─ А вы знаете, я бы предложила вам фьюжн. Размеры квартиры позволяют этот стиль. А в нем можно все! Мне кажется, он все ассимилирует и выдаст вашу индивидуальность на границе возможного и дозволенного. Такой своеобразный коллаж, подчиненный одной идее.

Куколка опять смотрит на меня как на факира.

«Определенно мне нужно научиться проще и площе формулировать свою мысль, как скульптору, отсекая все ненужное и витиеватое».

─ Знаете, вам нужно выбрать концепцию для своего жилища. Ну, например, «Уютное гнездышко», или «Яркое лето», или «Жизнь ─ путешествие», или…

Я намеренно беру паузу и держу ее столько, сколько это возможно. Куколка оживает:

─ А можно выбрать две?

Я выпадаю из своей реальности:

─ В смысле?

─ Ну можно выбрать две концепции?

─ Конечно, можно все! Особенно в этом оформительском стиле. Но я все-таки вам порекомендовала бы остановиться на одной идее. И тогда она как стержень будет объединять, цементировать визуальный образ. Без этого смыслового стержня интерьер будет разваливаться…

Куколка заводит глаза к потолку, наглядно иллюстрируя фразу из любимого нами детского мультфильма: «У меня есть мысль, и я ее думаю». Потуги выдать единственный и неповторимый концепт, апеллирующий к уникальному опыту владельца идеи, заставляет меня отнестись к ней сочувственно и с пониманием. Я с готовностью предлагаю ей совместное творчество:

─ Любая законченная мысль. Может быть, любимый стиль музыки, страна, где вы любите путешествовать…

Я устала ловить профилем порывистые взгляды Маши и теперь уже сама стремительно смотрю на нее. По искрам, которые нет-нет да и мелькают в глазах куколки, я понимаю, что некоторые идеи все-таки посещают эту прелестную головку. «Депутат» окончательно млеет то ли от наших совместных умствований, то ли от вида интеллектуализирующей куколки. Так умиляются неразумным детям. Я вдруг начинаю понимать, почему они вместе. И что он получает от нее ─ незатейливой, как цветок фиалки. Вдруг куколка медленно возвращает глаза на своем лице на место. Они наполнены смыслом и вожделением. Я понимаю, концепт рожден в нереальных муках! И от своего она уже не отступится. «Аллилуйя!»

─ Любовь, ─ с придыханием выдыхает она.

─ Блес-тя-а-а-щая идея! ─ у меня вырывается стон облегчения.

«Идея действительно неплоха, несмотря на всю широту своей трактовки. Мужчина и Женщина. Адам и Ева. Ромео и Джульетта. Самое главное, что в этом образе присутствует сильная эмоциональная составляющая, которую можно привнести в ассоциативные связи между предметами, вещами и аксессуарами».

─ Да, и я люблю Италию. Я туда шопиться езжу.

«Еще одна зацепка. Теперь необходимо выяснить ее музыкальные пристрастия. Надеюсь, это будет музыка не в стиле „О боже, какой мужчина!“ Но это уже, друзья мои, без меня!»

─ Мария, как можно более размытые границы ─ вертикальные, горизонтальные… Выберите основной колор. Пусть это будет белый или более теплый ─ сливочный цвет. Ну, понятно, что он не будет играть роль первой скрипки в нашей с вами цветовой истории. Я рекомендую использовать яркие колористические пятна: лимонный, терракотовый, кобальтовый цвета. В том числе цвет фуксии. Можешь попробовать изменить привычную геометрию дверных и оконных проемов. Но сделай это в едином дизайне и размере. Я думаю, наши клиенты оценят это. И, конечно, можно поиграть с пространством зеркалами. Пусть они создают иллюзию коридоров даже там, где их нет. ─ Конечно, я говорю все это исключительно для куколки. Маша блестяще чувствует особенности стиля фьюжн. ─ А сейчас я вынуждена вас покинуть… Была рада нашему знакомству!

Куколка вдохновенно сияет глазами и даже заметно хорошеет. Я вновь в ореоле лучей понимания-мудрости:

─ Надеюсь, мы еще увидимся с вами! Во всяком случае, вы всегда можете на меня рассчитывать.

«Депутат» любезно привстает, провожая меня из переговорной. Мы обмениваемся энергиями, и я чувствую, что он доволен. Это как в стиле фьюжн-интерьеров ─ прогнозируемое, ожидаемое взаимопроникновение культур и субкультур.

Я погружаюсь в работу, но и она на сей раз не спасает от гнетущей мысли, что Марго скоро переедет в мой дом. Этим все сказано. И не будет уже дома в том привычном понимании этого слова, когда мой дом ─ моя крепость. Не будет, а будет что-то другое… У меня есть еще один уникальный дар. Если я не могу принять действительность, мое воображение, рисуя какие-то очень примиряющие картины, позволяет мне иначе к ней относиться… Но сейчас воображение молчит. Может быть, потому что сегодня был особенно насыщенный день, который закончился деловым ужином с партнерами в итальянском ресторане. Я наливаю себе немного коньяка и достаю из холодильника нарезанный прозрачными ломтиками лимон. На этот раз коньяк не идет, вернее, обжигая гортань, не вызывает образ, от которого можно оттолкнуться в фантазии про мой дом с Марго… И тогда я начинаю воссоздавать яркие образы своего детства, доставая воспоминания из своих закромов, словно банки с соленьями из погреба…

…Я всегда знала, что в нашей семье главная фигура ─ это мама. Марго, как называли ее дома и вне его. Во всяком случае, те, кто относился к ближнему кругу семьи, могли себе это позволить. Для остальных она была Маргарита Германовна ─ заслуженный работник управленческого аппарата Министерства культуры. Она всегда знала, что на работе у нее есть негласное прозвище ─ Королева Марго. Прозвище льстило и укладывалось в прокрустово ложе ее представления о себе. Думаю, поэтому она позволяла ему быть. Марго очень гордилась своей министерской работой в отделе изобразительных искусств. Для меня мать всегда была созвучием нескольких сущностей ─ стать, стиль, самка, сила, самодержавие, снобизм, страсть. Почти как теория «Семь Пи» в маркетинге, ─ в сущность или сучность Марго были намертво замурованы «Семь С». Они настолько въелись в ее существо, что позволяли воспринимать ее целостной и монолитной.

Женщиной она была высокой и статной, широкой в кости, всегда следила за своей фигурой. Любила себя, впрочем, всякой. Это позволяло не обабиться, нести свою стать с поистине царственным величием. Интеллигентные родители Марго (моя бабушка была учительницей истории, а дедушка ─ профессором математики в МГУ) напитали не только душу, но и разум. Семья как благодатная почва, в которую высаживают деревцо. Корни вбирают в себя родовые соки ─ историю рода, древнюю его память. Это то, что называют генетикой. Марго страшно гордилась своей семьей. Правда и то, что именно семья нанесла Марго основную детскую травму, которую она отрабатывала всю свою яркую, успешную, наполненную суетой сует жизнь. Когда бес толкнулся в ребро, папа-профессор внезапно покинул семью. Ушел к своей аспирантке ─ серой мышке в очочках. Преступная связь, которая длилась, вероятно, не один год, не была заметна домочадцам. Дедушка тщательно скрывал ее. И уходил он как вор, который выносит из дома семейное благополучие. Всю свою жизнь он занимался наукой. У него были потрясающие работы в сфере теории чисел. Он всегда решал сложные математические задачи, пытаясь найти для них простейшие методы решения. Но найти решение, как сделать всех вокруг себя счастливыми ─ жену, любовницу, собственную дочь, ─ так и не смог.

Он побросал в спортивную сумку свой нехитрый скарб ─ несколько костюмов, дюжину рубашек, галстуки, которые Нина Георгиевна с таким упоением доставала на промтоварных складах, из-под прилавка в крупных магазинах. За книгами потом приехала «газелька» с предусмотрительно нанятыми грузчиками. На столе моя бабушка ─ мама Марго ─ нашла записку: «Устал. Люблю другую. Ухожу». Мне кажется, именно тогда Марго решила: чтобы чувствовать себя сильной и независимой, нужно контролировать ситуацию. Она всегда была эмоциональным стержнем дома. Моей бабушке Нине Георгиевне, мягкой, уступчивой, домашней, было далеко до властолюбивой дочери. Эго Марго звучало громко и ненасытно. И это было бы полбеды… Но со всей мощью оркестра рефреном ее личности проходила тема: «Все, кто эмоционально зависит от меня, слабые и непрактичные люди!» Черно-белое восприятие мира облегчало интерпретацию жизни и отупляло сердце. У нее легко получалось игнорировать боль и эмоции других людей. Но это не потому, что она ─ монстр (хотя иногда мне казалось, что это так), а потому, что она удивительным образом отрицала свои эмоции. И в первую очередь свою боль… Нина Георгиевна так и не оправилась после бегства дедушки и даже много позже, вынужденно комментируя факт его ухода из семьи, впадала в самоиронию: «Уж полночь близится, а Германа все нет!» Марго истово приняла на себя роль семейной Жанны д’Арк, хотя с отцом тайно встречалась. И даже пользовалась его протекцией при поступлении в вуз и устройстве на работу.