Справедливости ради нужно отметить, что он был хорошим репортером ─ стремительным, профессиональным, востребованным. Работал в «Независимой», потом в «Новых известиях». Побывал практически во всех горячих точках. Сейчас это словосочетание стало фигурой речи, тогда от него веяло могильным холодом, кровью и бедой. Его страсть к профессии неизменно вызывала уважение. Правда, если бы не манера Егора бахвалиться, рассказывать небылицы и страшно собой гордиться. Он имел на это абсолютное право, если бы его гордыня не выступала впереди него. Сквозь линзу крайней благорасположенности к себе его Я проступало уродливо, искаженно, как из кривого зеркала. В этом состоянии ему непременно нужно было уничижать чужие таланты и достижения. А поскольку я всегда находилась рядом, чаще всего попадала под раздачу. Это лишало меня опоры рядом с ним, как будто у меня оторвали крыло, как у бабочки, и я, трепеща одним, уже не могла взлететь.

Зачем же я вышла за него замуж? Ох, на протяжении многих лет я честно пыталась самой себе ответить на этот вопрос… Поначалу я тоже свято верила в его гениальность. А потом всякий раз, когда я собиралась уйти от Егора, он начинал печалиться глазами. И становясь почти трагически красивым, обреченно спрашивал меня: «Уходишь?» Я молчала или, наоборот, торопилась ответить: «Да, ухожу». Торопилась, потому что очень боялась своего сострадания. Он вздыхал, переполняясь жалостью к себе: «Как же я без тебя? Я же люблю тебя, Дина…» Иногда за любовь мы принимаем нашу возможность отражаться в другом человеке как-то особенно благородно, красиво или величественно. Егор любил свое отражение во мне. Я испуганно молчала, почти физически ощущая нежность, которая начинала подниматься откуда-то из недр моего женского естества: «Как же он без меня?» Я знала, что, если сейчас уйду от него, потеряю покой и сон и в своем внутреннем зеркале вдруг увижу какие-то страшные вещи ─ свой эгоизм или гордыню. Такое отражение мне не очень по душе. Всегда приятней лицезреть лик святой мадонны. Страдать с чувством удовлетворения, все понимая про величие своей души и святости. Засыпать с чувством нравственного комфорта и ощущения своей силы. Когда ты все что угодно ради другого… В противном случае муки совести лишали меня покоя надолго. Они заставляли меня вновь и вновь переживать момент моего нравственного падения. И получалось, что я жила не планами и предвкушением будущего, а вновь и вновь рефлексировала, обращая взгляд в прошлое, проигрывала событие, в котором мне наконец вроде бы удалось отстоять свои границы, но при этом попрать интересы ДРУГОГО. В общем, я думала: «Он, конечно, монстр, но это ─ мой крест!» Иногда я все-таки уезжала от него к Марго на несколько дней. Накачанная ее решимостью, как наркотиком, почти верила, что вот теперь уже совершенно свободна от своей ответственности за непризнанный гений Егора. Но он приезжал (самый большой период нашего расставания длился неделю) жалкий и побитый жизнью, умолял вернуть на место зеркало, в котором отражался во всем блеске своего таланта и величия. Я преисполнялась чувством долга и вины за невыполненные обязательства и не без колебаний возвращалась в наш дом. Колебания раз от раза становились продолжительней и мучительней. Мне все сложнее было выбирать его.

И тут наконец я забеременела. Эта история требует отдельного рассказа. Егор, конечно, инстинктивно чувствовал во мне материнскую сущность. Хотя какое-то время мы с удовольствием жили для себя. Мне было трудно захотеть ребенка, ведь я его уже имела в лице Егора. «Дина, где мои носки? Ты не видела, где я оставил свои очки? Не подскажешь, мой костюм забрали из химчистки?» И кульминация: «Ди-и-и-на!!! Где мой билет? Через час регистрация, я не могу его найти!» Но стремление реализоваться как мама в каждой женщине заложено генетически. Это сродни земле, которая принимает в себя семя, напитывает его соками, растит из себя. Слова Егора, которые он интуитивно произносил не то чтобы с целью ввести меня в заблуждение, но сделать приятное: «Ты ─ единственная женщина, с которой я хотел бы иметь ребенка», ─ попадали в цель. Хотя воспринимать себя в расцвете красоты и сексуальности как эротический объект было значительно приятней. Это был золотой век наших отношений. Егор привнес в мою жизнь здоровую долю авантюризма. В ней было много радости, путешествий, смеха, встреч с друзьями, много интеллектуальных разговоров о прочитанных книгах и просмотренных фильмах, окрашенных непрерывным желанием друг друга. Секс заменял близость. Во мне пышным цветом расцвела самка. Он разбудил во мне женщину. Из кокона юной девочки-подростка вдруг проклюнулась роскошная бабочка ─ свободная, фантазийная, агрессивная в своем вожделении, искушающая, дарящая наслаждение, непредсказуемая, балансирующая на грани кротости и дерзости, нежности и задора, заботы и отстраненности, похоти и романтизма. Я не родилась такой, я стала такой с Егором. И буду благодарна ему за это всю свою жизнь. Я перестала опасаться мужчин, начала чувствовать и понимать их. Я расцвела тогда невероятно. Я всегда была довольна своей внешностью ─ стройная брюнетка с великолепной фигурой, выразительным чувственным лицом. Но в момент осознавания своей сексуальности я умела лучиться светло-серыми, почти прозрачными глазами, что придавало особый шарм и наделяло животным магнетизмом. Со мной знакомились везде, стоило мне только появиться. Я искренне не понимала нытье других женщин о том, как трудно найти достойного мужчину или что все мужики ─ козлы. Во мне сформировалось очень ценное убеждение: «Ее величество встреча возможна всегда, в любом возрасте, везде ─ даже за углом, ─ если ты к ней готова!» Именно тогда моя внутренняя королева была возведена на пьедестал окончательно и бесповоротно. И в этом есть однозначная заслуга Егора. Золотой век наших отношений был возможен только на паритетных началах. Он поддерживал на пьедестале мою внутреннюю королеву, мне легко было верить в его гениальность. Я делала это изящно, привнося в свою веру творческие идеи. И это неплохо работало на укрепление нашей семьи.

Все закончилось, когда я объявила Егору о своей беременности. Как это водится, произошло это неожиданно для нас обоих. Как только догадка моя подтвердилась, я, конечно, приняла решение оставить ребенка. Егора как подменили. Он забыл о трепетных фразах, что только со мной хотел бы иметь детей. И был безобразно категоричен в том, что иметь он никого не хочет. Сейчас к ним не готов. И будет готов не раньше чем через пять лет. Меж тем мне было еще тридцать. Но для первой беременности ─ уже. Никогда не забуду термин «старородящая». Прерывание беременности в таком возрасте могло бы привести к невозможности реализовать свой материнский инстинкт когда-либо. Я всерьез задумалась… И ─ аллилуйя! ─ выбрала себя. То есть ребенка, о чем незамедлительно сообщила Егору. Сказать, что он сильно удивился, ─ не сказать ничего. Я, тяжелея день ото дня, наливалась внутренней решимостью. Самка уступила место матери, но не Егора, а нашего будущего ребенка. Королева внутри меня оставалась на пьедестале, задремав на какое-то время. Все аргументы мужа разбивались, как волны об утес, о мою решимость и непреклонность. Он умолял, переходил к угрозам, что с ребенком уже никогда не будет так, как без него (как будто для меня это было не очевидно!), скорбел, впадал в депрессию, уходил из дома, возвращался ─ я была неумолима. «Ты можешь уйти, но ребенок будет! И больше я не желаю это обсуждать».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.