Наиболее ранней опубликованной работой о жизни и деятельности Коменданта была брошюра известного писателя, в то время солдата I бригады Вацлава Серошевского[180] под названием «Юзеф Пилсудский». Она была издана в Пиотркове, в первую годовщину выступления легионов. Это своего рода попытка перебросить мостик между давней легендой конспиратора и формировавшимся в то время образом командующего. Много места Серошевский посвятил деятельности Пилсудского в ППС, очищая ее почти полностью от каких-либо общественных оттенков и акцентируя прежде всего внимание на целях партии в борьбе за независимость.

«Он не имел крыши над головой, — шлифовал Серошевский возвышенный образ «человека подполья», — и почти никогда не имел денег, так как каждый грош, полученный от друзей или добытый другим путем, нужно было сразу же вкладывать во все расширяющуюся и вечно нуждающуюся в помощи партийную работу. Отсыпался в вагонах во время переездов из города в город, на скамейках в рано открывавшихся костелах, ночевал в загородных садах, в заброшенных домах, на кирпичных заводах и в других подобных пристанищах…»

Самые значимые страницы были заполнены описанием достоинств гениального, идеального командующего. «Доверие солдат Пилсудского к своему вождю, — подытоживал писатель и улан в одном лице, — вера в его воинский талант, в его предусмотрительность и заботу о судьбах подчиненных, вера в непоколебимость и правоту его характера, в его горячую любовь к Родине были так велики, что не существовало трудных воинских дел, на которые бы они не пошли, если бы он приказал. Может ли быть более высокой похвала и награда для командующего?

Если добавить к этому необыкновенную обаятельность обхождения, любезность, вежливость, доступность Пилсудского, милую шутливость его речи и прежде всего большую простоту в поведении, то мы поймем очарование, которому поддаются почти все, кто приближается к этому современному рыцарю.

Его сила таится не только в солдатчине и даже не в том, что он создал легионы и что умеет ими руководить, а в том, что он имеет великий, неповторимый идеал. <…> Я мог бы говорить так без конца, — делал вывод Серошевский, — черпая примеры из деятельности этого человека, жизнь которого была фантастической сказкой, а личность постепенно становится народной легендой. Но считаю, что образ его и так достаточно выразителен, а окончательно завершат его будущие деяния».

Стоит добавить, что это эссе, дополняемое и уточняемое, позднее издавалось многократно: в 1916, 1917, 1920, 1921, 1926, 1933, 1934-м и последующих годах. Оно также переведено на многие иностранные языки. Со временем в нем зашлифовывалось все то, что в первом издании было наиболее существенным: идеализированный портрет конспиратора трансформировался в миф первого солдата Речи Посполитой.

Потому что проблема была достаточно щепетильной. Сторонники Пилсудского, относящиеся к другой, чем Серошевский, группе, то есть проповедовавшие более правые взгляды, с неохотой вспоминали о партийном, социалистическом прошлом Коменданта. В этих сферах было просто бестактным напоминать о том, что почитаемый ныне вождь лишь пару лет назад нападал с браунингом на почтовые поезда. Не имело значения, что такие поступки диктовались ему любовью к Родине. Для лиц из так называемого общества ссылки на это лишь в незначительной степени служили сглаживанию впечатления о «гангстерских» его акциях.

Следовательно, об этих делах писали фразами, полными недомолвок, нередко граничащими с неодобрением. В биографическом очерке, помещенном в «Календаре Главного национального комитета на 1916 год», в частности, была такая запись: «Он ничего не понимал в жизни, кроме одного — кроме того, что родился, чтобы быть с мечом. К этой центральной своей идее он сразу пошел напролом. Политиканствовал. Издавал газету. Обмакивал в своих снах перо и писал слишком просто и слишком прямолинейно…»

В сетях политических ловушек запуталась также легенда о Пилсудском, созданная в среде левых партий. Понятно, здесь не скрывалось его революционное прошлое. Неудобство доставляло нечто иное — все более заметный отход от партии, которой он посвятил более десяти лет своей жизни. Однако и с этой проблемой справились, пропагандируя версию о переходе вождя к деятельности на благо всего народа.

«Пилсудский, — писал весной 1916 года «Роботник», — рожден быть вождем и с молодых лет, с момента создания ППС, был вождем. <…> В обычные времена вождь партии, с которой история так тесно связала его имя, партии, которая в течение многих лет столь славно работала во имя независимости; ныне Пилсудский стоит над партиями, на выдающемся, орлином месте, окидывая очами весь кругозор польских дел; вождь всей борющейся Польши, к которому устремлены преданные взгляды всех нас, солдат и политиков».

Таким образом, идеализированный образ Пилсудского благодаря другой расстановке акцентов могли одновременно создавать люди различных политических взглядов. Этот подход оказался чрезвычайно удобным и в результате обеспечил Коменданту исключительную популярность. С этой минуты, вплоть до смерти и долгое время после нее, Пилсудский представал иным почти в каждом слое общества. Каждый из его поклонников почитал специфический, отличавшийся от других образ.

Конечно, в этих картинах были определенные общие черты. Правда, постепенно они подвергались трансформации, но в конкретные периоды синтезировали стереотипное и легендарное представление личности. В годы Великой войны таким доминирующим элементом были личные достоинства вождя. Акцентировала их, собственно, уже цитировавшаяся брошюра Серошевского. Широко представляли их и другие издания. Невозможно перечислить все названия, однако стоит привести два наиболее знаменательных примера.

Автор анонимной брошюры, носящей красноречивое название «Вождь борющейся Польши», писал в 1916 году: «В столь переломное для Польши время, в минуту, когда судьба наша может решиться на столетие вперед, каждый поляк испытывает потребность порядка в народе, ищет вокруг себя руководителей, которые бы взяли в крепкие руки штурвал наших дел, а усилия индивидуумов и групп объединили в одно, избавительное для Отчизны целое.

Временами слышны жалобы, что среди нас таких людей нет. Если бы так было на самом деле, если бы из нашего народа не выросли мужи, достойные тех великих задач, которые встали перед нами, можно было бы усомниться в Польше и поляках. Но это не так.

Об одном из тех, кто должен пользоваться всеобщим доверием, мы хотим сказать несколько слов. Это — Юзеф Пилсудский.

О Пилсудском недавно знали лишь борющиеся с захватчиками члены тайных, заговорщических организаций; там знали и любили его с давнего времени. Весь народ заметил его только во время войны уже как зрелого мужа, который в течение десятков лет труда готовил себя, чтобы стать на высоте задач в решительную, решающую для Польши годину».

И еще один пример, почерпнутый из изданной в 1917 году работы «Вождь и народ» некоего Акста. Под этим псевдонимом скрывался Станислав Бачиньский, тогдашний сторонник Пилсудского, позднее — в межвоенный период — его противник и критик с левых позиций (сегодня известный уже только как отец выдающегося поэта Кшиштофа Камиля). Строчками, выдержанными в младопольском стиле, автор доказывал: «Пилсудский повернул карты нашей истории и, становясь собственностью народа, наложил свой отпечаток на повседневный бег нашей жизни». Это — человек, видящий будущее за всех, сознательно ведущий — на фоне общего бессилия — войну. Никто не сравнится с ним. Противники, «выросшие из польской нищеты, соорудившие на ее болотистой почве теплицы для своих болезненных амбиций и жившие в этой нищете до войны, личности полупризрачные, без явно выраженного пола, символические личности бессилия, пытаясь соревноваться с Пилсудским, не понимали, что он уже стал человеком, который либо вознесется до вершин, не доступных для их близоруких зениц, либо рухнет, но на их вызов не ответит — по праву подвига своего, которого никто не вычеркнет из истории и никто не повторит».