю, мистер Гриндевальд. Первый шаг к великому долго и счастливо сделан, — брови Геллерта изогнулись, и Альбус, прежде чем он успел хоть что-нибудь сказать, с коварной усмешкой продолжил: — А со мной можешь так же?

— На улице и под дождём?

Лицо Лера было серьёзным и полным вежливого интереса и терпения, будто ему предлагали не любовью заняться, а потрогать какого-нибудь тарантула, но руки его тем временем уже поглаживали спину Ала, постепенно спускаясь вниз к пояснице и спальным штанам.

— Фи, как грубо! Конечно, нет, — рассмеялся Ал. С готовностью отвечая на прикосновения. — Нет, жарко и горячо, страстно и томно… Или вы не можете, мистер Гриндевальд?

Геллерт зарычал и одним рывком перевернул Ала на спину, нависнув над ним.

— Так? Или это слишком для вас, мистер Дамблдор? А может, недостаточно? Передумали уже?

Альбус упрямо откинул голову, искоса глядя на Лера, бросая ему вызов, играя и чувствуя себя невероятно живым. И Геллерт, сдёрнув с него брюки, приник к губам Ала в поцелуе, жёстком и немного болезненном.

*

Утро выдалось прохладным, но солнечным, что вполне устраивало Гарри, и он, прежде чем аппарировать, прошёлся пешком до конца главной улицы Годриковой Впадины. Тишина и спокойствие расслабляли, а то, что можно было широко улыбаться, не опасаясь, что тебя посчитают психом и быстро вызовут либо священника, либо отряд врачей из больницы Святого Мунго, невероятно радовало. Моргана! Да что с ним такое происходило? Ни разу за почти девятнадцать лет своей довольно-таки… эм-м, разнообразной, если это было подходящее слово, жизни он не чувствовал себя так. Не был готов взлететь без метлы. Не был готов кричать на весь мир, чтобы он узнал о его счастье. Не был готов, как идиот, глупо улыбаться во все тридцать два. Бо-о-оги, неужели он правда влюбился?..

Кафе встретило его успокаивающей тишиной, для которой больше подошло бы описание «одинокая», и блеском чуть ли не всех поверхностей — столов и стойки, подносов, картин и даже, казалось, двери в кладовую. Лидия же — ну, в принципе, на то она и была Лидией — приветствовала его хмурым взглядом и по-маньячески бодрым видом. Гарри непроизвольно задался вопросом, не стоило ли ему уже начать бояться.

— Ты живой, — едва он переступил порог, отметила она. — Прекрасно.

— Да, и тебе хорошего дня, — улыбнулся Поттер. Вот просто так взял и улыбнулся. Без всякого повода. Потому что захотелось.

Пройдя в кладовую, он сдёрнул с крючка идеально-чистый накрахмаленный фартук и, надев его, наскоро завязал за спиной. Всё это время Лидия неотрывно и как-то подозрительно следила за ним. Гарри вскинул брови, безмолвно интересуясь, в чём было дело.

— Ты какой-то странный, — нахмурилась она. — От тебя за сотню шагов несёт радостью. Очень… страшно с таким тобой находиться рядом. Вдруг окончательно сойдёшь с ума и начнёшь, к примеру, петь.

Гарри рассмеялся и, отыскав в памяти лёгкую и незамысловатую мелодию, принялся её насвистывать. Не пение, конечно, но хотя бы что-то, чтобы подыграть Лидии. И, к слову, если бы он начал петь, то, скорее всего, действительно сошёл бы с ума, прихватив с собой всех окружающих в радиусе десяти метров. Вот тогда точно было бы весело и грустно одновременно. Поняв, что он делал, Лидия закатила глаза, всем своим видом показывая всё, что думала о нём в это мгновение. Поттер усмехнулся. Ну, он и без того знал, что был невероятно милым и всё такое, но принять это от девушки, тем более такой, как Лидия, было довольно-таки приятно. А ещё он поймал себя на мысли, что намного приятнее это было бы услышать из уст другого человека.

— Всё, — недовольно заворчала Лидия, нервно одёрнув фартук. — Иди открывай кафе и принимайся за работу.

Гарри беззаботно пожал плечами и, продолжая насвистывать себе под нос уже успевшую привязаться мелодию, направился к двери. Когда он уже положил ладонь на ручку, Лидия бросила ему вслед:

— И прекрати петь! Бесит просто жутко!

День был ясным и солнечным, все люди (ну, кроме Лидии, естественно) — довольными, улыбчивыми и красивыми, а может, Гарри так только казалось, но в любом случае настроение у него было приподнятое, и он нисколько не возражал. Он постоянно улыбался, был предельно вежлив, даже не делая над собой усилий, что не было такой уж большой редкостью. Гарри был доволен, были довольны клиенты (не все, конечно, но все люди на свете и не могут быть довольны одновременно, а кто-то вообще не умел быть довольным и постоянно портил мир, не позволяя ему стать совершенным), мистер Гэмптон, высунувший голову из кабинета, тоже был доволен — благосклонно кивнув, он, как всегда, не задержался и снова скрылся за дверью.